Ежова, Екатерина Ивановна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Екатерина Ежова
Имя при рождении:

Екатерина Ивановна Ежова

Дата рождения:

1787(1787)

Дата смерти:

1837(1837)

Место смерти:

Петербург

Профессия:

драматическая актриса

Гражданство:

Российская империя

Театр:

Императорские театры Российской империи

Екатерина Ивановна Ежова (1787—1837[1] или 1836[2][3]) — актриса Санкт-Петербургской императорской драматической сцены, фактическая гражданская жена драматурга князя А. А. Шаховского.



Биография

Екатерина Ежова окончила курс в Санкт-Петербургском театральном училище; была через некоторое время, не сразу, принята в Санкт-Петербургскую императорскую труппу: в 1803 году она дебютировала в роли Лизетты в комедии «Вертопрах», но лишь 4 июля 1805 была принята на службу в Императорские театры с жалованьем 700 рублей и 200 рублей квартирных[4]

Член репертуарной комиссии императорских театров князь А. А. Шаховской обратил внимание на начинающую актрису, понравившуюся ему ещё ученицей в театральной школе, где он преподавал, и вскоре ставшую его гражданской женой[3]. Шаховской открыто подчеркивал, что у них не интрижка, не тайная любовная связь, а открытое супружество. Так, вместе они прожили много лет, и актриса до конца своей жизни оставалась его фактической женой; и хотя в то время гражданские браки без церковного венчания не признавалась юридически и рождали двусмысленность в отношении женщины, всякий раз, когда Шаховской неоднократно предлагал Ежовой стать его законной супругой, она неизменно отвечала: «Лучше буду любимой Ежовой, чем смешной княгиней»[4]. Но поскольку юридически в то время брак не признавался, их дети носили фамилию матери[5]. Шаховской пережил жену почти на 10 лет.

Князь Шаховской был одним из просвещенных людей времени, с 1810 года являлся членом Российской академии, был действительным статским советником. Занимая должность члена репертуарной комиссии императорских театров, одновременно был и режиссёром, и педагогом, и театральным критиком, и драматургом. Он сочинил более 110 пьес, которые шли на императорских сценах, и конечно, главные женские роли в его пьесах предназначались в первую очередь для исполнения его женой. Среди них — «Любопытно, или догадка не в показ», «Фальстаф», «Всадники», «Притчи, или Эзоп у Ксанфа» и другие. В свои бенефисы она всегда ставила новую пьесу своего мужа, впрочем один раз была поставлена «Буря» Шекспира (первая постановка в России 28 сентября 1821 год, Александринский театр), однако и тут Шаховской был автором обработки текста пьесы.

Со временем Екатерина Ивановна перешла на роли в амплуа комических старух.

Творческие оппоненты Шаховского, например, арзамасцы, называли её весьма второстепенной актрисой и не раз подтрунивали над её исполнением пьес мужа — так во всяком случае утверждает известный литературовед Ю. М. Лотман в книге «Роман А. С. Пушкина „Евгений Онегин“. Комментарий»[6]. Известно, что в этом контексте фамилия Ежовой фигурировала в первоначальном варианте главы первой «Евгения Онегина» («Ежову вызвать для того, чтоб только слышали его» вместо «Моину вызвать…»)[7].

В то время единого постоянного театра в Петербурге ещё не было, и петербургская императорская труппа играла в различных помещениях на разных подмостках. Лишь начиная с 1832 года — открытия Александринского театра Е.Ежова вместе со всей драматической санкт-петербургской труппой стала работать на его сцене.

Были актрисами Петербургской императорской труппы и её сестры: Елена Ивановна Гусева[8] и Мария Ивановна.

Шаховской и Ежова, по моде времени, держали в своем доме салон, где проходили встречи с именитыми людьми, устраивались домашние представления, авторские чтения новых пьес и романов. Салон Ежовой-Шаховского посещали А. С. Грибоедов, А. С. Пушкин, М. Н. Загоскин, Н. И. Гнедич, А. А. Бестужев, И. А. Крылов и многие другие знаменитые литераторы и деятели театра.

Умерла Ежова в Санкт-Петербурге в 1836 году[4] или 1837 году[1].

Напишите отзыв о статье "Ежова, Екатерина Ивановна"

Примечания

  1. 1 2 [dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/5216 Большая биографическая энциклопедия. Ежова, Екатерина Ивановна]
  2. [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/teatr_i_kino/EZHOVA_EKATERINA_IVANOVNA.html Энциклопедия «Кругосвет»]
  3. 1 2 Русский драматический театр: Энциклопедия / Под общ. ред. М. И. Андреева, Н. Э. Звенигородской, А. В. Мартыновой и др. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2001. — 568 с.: ил. ISBN 5-85270-167-X
  4. 1 2 3 [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/teatr_i_kino/EZHOVA_EKATERINA_IVANOVNA.html Екатерина Ивановна Ежова] в энциклопедии «Кругосвет»
  5. [www.vgd.ru/SH/shhvskoi.htm Всероссийское генеалогическое древо]
  6. [entermsu.narod.ru/eo/kommenteo.html Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий]
  7. [feb-web.ru/feb/pushkin/texts/push17/vol06/y062207-.htm ФЭБ: Пушкин. Евгений Онегин: Другие редакции и варианты. — 1937 (текст)]
  8. [dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/4494 Гусева Елена Ивановна (Ежова)]

Ссылки

  • [dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/5216 Биографический словарь. Ежова Екатерина Ивановна]
  • [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/teatr_i_kino/EZHOVA_EKATERINA_IVANOVNA.html Энциклопедия «Кругосвет»]

Отрывок, характеризующий Ежова, Екатерина Ивановна

Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.