Екатерингоф

ЕкатерингофЕкатерингоф

</tt> </tt> </tt> </tt>

</tt> </tt> </tt> </tt> </tt>

</tt>

Екатерингоф нем. Ekaterinhof
59°54′11″ с. ш. 30°15′36″ в. д.59.903° с. ш. 30.26° в. д. / 59.903; 30.26
Страна	Россия Россия
Регион	Санкт-Петербург
Местонахождение	Санкт-Петербург
Тип	регулярный парк
Дата основания	1711 год
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7800812000

Екатеринго́ф (нем. Ekaterinhof, то есть «двор Екатерины») — исторический пейзажный парк на юго-западе Санкт-Петербурга, ведущий свою историю с петровского времени, когда в устье речки Екатерингофки был выстроен Подзорный дворец. В советское время переименован в парк имени 1-го Мая, затем в парк имени 30-летия ВЛКСМ.

Расположение

Расположен на острове Екатерингофском, ограниченном рекой Екатерингофкой, Бумажным каналом и рекой Таракановкой в Адмиралтейском районе на границе с Кировским районом в историческом районе Нарвской заставы у современной площади Стачек со станцией метро «Нарвская». От площади Стачек к парку ведет Перекопская улица. По Лифляндской улице через парк организовано трамвайное движение.

Поблизости расположен Санкт-Петербургский государственный технологический университет растительных полимеров (бывший ЛТИ ЦБП). В районе преобладает дореволюционная, конструктивистская и сталинская застройка.

Бой в устье Невы

Одно из событий Северной войны, ставшее победоносным для русских войск, произошло рядом в устье Невы и стало этапом в закреплении России на территории будущего Санкт-Петербурга: русские солдаты во главе с Петром I и А. Д. Меншиковым взяли в плен два шведских корабля «Гедан» и «Астрильд» 6 мая 1703 г. через несколько дней после взятия основной шведской твердыни на территории будущей российской столицы — крепости Ниеншанц в восточной части невской дельты. Это дало основание в последующие годы устраивать в Екатерингофе по указу Петра I майские праздники, ставшие весьма популярными у петербуржцев задолго до того, как рабочие маёвки в конце XIX века стали связываться с борьбой рабочих за свои права и международной солидарностью трудящихся.

Петровское время

Деревянный Екатерингофский дворец появился в 1711 году на южном берегу устья реки Невы как загородная резиденция Екатерины I — жены Петра I. Эти земли Пётр подарил жене уже через несколько лет после отвоевания у шведов. Неподалёку на соседних островах находились и царский Подзорный дворец, и отведенные их дочерям усадьбы Анненгоф и Елизаветгоф (не сохранились).

От разобранного на дрова в 1926 году дворца императрицы получила название речка Екатерингофка, являющаяся западной границей всего парка и его старой, западной части.

Увеселительный парк

В XIX веке Екатерингофский парк стал общедоступным местом гуляний и превратился в излюбленное место отдыха петербуржцев. Проспект Римского-Корсакова, ведущий из центра города в сторону парка, в то время назывался Екатерингофским. В 1823 году по инициативе военного генерал-губернатора Петербурга графа М. А. Милорадовича парк был благоустроен и капитально преобразован постройкой новых зданий, спроектированных архитектором О. Монферраном В 1830-е гг. Екатерингоф стал местом традиционных гуляний петербуржцев. Особенно многолюдными были гулянья в день 1 мая, городского праздника весны.

«Место сие, — писала I мая 1824 года газета "Русский инвалид", — прежде столь уединенное и мало украшенное Искусством, превратилось ныне, как бы некоторым очарованием, в прекрасные сады и гульбища» 

