Ейский колхозник

«Ейский колхозник» — советский средний танк Т-34, подаренный работниками сельского хозяйства СССР воинам Красной Армии.

История

6 февраля 1943 года город Ейск и Ейский район были освобождены от немцев. Ейчане стали восстанавливать разрушенное войной хозяйство. Труженики тыла, стараясь приблизить час Великой Победы, собирали средства на боевую технику для бойцов Красной Армии. По инициативе работников Ейского зерносовхоза начался сбор средств на постройку танка «Ейский колхозник». Инициатива была поддержана Ейским РК ВКП(б), принявшим постановление о сборе денежных средств на строительство танка. Первыми внесли 100 тыс. руб. работники Ейского зерносовхоза. Они направили телеграмму на имя Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина с просьбой присвоить танку, строящемуся на их деньги, имя «Ейский колхозник» и получили удовлетворительный ответ. Всего на постройку танка труженики Ейского района внесли 380 508 руб. 34 коп. Таким образом, одному из вновь построенных танков Т-34 с бортовым номером 4 было присвоено имя «Ейский колхозник». 27 августа 1943 года танк был изготовлен и прибыл на станцию Балашово под Москвой.

Экипаж

Этот танк на станции Балашово получил экипаж в составе:

• командир — старший лейтенант Клименко Николай Сергеевич,
• башенный стрелок — старший сержант Доброрадний Иван Сергеевич,
• пулемётчик-радист — старший сержант Платоненко Иван Филиппович,
• механик-водитель — старший сержант Зелькин Василий Иванович.

Боевые действия

С 25 октября по 30 ноября 1943 года танк участвовал в боевых действиях в составе 2-й роты 138-го отдельного танкового батальона 49-й армии Западного фронта. С 1 декабря 1943 года по 2 января 1944 года танк сражался в составе 2-й гвардейской танковой бригады 2-го гвардейского танкового корпуса, находившегося в составе Белорусского фронта.

Однако в боях за шоссейную дорогу Витебск—Орша возле местечка Дыманово танк был подбит врагом и сгорел. Погиб весь экипаж, кроме Клименко Н. С.

Несмотря на то, что известны полные данные погибших членов экипажа танка «Ейский колхозник» их поиск по базе «ОБД Мемориал» не дал никаких результатов. Из чего можно сделать вывод об ошибках в Ф.И.О. либо факте гибели экипажа.

Память

Накануне 30-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне — 9 мая 1975 года — в память о подвигах танка «Ейский колхозник» символично установлен памятник-танк при выезде из Ейска в район на развилке дорог в станицы Должанскую, Ясенскую и Камышеватскую.

Командир танка «Ейский колхозник» — Клименко Николай Сергеевич, Герой Советского Союза, майор — на другом танке дошёл до Берлина. В 1975 году в Ейске он выступал на митинге, посвящённом открытию памятника танку «Ейский колхозник».

Фотографии

Литература

• [www.azovlib.ru/page/resurscbs/bazadannush/nashi_zemlayki/klimenko/klimenko_azovchane_geroi.htm Клименко Николай Сергеевич] / Азовчане — Герои Советского Союза. — Азов, 1985. — С. 29—30.

Ссылки

• [www.tankfront.ru/ussr/nominal_tanks/eyskiy_kolhoznik.html Танк Т-34 «Ейский колхозник»]. «Танковый фронт».

Отрывок, характеризующий Ейский колхозник

– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…