Езерский, Николай Фёдорович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Езерский Николай Фёдорович»)
Перейти к: навигация, поиск
Николай Фёдорович Езерский

Депутат Первой Думы, 1906 г.
Дата рождения:

12 декабря 1870(1870-12-12)

Место рождения:

Дрезден

Дата смерти:

14 января 1938(1938-01-14) (67 лет)

Место смерти:

Будапешт

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Вероисповедание:

православие

Партия:

Конституционно-демократическая партия

Род деятельности:

инспектор училищ, общественный деятель, юрист, депутат Государственной думы I созыва от Пензенской губернии, православный священник

Автограф

Николай Фёдорович Езерский (12 декабря 1870, Дрезден[1] — 14 января 1938, Будапешт) — присяжный поверенный, депутат Государственной думы I созыва от Пензенской губернии, в эмиграции православный священник.





Биография

Сын Фёдора Венедиктовича Езерского (1836—1916), экономиста, теоретика бухгалтерского учёта, создателя «Тройной русской системы счетоводства», основателя первых в России бухгалтерских курсов в Москве[2]. Мать Н. Ф. Езерского — урождённая княжна Александра Николаевна Гагарина[3][4].

В 1894 окончил юридический факультет Московского университета. С мая 1895 служил по ведомству Министерства народного просвещения. С мая 1898 — титулярный советник.

В 1900 году Н. Ф. Езерский (совместно с В. Э. Деном, В. И. Анофриевым, А. Э. Вормсом, А. А. Мануиловым, В. Г. Виленцом и И. Х. Озеровым) читал лекции рабочим завода Листа. В Историческом Музее в Москве в рамках программы «Московского общества взаимопомощи рабочих в механическом производстве», организованного Зубатовым[5].

С февраля 1902 инспектор дирекции народных училищ по Мокшанскому и Городищенскому уездам Пензенской губернии. Занимался общественно-политической деятельностью в Пензе. В 1902—1913 годах (с перерывами) член Правления Пензенской общественной библиотеки имени М. Ю. Лермонтова[* 1], секретарь Правления Пензенского общества имени А. С. Пушкина. Журналист. В 1905—1906 годах соредактор (совместно с В. Н. Ладыженским) пензенской газеты «Перестрой». За выпуск двух номеров, казавшихся пензенскому губернатору особенно вредными, на Н. Ф. Езерского и В. Н. Ладыженского было заведено уголовное дело. Однако 29 августа 1906 по представлению прокурора окружного суда дело было закрыто[7]. Езерский сотрудничал в газете «Русские ведомости», а также «Вестнике Пензенского земства» и «Пензенском городском вестнике»[8]. Член Конституционно-демократической партии, один из инициаторов создания её Пензенского бюро, с ноября 1905 глава пензенской группы партии кадетов[9], П. В. Голов, В. Н. Умнов, М. Н. Ашанин, Кулябко-Корецкий. Отделения конституционно-демократической партии были созданы в Мокшане, Керенске, Нижнем Ломове, Саранске и Чембаре[10].

Езерский считал, что «революцию можно было направить на плодотворный и законодательный путь, но для этого надо было оставаться во главе освободительного движения. Не повторением либеральных фраз, не состязанием на левость можно было обеспечить себе влияние, а практической работой, результаты которой создали бы в народе доверие к партии»[3].

14 апреля 1906 года избран в Государственную думу I созыва от общего состава выборщиков Пензенского губернского избирательного собрания. Входил в Конституционно-демократическую фракцию. Член комиссии по исполнению государственной росписи доходов и расходов, издательской комиссии. Выступал по Наказу, по аграрному вопросу. Во время работы в Думе Езерский публиковался не только в пензенских газетах, но и в новой газете П. Б. Струве «Дума»[8]. В выступлении 16 мая 1906 года Езерский резко критиковал пензенского губернатора С. А. Хвостова, за приказ представителю общеземской организации по борьбе с голодом графу П. М. Толстому в трёхдневный срок покинуть губернию[1].

