Кольбе, Ежи
| Ежи Бронислав Кольбе | ||||||
| Jerzy Bronisław Kolbe | ||||||
 | ||||||
| Род деятельности: |
Горный инженер, преподаватель | |||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Дата рождения: | ||||||
| Место рождения: |
Гродзец | |||||
| Гражданство: | ||||||
| Дата смерти: | ||||||
| Место смерти: | ||||||
| Отец: | ||||||
| Мать: |
Полина Монсёрская | |||||
| Дети: |
Витольд (род. 1939) | |||||
| Награды и премии: |
| |||||
Ежи Бронислав Кольбе (польск. Jerzy Bronisław Kolbe, 3 ноября 1906, Гродзец — 12 апреля 1977, Катовице) — горный инженер, профессор Горно-Металлургической Академии им. Станислава Сташица в Кракове (Польша).
Содержание
Биография
Был сыном горного инженера Бронислава Кольбе и сестры Виктора Монсёрского[1], Полины (девичья фамилия — Монсёрская). В 1924 году получил аттестат зрелости в гимназии имени Николая Рея в Варшаве. В 1930 году закончил Горно-Металлургической Академии имени Станислава Сташица в Кракове, получив диплом горного инженера с отличием. Студенческие практики проходил в шахтах «Гродзец», «Дядя» и во французском Не-ле-Мин. В 1931 году был рабочим в американских шахтах «Барни» и «Гамма» во Флат Грик (штат Алабама). В 1932 году вернулся в Польшу и до 1933 года работал бригадиром отдела в шахтах «Семяновице», «Рыдултовы» и «Анна»[2]. Позднее с 1934 по 1939 год работал в управлении акционерного предприятия Годуля и Вирек, Шахты в Хебзе и Катовице. Эта фирма была собственником шахт «Литандра» и «Хиллебранд», позднее объединённых под названием «Ванда-Лех»[3]), «Карл» и «Павел»[4]. В конце этого периода перед началом Второй мировой войны руководил инспекцией шахт. В начале войны остался без работы, позднее начал работать в архиве и отделе регистрации шахты «Гродзец». В 1943 году переехал в Краков, где начал работать в Отделе тепловой техники Государственного Исследовательского Института[5].
С февраля 1945 года участвовал в принятии и запуске шахты «Польша» в Свентохловице и «Силезия» в Хропачове. В марте 1945 года перешёл в Центральное управление угольной промышленности в Катовице, где работал в должности начальника отдела планирования, в следующем году был повышен в должности, работал директором Департамента планирования и руководил семью отделами. В 1950 году после реорганизации Центрального управления в Министерство горного дела и энергетики стал вице-директором Департамента планирования, откуда в 1955 году перешёл на такую же должность в Департаменте инвестиций, а в 1958 году стал его директором. В декабре 1964 года был назначен генеральным директором Министерства сельского хозяйства и энергетики.
В это же время одновременоо с работой в администрации промышленности с 1946 года преподавал в Горно-Металлургической академии имени Станислава Сташица в Кракове. В марте 1955 года защитил кандидатскую диссертацию и в октябре этого же года получил степень кандидата технических наук (в настоящее время соответствует степени доктора в Польше). В 1956 году получил титул экстраординарного профессора (ранее, в сентябре 1954 был номинирован на заместителя профессора), а с 1960 года стал руководителем отдела экономики и планирования на кафедре экономики и организации горного дела Горно-Металлургической Академии им. Станислава Сташица в Кракове.
В связи с длительной болезнью вышел на пенсию 1 января 1970 года.
Является автором более 80 публикаций на тему планирования, инвестиций, экономики, технологий и механики горного дела и др. Автор 37 рецензий кандидатских и докторских диссертаций.
Семья
В браке с Малгожатой Донау; сыновья Витольд (экономист, род. 1939) и Януш (шахтёр, род. 1943, трагически погиб в 1970 после нескольких дней работы в шахте недалеко от Кальяри на Сардинии).
Награды
- Орден Возрождения Польши (Командорский Крест и дважды Кавалерский Крест);
- Крест Заслуги (дважды Золотой Крест).
Напишите отзыв о статье "Кольбе, Ежи"
Примечания
- ↑ Виктор Константин Монсёрский (1873—1932) — польский журналист и издатель ежедневника "Expres Zagłębia" («Экспресс Домбровского угольного бассейна»)
- ↑ В настоящее время каменноугольная шахта Рыдултовы-Анна
- ↑ В настоящее время каменноугольная шахта Мир
- ↑ Шахта «Павел» («Paulus») в Руде Хебзе и «Карл» («Gotthard») в Ожегове были составной частью предприятия «Paulus Hohenzollern»; шахта «Карл» в 1970 г. была присоединена к каменноугольной шахте Шомберки
- ↑ Институт создан при участии Горно-Металлургической Академии им. Станислава Сташица в Кракове
Литература
- Некролог [в:] «Горно-инженерный Обзор» 1978 г., стр. 188—189
Отрывок, характеризующий Кольбе, Ежи
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
