Ездец (герб)
|
|
Езде́ц — один из главных элементов государственного герба России.
В настоящее время представляет собой «серебряного всадника в синем плаще на серебряном коне, поражающего серебряным копьём чёрного опрокинутого навзничь и попранного конём змея»[1].
Содержание
Происхождение
Герб появился в результате процесса геральдизации изображения вооружённого копьем всадника на монетах и актовых печатях русских князей: Мстислава Мстиславича, Василия I Дмитриевича, Василия II…
Изображения конного воина начали появляться на актовых печатях древнерусских князей в начале XIII в. Впервые его стал использовать новгородский князь Мстислав Удатный[2]. К концу XV в. на государственных печатях окончательно оформились следующие изображения: всадник, поражающий змея, с одной стороны печати и двуглавый орёл — с другой[3].
Возникновение змееборческого сюжета в русских княжествах совпадает со временем, последовавшим за победой Дмитрия Московского на Куликовом поле. Сыновья Дмитрия Ивановича, его племянники, внук, правнук, князья, придерживающиеся «московской ориентации», например Василий Михайлович Кашинский, считали этот сюжет «своим», помещая на печатях и монетах, а также на бытовых предметах.
Значительное распространение подобный сюжет получает на деньгах московского князя Василия II, переходя затем на монеты его сына Ивана III который использует всадника, поражающего дракона, буквально с первых лет правления не только на монетах, но и на печатях, наградных деньгах[4].
Со времени Ивана Грозного и раньше всадник на русских монетах и печатях трактовался как «князь великий на коне, а имея копье в руце». Подобная трактовка изображения оставалась неизменной до начала 18-го века, и только в петровское время (примерно с 1710-х) его впервые стали называть «святым Георгием». Это было связано с установлением имперской эмблематики[5]. (См. также Орден Подвязки Ивана Грозного).
Среди исследователей неоднократно поднимался вопрос об итальянском следе[4] в происхождении русского ездеца. Змееборческая драма известна с древнейших исторических времен (например, шумеро-аккадский Мардук, ведийский Индра, балтийский Перкунас, славянский Перун). Отмечают, что она восходит к дохристианским культам[6].
См. также
Напишите отзыв о статье "Ездец (герб)"
Примечания
- ↑ [www.gov.ru/main/symbols/gsrf2_1.html Федеральный конституционный закон «О государственном гербе Российской Федерации» от 20 декабря 2000 года]
- ↑ Янин, 1970.
- ↑ Драчук, 1977
- ↑ 1 2 Соболева, 2006.
- ↑ Державные кавалеры. Иностранные ордена российских императоров. Каталог выставки в Московском Кремле. М., 2010. С. 68
- ↑ Антонова, Мнева, 1963.
Литература
- Антонова В. И., Мнёва Н. Е. [www.icon-art.info/topic.php?lng=ru&top_id=77&month=0&style=old&mode=iconogr Чудо Георгия о змие] // Каталог древнерусской живописи XI — начала XVIII вв.: Опыт историко-художественной классификации. В 2-х томах. — М.: Искусство, 1963. — 5000 экз.
- Драчук В. С. Гербы Российского государства // [ogeraldike.ru/books/item/f00/s00/z0000002/st003.shtml Рассказывает геральдика] / В. С. Драчук. — М.: Наука, 1977. — 256 с. — (История нашей Родины). — 73 000 экз. (обл.)
- Соболева Н. А. Очерки истории российской символики: От тамги до символов государственного суверенитета / ИРИ РАН. — М.: Языки славян. культур : Знак, 2006. — 488 с. — (Studia historica). — 1500 экз. — ISBN 5-9551-0150-0.
- Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси. — М.: Наука, 1970.
Ссылки
- [art.ioso.ru/seminar/2008/projects7/simvolica/1-3.html Государственная символика]
|
Это заготовка статьи о гербе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Ездец (герб)
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
