Гельцер, Екатерина Васильевна

Екатерина Гельцер
На фото 1910 года
Имя при рождении:	Екатерина Васильевна Гельцер
Дата рождения:	2 (14) ноября 1876(1876-11-14)
Место рождения:	Москва, Российская империя
Дата смерти:	12 декабря 1962(1962-12-12) (86 лет)
Место смерти:	Москва, СССР
Профессия:	артистка балета, балетный педагог
Гражданство:	Российская империя Российская империя→СССР СССР
Театр:	Большой театр
Награды:

Екатери́на Васи́льевна Ге́льцер (1876—1962) — русская балерина, крупнейшая «звезда» советского балета 1920-х годов. Народная артистка Республики (1925).

Биография

Е. В. Гельцер родилась 2 (14) ноября 1876 года в Москве в артистической семье. Отец — Васильй Гельцер, артист балета Большого театра; дядя — Анатолий Гельцер — театральный художник. В 1894 году по окончании Московской балетной школы работала в Большом театре. В 1896—1898 годах выступала на сцене Мариинского театра. Выступала во многих постановках балетмейстера М. И. Петипа, что наложило большой отпечаток на творчество балерины.

С 1898 по 1935 годы Гельцер выступала на сцене Большого театра. С 1910 года в составе антрепризы С. П. Дягилева принимала участие в гастрольных поездках за рубеж.

После революции, когда почти всё звезды русского балета эмигрировали в Европу, она оказалась в положении «настоящей хозяйки Большого театра». Она первой из артистов балета удостоилась звания «народной». В околотеатральных кругах первенствующее положение столь возрастной балерины объясняли особым благоволением к ней со стороны наркома просвещения Луначарского.

В 1920-е годы Гельцер была связана узами брака со своим многолетним партнёром по сцене — Василием Тихомировым. Их творческий тандем сохранился и после того, как семья распалась. «И хотя у Тихомирова была новая семья, для балерины стало естественным ежедневно беспокоиться о нем, звонить по телефону».

Сценическая манера Екатерины Гельцер представляла собой синтез безукоризненной техники исполнения, музыкальности, выразительности танца с повышенным вниманием к внутренней жизни сценического образа. Огромный успех имела 50-летняя Гельцер в первом советском балете «Красный мак».

По официальной версии, детей у Гельцер не было, однако в 2005 г. телеканал «Культура» продемонстрировал документальный фильм, где утверждалось, что до революции Гельцер была едва ли не гражданской женой Э. Маннергейма, что они едва не обвенчались в 1924 г. в церкви на Поварской и что у них был общий сын Эмиль. Биографами Маннергейма эта информация не подтверждается.

В 1930-х годах Гельцер гастролировала по СССР. Её последние выступления состоялись в весьма преклонном возрасте, в 1942—1944 годах. Далее работала как педагог-консультант. Игорь Моисеев вспоминал о начале своей карьеры в Большом театре:

Хоть Тихомиров и был хозяин театра, но прима-балерина Екатерина Васильевна Гельцер была хозяйкой Тихомирова. К этому времени Гельцер была немолода и очень тяжела, поднимать её мог только Иван Смольцов. Но и тот сорвал на ней себе спину. А Гельцер был нужен кавалер для гастролей. И тогда кто-то ей посоветовал: «Попробуйте Моисеева, он спортсмен, он сильный». <...> Мне всё это очень не нравилось, я был как бы на услугах. Однажды, помню, шла «Вакханалия» Сен-Санса — я подхватываю Гельцер на руки, начинаю кружить, кружить, кружить и... у меня уже перепуталось все — где зал, где задник, я бегу прямо на темные кулисы, а сзади них — стена, и с разбега я её брякаю об стену.

Екатерина Гельцер жила в Москве, в доме артистов МХТ в Брюсовом переулке (№ 17). В 1964 году на фасаде здания была установлена мемориальная доска в её честь (скульптор А. В. Пекарев, архитектор Г. П. Луцкий). Е. В. Гельцер скончалась 12 декабря 1962 года. Похоронена в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 3, фото могилы).

Репертуар

• «Раймонда» А. К. Глазунова, постановки 1900, 1908 и 1918 годов (В версии 1900 года не первая исполнительница) — Раймонда
• 1910 — «Саламбо» А. Ф. Арендса — Саламбо
• 1927 — «Красный мак» Р. М. Глиэра — Тао Хоа
• «Спящая красавица» П. И. Чайковского — Аврора
• «Лебединое озеро» П. И. Чайковского — Одетта—Одиллия
• «Эсмеральда» Ц. Пуни — Эсмеральда
• «Конёк-горбунок» Ц. Пуни — Царь-девица
• 1912 — «Корсар» А. Адана — Медора
• «Тщетная предосторожность» П. Л. Гертеля — Лиза

Фильмография

В 1913 году Екатерина Гельцер снялась в фильмах-балетах студии «Братьев Пате» «Коппелия» (Франц — Леонид Жуков, Коппелиус — Владимир Рябцев) и «Вакханалия» (танцы из оперы «Самсон и Далила»). Обе съёмки режиссёра Кая Ганзена были утрачены.

Коллекция

Екатерина Гельцер обладала значительной коллекцией произведений искусства. Её ценность была столь высока, что в 1941 году, когда фронт приближался к Москве, решением Комитета по делам искусств при Совмине СССР собрание было включено в число наиболее значимых личных коллекций и подлежало эвакуации в тыл наряду с коллекциями государственных музеев.

Награды и премии

• Сталинская премия первой степени (1943) — за многолетние выдающиеся достижения
• народная артистка Республики (1925)
• орден Ленина
• орден Трудового Красного Знамени
• медали

Отрывок, характеризующий Гельцер, Екатерина Васильевна

– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.