Чернышёва, Екатерина Андреевна

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Екатерина Андреевна Чернышёва»)
Перейти к: навигация, поиск
Екатерина Андреевна Чернышёва
Художник Александр Рослин, 1776 год
Государственная Третьяковская галерея
Имя при рождении:

графиня Ушакова

Род деятельности:

фрейлина

Дата рождения:

22 октября 1715(1715-10-22)

Место рождения:

Санкт-Петербург, Россия

Дата смерти:

25 сентября 1779(1779-09-25) (63 года)

Место смерти:

Санкт-Петербург, Россия

Отец:

Ушаков, Андрей Иванович (16721747)

Мать:

Елена Леонтьевна Апраксина, ур. Кокошкина

Супруг:

с 1738 года Чернышёв, Пётр Григорьевич (17121773)

Дети:

3 сына и 8 дочерей

Графиня Екатерина Андреевна Чернышёва (урождённая Ушакова; 22 октября 1715 — 25 сентября 1779) — фрейлина, дочь графа А. И. Ушакова; сводная сестра генерал-фельдмаршала С. Ф. Апраксина; жена дипломата графа П. Г. Чернышёва; мать графини Д. П. Салтыковой и княгини Н. П. Голицыной.





Биография

Происхождение

Екатерина была единственным ребёнком генерал-аншефа графа Андрея Ивановича Ушакова от второго брака его с вдовой Еленой Леонтьевной Апраксиной, в девичестве Кокошкиной. Граф Ушаков был одним из фаворитов Петра I, за доблестную службу получил в дар многочисленные поместья и, через ходатайство самого царя, добился руки богатой вдовы с хорошим положением в обществе, г-жи Апраксиной [1]. В течение всего царствования императрицы Анны он был главой Тайной канцелярии и имел большое влияние при дворе.

Молодые годы

Жестокий и беспощадный начальник, «заплечных дел мастер» Ушаков был нежным отцом и страстно обожал свою единственную дочь и звал её «сердцем своим». Екатерина росла в роскоши и любви, получила хорошее домашнее образование. Совсем девочкой была взята ко двору. В правление императрицы Анны Иоанновны, 18 апреля 1730 года, была пожалована в штац-фрейлины.

В молодости Екатерина Андреевна была большой приятельницей герцогини Мекленбургской Анны Леопольдовны, будущей правительницы[2]. Влиянием её на герцогиню хотел воспользоваться Бирон, желавший расстроить предполагавшийся её брак с герцогом Антоном Ульрихом Брауншвейгским и выдать её за своего сына Петра. Следуя наущению временщика, Екатерина Андреевна старалась всячески расхваливать герцога Петра перед Анной Леопольдовной. Но результат получился противоположным. Анна Леопольдовна ненавидела Биронов, бестолковые речи подруги её изумляли и возмущали, и она поспешила дать своё согласие герцогу Брауншвейгскому.

Замужество

26 мая 1738 года Екатерина вступила в супружество с действительным тайным советником графом Петром Григорьевичем Чернышёвым. Свадьба состоялась при дворе, с большой пышностью. Венчались молодые в придворной церкви, невесту в церковь препровождали цесаревна Елизавета Петровна и принцесса Анна Леопольдовна, к алтарю её вел принц Карл Курлядский. В своих записках граф Г. П. Чернышёв записал о свадьбе сына[3]:

…По окончании венчания новобрачные их высочествами государынями цесаревною и принцессою, и их светлостей обоих курляндских и семигальских принцов обратно приведены в покои её императорского величества, где новобрачным и присутствующим при том здешним и иностранным министрам представлен был учрежденной стол с совершенным удовольствием; после стола начался бал и продолжался до 9-го часу пополудни; по окончании оного новобрачные от её императорского величества всемилостивейше отпущены… В 4-м часу пополудни, был бал, где в присутствии изволила быть своею особою её императорское величество и государыня цесаревна Елисавет Петровна и принцесса Анна, и его светлость герцог и герцогиня курляндские и семигальские с своею фамилиею, здешние и иностранные министры, и продолжался до 9-го часу.

А на третий день изволили обедать у молодых их высочество государыня цесаревна Елисавет Петровна и принцесса Анна; курляндской и семигальской принц Петр, её императорского величества конной лейб-гвардии подполковник и его светлость принц Гесенгомбурской с фамилиею, придворные и российские и иностранные кавалеры и дамы, и после стола был бал, и продолжался до 11-го часа. Во всем выше объявленном от её императорского величества к новобрачным показана особливая матерьная милость; на другой день новобрачные ездили к её императорскому величеству и приняты милостиво, и её императорское величество изволила пожаловать крестника своего благословить образом Казанской Богородицы.

Чернышёв был человеком умным, талантливым и благодаря тестю сделал блестящую карьеру. Супруги перебывали почти во всех столицах Европы. В начале 1741 года в правление Анны Леопольдовны Чернышёв был назначен чрезвычайным посланником к датско-норвежскому двору, а вскоре был переведён в Пруссию. Вместе с мужем ездила по Европе и Екатерина Андреевна. В 1746 году при отъезд её к нему в Берлин последовало распоряжение Императрицы Елизаветы, чтобы она ни в каком случае не целовала руки у принцессы Цербстской, матери будущей великой княгини Екатерины Алексеевны.

В том же году императрица послала Чернышёва в Лондон, где он представлял Россию в течение десяти лет, в 1760 году граф получил назначение в Париж ко двору Людовика XV.

Продолжительным пребыванием за границей Екатерина Андреевна воспользовалась, чтобы дать своим дочерям блестящее европейское образование. С назначением в 1762 году Чернышёва сенатором, семья вернулась в Россию. Они поселились в Петербурге в особняке на Дворцовой наб., 16, который по наследству перешёл Екатерине Андреевне после смерти отца в 1747 году [4].

В нем графиня Чернышёва, овдовевшая в 1773 году, провела последние годы жизни и хотя держала открытым дом и принимала по-прежнему много иностранных дипломатов, но редко бывала в обществе и почти никогда не показывалась при дворе [5].

Скончалась Екатерина Андреевна 25 сентября 1779 года от апоплексического удара и была похоронена на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры[6].

Дети

Супруги Чернышёвы имели 11 детей, 3 сына и 8 дочерей, среди них были близнецы, сын и дочь. Почти все дети умерли во младенчестве:

Напишите отзыв о статье "Чернышёва, Екатерина Андреевна"

Примечания

  1. Записки князя Петра Долгорукова. — СПб, 2007.- 604 с.
  2. [www.hrono.ru/biograf/bio_ch/chernysheva_e.html Чернышёва Е. А.]
  3. [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XVII/1660-1680/Cernyshev/text.htm Записка графа Г. П. Чернышёва]
  4. А. А. Иванов. Дома и люди. Из истории петербургских особняков,1997
  5. Русские портреты 18-19 столетий. Т.2. Вып. 4. № 155
  6. [www.lavraspb.ru/ru/nekropol/view/item/id/1353/catid/3 Надгробие графини Е. А. Чернышёвой]

Отрывок, характеризующий Чернышёва, Екатерина Андреевна

В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.