В парке по проектам О. Монферрана были построены павильоны, свободно размещенные в пространстве и оформленные в разных неостилях. Вблизи берега Екатерингофки встали два деревянных павильона «в готическом вкусе»: Ферма с башенкой-бельведером и Львиный павильон, увенчанный высоким шпилем. По другую сторону прогулочного шоссе, в пейзажной части парка Монферран построил большой павильон также в готическом стиле, предназначенный для концертов и летних балов. Этот павильон назывался «вокзалом» (так в России стали называть разные загородные и полузагородные сооружения, предназначенные для развлечения публики). «В готическом вкусе», со стрельчатыми арками, было возведено ещё одно большое здание: Катальная горка. Неподалеку от вокзала, в Детском садике, Монферран расположил Мавританский павильон (Pavilion Moresque), оформленный в экзотическом «восточном вкусе». А в некотором отдалении, рядом с небольшим живописным озером, Монферран построил здание Русского трактира. Парк окружала живописно петлявшая речка. Одной из достопримечательностей парка был первый в России новаторский цепной мост, спроектированный инженером П. Базеном. Четыре цепи моста опирались на пилоны, сделанные в виде массивных готических колонн.

По оценке доктора искусствоведения А. Л. Пунина, важность построенного Монферраном паркового комплекса в том, что он стал первым в истории русской архитектуры проявлением нового творческого метода, который шел на смену классицизму и прокладывал дорогу эклектике.

К. А. Тон построил неподалеку, на Старо-Петергофском проспекте, первый храм в русско-византийском стиле — Екатерининскую церковь (не сохранилась).

Екатерингоф часто упоминается в произведениях русской классической литературы, включая романы «Обломов» и «Идиот». С появлением Путиловского завода Екатерингоф превращается в фабрично-заводскую окраину города.

Советское время

В советское время Парк, получивший название имени 30-летия ВЛКСМ, имел районное значение.

В ходе благоустройства парадной (восточной) части парка после войны там был установлен памятник героям Краснодона — молодым подпольщикам из организации «Молодая гвардия», боровшимся во время Великой Отечественной войны с немецко-фашистскими оккупантами в Луганской (Ворошиловградской) области Украины. В этой же части были устроены кафе, некоторое количество аттракционов и лодочная станция, сохранившиеся до XXI века.

В западной, более старой части парка в советский период появились небольшой стадион и конно-спортивная школа, действующие и в XXI веке. Эта часть парка более запущена.

Современность

В постсоветское время было предложено несколько проектов реконструкции западного Екатерингофа. В частности, предполагалось воссоздать на прежних местах парковые сооружения XVIII—XIX веков — Мавританский и Львиный павильоны, а также даже дворец Екатерины I. По состоянию на 2010 год был лишь залит бетоном фундамент одного из павильонов и установлена мемориальная табличка о первой русской морской победе, затем поврежденная вандалами. Проведен ремонт Лифляндской улицы, рассекающей парк на две части.

Достопримечательности

• Архитектурно-планировочное решение парка с системой прудов.
• Памятник «Героям Краснодона»

В окрестностях расположены

• Нарвские триумфальные ворота.
• Подворье Валаамского монастыря.
• Дворец культуры имени А. М. Горького
• Нарвская (станция метро)
• памятник Л. А. Говорову
• Церковь Богоявления на Гутуевском острове

Литература

• Андреев А. И. Остров Екатерингоф// Невский архив: Историко-краеведческий сборник. Вып. II. СПб., 1995.
• Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Санкт-Петербурга. — 4-е изд., перераб. — СПб.: Норинт, 1996. — С. 310—311. — 359 с. — ISBN 5-7711-0002-1.
• Кормильцева О. М., Сорокин П. Е., Кишук А. А. Екатерингоф. СПб., 2004.
• Пунин А.Л. Архитектура Петербурга середины и второй половины ХIХ века. Т. 1. 1830 - 1860-е годы. Ранняя эклектика. СПб., 2011.
• Ходанович В. И. Екатерингоф: От императорской резиденции до рабочей окраины. — М.: Центрполиграф, 2013. — ISBN 978-5-227-04587-4.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Екатерингоф
• [encspb.ru/object/2804004930?lc=ru Парк и дворец Екатерингоф на сайте «Санкт-Петербург. Энциклопедия»]
• [walkspb.ru/sad/ekateringof.html Парк Екатерингоф на сайте «Прогулки по С.-Петербургу»]

Отрывок, характеризующий Екатерингоф

– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.