Брошкевич, Ежи

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ежи Брошкевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Ежи Брошкевич
польск. Jerzy Broszkiewicz
Дата рождения:

6 июня 1922(1922-06-06)

Место рождения:

Львов

Дата смерти:

4 ноября 1993(1993-11-04) (71 год)

Место смерти:

Краков

Гражданство:

Род деятельности:

писатель, прозаик, драматург, эссеист, публицист.

Язык произведений:

польский

Ежи Брошкевич (польск. Jerzy Broszkiewicz 6 июня 1922, Львов — 4 ноября 1993, Краков) — польский писатель, прозаик, драматург, эссеист и публицист. Российскому читателю в основном известен по переводам детских произведений.





Биография

В 1940 году, окончив среднюю школу и музыкальную школу, поступил в Музыкальную академию во Львове, который незадолго до того вошёл в состав СССР. Во время немецкой оккупации Львова (19411944) занимал должность «кормителя вшей» (человека, на теле которого в экспериментальных целях разводят вшей) в Институте исследования тифа и вирусов, которым руководил Рудольф Вайгль. В 1944 году переехал в Краков. В 1945 году прекратил музыкальные занятия и занялся литературным творчеством.

В 1945—1947 годах сотрудничал с редакцией еженедельника «Odrodzenie» (Возрождение) и журнала «Teatr», затем в 1947—1948 годах редактировал журнал «Ruch Muzyczny» (Музыкальное движение), позднее журнал «Muzyka». Многолетний литературный руководитель Народного театра в Новой Гуте. В 1953 году стал членом редакции журнала «Przegląd Kulturalny» (Культурный обзор).

Творчество

Литературное творчество Брошкевича было очень разнообразным.

Дебютировал в 1945 году в журнале «Odrodzenie» рассказом «Моника». Первой выпущенной книгой была повесть о гетто «Ожидание», за которую получил премию Краковского округа.

Следующей книгой была повесть о Фредерике Шопене «Форма любви», за которую получил Государственную премию II степени. В 1971 году повесть «Долго и счастливо» получила премию Центрального совета профсоюзов. В 1982 году получил Государственную премию I степени за все своё литературное творчество в целом.

Автор многих повестей для детей и юношества, написанных в 1960-е и 1970-е годы; из них часть относится к научной фантастике.

Помимо этого, Брошкевич был драматургом, автором более 20 произведений для театра, ТВ и радио, фельетонистом, сценаристом телепередач и фильмов. Ряд его произведений были поставлены за рубежом — в Европе, Мексике, Новой Зеландии и США.

В целом его произведения были переведены на 19 языков, а общий тираж произведений превысил 1 млн экземпляров.

Личная жизнь

В Кракове жил в районе Кроводжа. Жена — Эва, дипломированный доктор медицины, врач-психиатр[1][2][3], дочь Ирена — математик, супруга видного предпринимателя, директора «Пивницы под Баранами» Петра Ферстера.

Библиография

Повести для детей и юношества

  • Opowieść olimpijska (Олимпийская повесть, 1948)
  • Opowieść o Chopinie (Повесть о Шопене, 1950; адаптация «Формы любви»)
  • Jacek Kula (Яцек Куля, 1952)
  • Emil! Emil! (Эмиль! Эмиль!, 1954)
  • Wielka, większa i największa (Одно другого интереснее, 1960; вошла в учебник для 5-го класа школы, на её основе снят одноименный сериал).
  • Ci z Dziesiątego Tysiąca (Те из Десяти тысяч, 1962; научная фантастика), на русский вышел под названием «Трое с Десятой тысячи».
  • Oko Centaura (Nasza Księgarnia (1964; научная фантастика; продолжение «Тех из десяти тысяч»)
  • Długi deszczowy tydzień (Вторая дождливая неделя, 1966; продолжение «Одно другого интереснее»)
  • Kluska, Kefir i Tutejszy (Лапша, Кефир и Местный, 1967)
  • Mój księżycowy pech (Моя лунная удача, научная фантастика, 1970 и 1976)
  • Mister Di (Мистер Ди, 1972)
  • Samotny podróżny (Одинокие путешествия, 1973; на её основе снят телесериал «Коперник» с Анджеем Копичинским)
  • Bracia Koszmarek, magister i ja (Братья Кошмарек, магистр и я, 1980)

Другие повести

  • Oczekiwanie (Ожидание, 1948)
  • Kształt miłości (1950 или 1951; на её основе снят приключенческий фильм Молодость Шопена)
  • Imiona władzy (Имена власти, 1957)
  • Długo i szczęśliwie (Долго и счастливо, 1970)
  • Dziesięć rozdziałów (Десять разделов, 19711974)
  • Doktor Twardowski (Доктор Твардовский, 19771979)

Драматические произведения

  • Imiona władzy (Имена власти, 1957),
  • Jonasz i błazen (Иона и шут, 1958)
  • Dwie przygody Lemuela Gulliwera (Два приключения Лемюэля Гулливера)
  • Dziejowa rola Pigwy (1960)
  • Skandal w Hellbergu (Скандал в Хельберге, 1961)
  • Głupiec i inni (Дурак и другие)
  • Koniec księgi VI (Конец книги VI)

Напишите отзыв о статье "Брошкевич, Ежи"

Примечания

  1. [nauka-polska.pl/dhtml/raporty/ludzieNauki?rtype=opis&objectId=61945&lang=pl Profil Ewy Broszkiewicz w bazie danych ludzi nauki polskiej]
  2. [www.nil.org.pl/xml/oil/oil72/gazeta/numery/n2009/n200901/n20090114 Fragment książki Prekursorzy medycyny polskiej]
  3. [alpha.bn.org.pl/search~S5*pol?/tPrekursorzy+medycyny/tprekursorzy+medycyny/1%2C2%2C2%2CB/frameset&FF=tprekursorzy+medycyny+polskiej+t++++1&1%2C1%2C Informacja o książce w katalogu Biblioteki Narodowej]

Литература

Ссылки

  • publ.lib.ru/ARCHIVES/B/BROSHKEVICH_Eji/_Broshkevich_E..html

Отрывок, характеризующий Брошкевич, Ежи

– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.