В июне 1906 года, по решению ЦК кадетской партии приобщить широкие слои населения к общественно-политической жизни, разделив страну на лекционные округа, депутат Езерский посетил Пензенскую губернию. На станции Воейково его встречали сотни крестьян во главе с волостным старшиной и сельским старостой. 9 июня Езерский сделал доклад о деятельности Думы. В газете «Перестрой» было опубликовано его воззвание, где он призывал «заниматься политическим воспитанием народа». Численность пензенской организации кадетов достигала 400 человек[1].

10 июля 1906 года в г. Выборге подписал «Выборгское воззвание» и распространял его в Пензенской губернии, выступал на митингах, убеждая не платить подати и не давать рекрутов. Осуждён по ст. 129, ч. 1, п. п. 51 и 3 Уголовного Уложения[11], приговорён к 3 месяцам тюрьмы и лишён права быть избранным. Отбывал наказание в петербургской тюрьме «Кресты», одновременно с В. Д. Набоковым. По неизвестным причинам отказался от прогулок[12].

С 1908 в Санкт-Петербурге занимался общественной деятельностью, организовал общеобразовательные курсы, читал публичные лекции. В 1911—1912 помощник присяжного поверенного. После переезда в Москву занимался преподавательской и журналистской деятельностью. Автор многих популярных брошюр и статей.

Когда в 1916 умер отец Езерского, Фёдор Венедиктович, Николай Фёдорович передал под санаторий для больных счетоводов его Амзайскую дачу под Новороссийском[2].

После Февральской революции 1917 вернулся в Пензу, редактировал новую конституционно-демократическую газету «Пензенская речь»; на её страницах высказывал озабоченность растущим классовым, групповым эгоизмом, дестабилизацией положения в стране (по его словам, «вместо политической гражданской свободы каждый добивается для себя лично неограниченной свободы действий, вместо общей работы над созданием общенародных государственных учреждений отдельная кучка граждан старается оградить свои выгоды, добиться независимости или даже власти над другими, не думая о справедливых требованиях других граждан, ни об укреплении общей свободы»). Баллотировался по списку конституционных-демократов на выборах в Учредительное собрание, но потерпел неудачу.

Не признал власть большевиков; по его мнению, «большевизм нынешний — это распутинство революции с такой же ложью, подкупностью и предательством». В Гражданскую войну сражался в рядах Добровольческой армии. В Новороссийске Н. Ф. Езерский был членом правления общества формирования боевых отрядов для пополнения частей Добровольческой армии (председатель правления — князь Павел Долгоруков, товарищи председателя — генерал Н. А. Обручев и профессор А. В. Маклецов)[13][* 2]

C 1919 г. — в эмиграции в Сербии, где совместно с генералом Н. А. Обручевым и редактором газеты «Русское время» К. К. Парчевским был учредителем «Русской торговой артели», поставившей целью организовать на Балканах русское издательское дело[14]. Позднее переехал во Францию, и там принял сан священника. В конце 1920-х гг. — настоятель православного прихода в Гренобле. С декабря 1928 г. издавал «Листок православного русского прихода в департаментах Изер и Альп». Был одним из организаторов православного студенческого кружка в Гренобле. Одновременно служил в храме свт. Николая в г. Аржантьер и в различных православных приходах департамента Верхних Альп[2]. Позднее был переведен на служение в православном приходе в Берлине на Находштрассе[15]. С января 1932 служил в Будапеште. Печатал проповеди в газете «Меч» (Варшава).

Скончался 14 января 1938 в Будапеште, похоронен на городском кладбище.

