Долгорукова, Екатерина Алексеевна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Не путайте с княжной Екатериной Долгоруковой (княгиней Юрьевской), которая была женой императора Александра II

Княжна Екатери́на Алексе́евна Долгору́кова (17121747) — дочь князя А. Г. Долгорукова, сестра И. А. Долгорукова, невеста императора Петра II.





Биография

Воспитывалась вместе с братом своим Иваном в Варшаве в доме деда своего Григория Фёдоровича. Подчиняясь приказанию отца, княжна Екатерина согласилась выйти замуж за императора Петра II, тогда как питала страстную любовь к графу Миллезимо из рода дель Каретто (родственнику австрийского посла графа Вратислава) и была взаимно им любима. 19 ноября 1729 года она была объявлена невестой четырнадцатилетнего императора, а 30 ноября состоялось её торжественное обручение, причём ей был дан титул «Её высочества государыни-невесты».

На другой день после обручения она переехала на жительство в Головинский дворец, а граф Миллезимо был отправлен за границу. Однако женой Петра II Екатерина так и не стала — за две недели до свадьбы, в январе 1730 года Пётр II заболел и умер. Долгоруковы подготовили поддельное завещание в пользу «государыни-невесты», но не рискнули его предъявить, что, тем не менее, жестоко отразилось на судьбе князя Ивана Алексеевича.

После кончины Петра II княжна Екатерина вернулась в дом родителей и вместе с ними, по вступлении на престол императрицы Анны Иоанновны, в апреле 1730 года, сослана в Берёзов. По некоторым данным, Екатерина Алексеевна Долгорукова через несколько месяцев после смерти Петра родила мёртвую дочь.

В 1740 году она была перевезена в Томск и заточена в Рождественском девичьем монастыре, где содержалась в самом строгом заключении почти год.[1] Императрица Елизавета приказала освободить её и пожаловала ей звание фрейлины. В 1745 году она вышла замуж за генерал-поручика графа А. Р. Брюса, но вскоре простудилась и умерла. По некоторым сведениям, похоронена в ограде Андреевского собора.[2]

Награды

30 ноября 1729 года по случаю помолвки Екатерине был пожалован Орден Святой Екатерины 1 степени, которого она была лишена после падения семьи в 1730 году[3].

В кинематографе

Напишите отзыв о статье "Долгорукова, Екатерина Алексеевна"

Примечания

  1. [elib.tomsk.ru/purl/1-535/ Томск в кармане]. — Томск, 1902. — С. 16. — 160 с.
  2. Н. А. Синдаловский «Санкт-Петербург. История в преданиях и легендах.» СПб «Норинт» 2003 г. стр.126
  3. [www.truten.ru/books/pdf/7/5.pdf Кавалеры Ордена Святой Екатерины]

Литература

Отрывок, характеризующий Долгорукова, Екатерина Алексеевна



Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.