Лот, Ежи

Ежи Лот

Ежи Лот (польск. Jerzy Loth; 4 августа 1880, Варшава, Царство Польское, Российская империя — 30 сентября 1967, Варшава) — польский географ, этнограф, путешественник, спортивный деятель. Педагог, профессор, ректор.

Биография

В 1917—1961 — профессор Варшавской школы экономики (в 1945—1946 — ректор), в 1921—1964 — профессор Варшавского университета.

Исследователь Африки, Северной и Центральной Америки (1903—1904). Жил среди индейцев мискито и сумо. В 1929 пересёк Африканский континент с юга на север.

В 1931 основал первый в Польше Ротари-клуб. Один из организаторов польского Географического общества. Член Славянского общества Польши.

В 1948—1961 — член Международного олимпийского комитета, позже — почётный член МОК. Соучредитель и президент Варшавского общества гребли, организатор первой гонки на Висле.

Президент Польского общества эсперантистов.

Автор целого ряда научных работ в области экономической и региональной географии.

Избранные труды

• Wykład geografii ekonomicznej ziem Polski w granicach przedrozbiorowych (1921),
• Zarys geografii politycznej (1925),
• Afryka Północna i Środkowa (в книге: Wielka Geografia Powszechna, 1928),
• Zarys dziejów rozwoju horyzontu geograficznego na tle historii odkryć (1928),
• Afryka (1936),
• Geografia gospodarcza Polski (1960),
• Geografia ekonomiczna ogólna (1959-60).

Похоронен на Лютеранском кладбище Варшавы.

Ссылки

• [portalwiedzy.onet.pl/65545,,,,loth_jerzy,haslo.html Loth Jerzy] (польск.)

Отрывок, характеризующий Лот, Ежи

Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.