Сочинения

  • Кустарная промышленность и её значение в народном хозяйстве. М. 1894.
  • Император Александр Второй и его деяния. П., 1904
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01003733580#?page=1 Государственная дума первого созыва., Пенза : типо-лит. Е. М. Грушецкой, 1907]
  • Религия и политика // Русская Мысль. 1907. N 1
  • Одиночное заключение // Московский еженедельник. 1908. № 20-21.
  • Джемс и теория прагматизма // Вестник Европы. 1910. N 11.
  • Что такое земство и что оно сделало для народа. Пенза. 1914.
  • Наши союзники французы. М. 1916/
  • Чем силен немец и как его победить. М. 1916/
  • Наши союзники англичане. М. 1917.
  • Почему нельзя верить немцам. М. 1917.
  • Что такое государство. Новороссийск. 1919.
  • Англичане. Новороссийск. 1919

Напишите отзыв о статье "Езерский, Николай Фёдорович"

Примечания

Комментарии
  1. По другим сведениям[6], также член Правления общества имени М. Ю. Лермонтова.
  2. Данное событие датируется 29 февраля 1920 года (газета «Вечернее время», № 481), что противоречит, сообщениям о том, что Езерский в эмиграции, начиная с 1919 года.
Источники
  1. 1 2 3 [dl.rutra cker.org/forum/dl.php?t=3998503&guest=1 Карнишин Валерий Николай Фёдорович Езерский: «Носитель всласти, даже микроскопический, склонен забывать, что он член общества» // Российский либерализм: идеи и люди. Под общ. ред. А. А. Кара-Мурзы. М.: Фонд «Либеральная Миссия». 2007. С. 723—730]
  2. 1 2 3 Каплин А. Д. [ruskline.ru/analitika/2008/10/06/posejte_tol_ko_semya_dobroe «… Посейте только семя доброе»]. ruskline.ru (6 октября 2008). Проверено 16 июня 2013. [www.webcitation.org/6HQnlkfeD Архивировано из первоисточника 17 июня 2013].
  3. 1 2 [www.pnp.ru/archive/19160144.html Без повторений либеральных фраз]. Парламентская газета. Архив. pnp.ru (27 апреля 2006). Проверено 16 июня 2013. [www.webcitation.org/6HQnoeuyN Архивировано из первоисточника 17 июня 2013].
  4. [www.geni.com/people/%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80%D0%B0-%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%B0-%D0%95%D0%B7%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F/6000000023024461823?through=6000000023029075849 Александра Николаевна Езерская]
  5. [patriot-nk.livejournal.com/32345.html Могла ли идея полковника Зубатова спасти монархическую Россию?]. patriot-nk.livejournal.com (9 сентября 2011). Проверено 16 июня 2013. [www.webcitation.org/6HQnpOtE4 Архивировано из первоисточника 17 июня 2013].
  6. [www.penza-trv.ru/go/region/ezersk Езерский Н. Ф.]. penza-trv.ru. Проверено 16 июня 2013. [www.webcitation.org/6HQnr203R Архивировано из первоисточника 17 июня 2013].
  7. Забродина Н. [sura.liblermont.ru/content/files/ladish.13.4..pdf Владимир Ладыженский. биографический очерк] (PDF). Сура, №4, с. 172–182. sura.liblermont.ru (2009). Проверено 15 июня 2013. [www.webcitation.org/6HQnt7Mgb Архивировано из первоисточника 17 июня 2013].
  8. 1 2 Родионова Т. С. [nwapa.spb.ru/sajt_ibo/gos_duma_polnotekst/rodionova2.html Журналисты, редакторы и издатели – члены первой Государственной Думы]. Вестник Московского Университета. Сер. 10. Журналистика. — 2005. — № 6; 2006. — № 2. — С. 116–129; № 3. — С. 68-77.. nwapa.spb.ru. Проверено 16 июня 2013. [www.webcitation.org/6HQntr4oh Архивировано из первоисточника 17 июня 2013].
  9. [inpenza.ru/people/yezersky-n-f.php Езерский Н. Ф.]. inpenza.ru. Проверено 16 июня 2013. [www.webcitation.org/6HQsUnfe1 Архивировано из первоисточника 17 июня 2013].
  10. [inpenza.ru/history/kadety.php Кадеты в Пензенской области]. inpenza.ru. Проверено 16 июня 2013. [www.webcitation.org/6HQsg1ZxQ Архивировано из первоисточника 17 июня 2013].
  11. [www.hrono.info/biograf/bio_ye/ezersky.php Хронос. Н. Ф. Езерский]. hrono.info. Проверено 16 июня 2013.
  12. [www.bookol.ru/dokumentalnaya_literatura_main/biografii_i_memuaryi/38627.htm Письма В. Д. Набокова из Крестов к жене]
  13. Калинин И. М. Русская Вандея. — М.-Л., 1926. (Переиздано: Краснодар: Традиция, 2010, 544 с.)
  14. [www.timeshistory.ru/historys-1126-3.html Деятельность российских и международных правительственных и общественных организаций по оказанию помощи беженцам]. timeshistory.ru. Проверено 16 июня 2013. [www.webcitation.org/6HQsi4NTn Архивировано из первоисточника 17 июня 2013].
  15. [www.dk1868.ru/history/gul1_1.htm Роман Гуль. Я унес Россию. Том 1. Часть 1.]

