Чешейко-Сохацкий, Ежи

Ежи Чешейко-Сохацкий

Ежи Чешейко-Сохацкий (польск. Jerzy Czeszejko-Sochacki; псевдонимы — Братковский, Брузда, Конрад и др.; 29 ноября 1892, Нежин — 4 сентября 1933) — деятель польского рабочего движения, публицист.

Биография

Родился 29 ноября 1892 в городе Нежин Черниговской губернии. Сын Вацлава Чешейко-Сохацкого, фармацевта, и Валерии, урожденной Богуславской. Метрическое свидетельство хранится в архиве Петербургского университета. Род Чешейко-Сохацких, согласно польским гербовникам, известен с первой половины XVI века, это была мелкопоместная шляхта. Валерия Богуславская — дочь писателя Эдварда Войцеха Богуславского; брат её, Эдвард Ромуальд Богуславский, был известным в своё время историком; сестра, Мария Богуславская,- автор книг для детей и юношества (Обо всех троих есть большие заметки в довоенном многотомном «Польском биографическом словаре»). В 1893 родители Е. Чешейко-Сохацкого переехали в г. Двинск Витебской губернии (ныне Даугавпилс в Латвии), где купили дом и аптеку. (В справочнике «Вся Россия» за 1903 год владельцами аптеки в Двинске значатся Э. Э. Богуславский — то есть брат Валерии — и В. В. Чешейко-Сохацкий).

В газете «Двинский листок» В.и В. Чешейко-Сохацкие, то есть Вацлав и Валерия, не раз упоминаются как жертвователи для бедных. В Двинске Ежи окончил реальное училище. В 1911—1915 учился на юридическом факультете Петербургского (Петроградского) университета, участвовал в студенческом движении. Был одним из организаторов в университете научного общества студентов-поляков, председателем общества студенты попросили стать профессора Бодуэна де Куртенэ. Сотрудничал в петербургской (петроградской) польскоязычной газете «Дзенник петерсбурски» (с 1914 — «Дзенник петрогродски»), первые корреспонденции в эту газету, о жизни двинских поляков, посылал ещё из Двинска, с 1909. В этой газете и в приложении к ней «Глос млодых» писал под псевдонимами, под инициалами J.Cz-S, под полным именем J. Czeszejko-Sochacki. С 1914 член польской социалистической партии (ППС), занимался организационной работой, публиковал статьи в прессе ППС. В 1917/1918 преподавал историю в варшавской гимназии, в 1918/1919 в учительской семинарии в Сеннице близ Варшавы. Весной 1919 был избран генеральным секретарем ППС. Выступал против участия ППС в правительстве. В марте 1921 вышел из ППС. В сентябре 1921 вступил в нелегальную компартию Польши (КПП), был кооптирован в её ЦК. В 1926—1928 — депутат польского сейма от КПП, известный оратор левых, выступал в сейме в защиту национальных меньшинств, выступал на митингах в разных городах Польши. В марте 1927 выступал в Париже на митинге, организованном Лигой Борьбы за Амнистию Политических заключенных. Выступил с докладом о Польше перед французскими парламентариями-коммунистами, выступал тогда также в Брюсселе. Известен был как Сохацкий. В 1928—1930 жил в Берлине. В 1928—1929 — член Политбюро ЦК КП Западной Украины. С 1929 член Политбюро ЦК КПП. В 1930—1932 представитель польской компартии в Коминтерне. С 1931 — кандидат в члены Президиума Секретариата Исполкома Коминтерна. В СССР жил под фамилией Братковский. С 1932 — редактор выходившего в Москве журнала «Z pola walki».

13 августа 1933 года был арестован (ордер на арест выписан 15 августа). Не подписал никаких протоколов. 4 сентября во внутренней тюрьме на Лубянке совершил самоубийство, в кармане его пиджака нашли написанную кровью предсмертную записку, в которой он отвергал предъявленные ему обвинения. Вдова узнала о его гибели год спустя, добившись встречи с прокурором Р. Катаняном, приезжавшим на место события. Реабилитирован посмертно в ноябре 1957.

С 1959 Ежи Чешейко-Сохацкий присутствует во всех польских энциклопедиях, но во многих фигурирует как Sochacki-Czeszejko (Сохацкий-Чешейко). Дочь — Астафьева, Наталья Георгиевна.

Старший брат Ежи Чешейко-Сохацкого, Стефан (1891—1934), участник революционного движения со школьных лет, в 1913 сослан в Сибирь (его упоминает как ссыльного в книге «Записки большевика» О. Пятницкий). В 1917 избран в Учредительное собрание по списку большевиков. В 1920-х был директором Самарского института зерновых культур, затем недолго директором Польского педагогического института в Киеве, в марте 1933 вернулся в Самару. В августе 1933 арестован, 1 июня 1934 расстрелян в Москве, посмертно реабилитирован в 1958. (Краткие сведения о нем см. в газете «Вечерняя Москва» 29 января 1991, с.4).

Тадеуш Чешейко-Сохацкий (1895—1940) стал польским офицером, капитаном артиллерии, со старшими братьями, Стефаном и Ежи, не общался. В 1939 — в лагере польских военнопленных в Старобельске. Расстрелян в Харькове в апреле 1940.

Литература

• Советская историческая энциклопедия т.15, М.1974,с.1002 (дана дата самоубийства — 4 сентября 1933)
• Украінська радянська енциклопедія т.16 К. 1964 с.179
• Biographical dictionary of the Comintern, by B.Lazitch, M.M.Drachkovitch, The Hoover Institution Press, Stanford university, Stanford, California, 1973, p. 176 (название заметки — «Сохацкий», в заметке ошибочно сказано, что он был расстрелян)
• M.K.Dziewanowski The Communist Party of Poland. An outline of history. Second edition. Harvard University Press, Cambridge, Mass., and London, England, 1976, pp. 98, 147, 168
• G.Iwański, J.Bratkowski. Jerzy Czeszejko-Sochacki/ Z pola walki,Warszawa 1960, № 4(12)ss.128-147 (есть фотография)
• Słownik historii Polski, Warszawa, Wiedza Powszechna, 1973, s, 67
• Slownik biograficzny działaczy polskiego ruchu robotniczego, t.1 A-D, Warszawa, Książka i Wiedza, 1978, cc.369-371
• Tragedia Komunistycznej Partii Polski. Redakcja naukowa J.Maciszewski. Warszawa, Książka i Wiedza, 1989, cc.49-50, 64, 115—118, 127, 202
• Н.Астафьева. Икар /Всемирное слово 1995 № 8, сс.35-37 (есть фотография)

Отрывок, характеризующий Чешейко-Сохацкий, Ежи

– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.