Литература

Архивные источники
  • ГАРФ. Ф. 523. Оп. 1. Д. 309.
  • ГАРФ. Ф. 102. ДП. 4-е делопроизводство. 1907. Д. 49. Часть 8.
  • Государственный архив Пензенской области. Ф. 81. Оп. 2. Д. 144.
  • РГИА. Ф. 1278. Оп. 1 (1-й созыв). Д. 66. Л. 3.
  • РГИА. Ф. 1327. Оп. 1. 1905 г. Д. 141. Л. 87 об.
  • РГИА. Ф. 1327. Оп. 1. Д. 143. Л. 98–99 об.
Публикации
  • Записки отдела рукописей Гос. б-ки им. В. И. Ленина. М., 1972. Вып. 33.
  • [www.tez-rus.net/ViewGood30559.html Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Б. Ю. Иванов, А. А. Комзолова, И. С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008. С. 117.]
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01003750528#?page=265 Боиович М. М. Члены Государственной думы (Портреты и биографии). Первый созыв. М.: Тип. Товарищества И. Д. Сытина. 1906 С. 229.]
  • [elibrary.karelia.ru/book.shtml?levelID=012002&id=6771&cType=1 Первая Государственная Дума. Алфавитный список и подробные биографии и характеристики членов Государственной Думы.] — М.: Тип. Товарищества И. Д. Сытина, 1906. — 175 с.
  • [ru.wikisource.org/wiki/%D0%A4%D0%B0%D0%B9%D0%BB:%D0%93%D0%BE%D1%81%D1%83%D0%B4%D0%B0%D1%80%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D0%B4%D1%83%D0%BC%D0%B0_%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B2%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D0%BF%D1%80%D0%B8%D0%B7%D1%8B%D0%B2%D0%B0_%281906%29.pdf Государственная Дума первого призыва. Портреты, краткие биографии и характеристики депутатов.] — Москва: «Возрождение», 1906. C. 53.
  • Политические партии России. Конец XIX первая треть XX века: Энциклопедия. М, 1996;
  • Карнишин В. Ю. Николай Федорович Езерский // Российский либерализм: Идеи и люди. М., 2004;
  • Карнишин В. Ю. Провинциальный либерал на фоне трансформации позднеимперской России начала XX века: (Пензенский кадет Г. Ф. Езерский) // Государство и общество: Проблемы социально-политической и экономической истории России. Пенза, 2004. Выпуск 2.
  • Карнишин В. Ю. Николай Федорович Езерский: «Носитель власти, даже микроскопической, склонен забывать, что он член общества…» // Российский либерализм: идеи и люди / Под общ. ред. А. А. Кара-Мурзы. М., 2004. С. 490.
  • Савин М. Езерский Николай Федорович / Пензенская энциклопедия. М.: Научное издательство «Большая Российская энциклопедия», 2001.

Отрывок, характеризующий Езерский, Николай Фёдорович

– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.