Полтавский Шлях

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Екатеринославская улица»)
Перейти к: навигация, поиск
Полтавский Шлях
Харьков

Начало улицы на закате
Общая информация
Страна

Украина

Регион

Харьковская область

Город

Харьков

Район

Холодногорский, Новобаварский

Протяжённость

7,65 км

Ближайшие станции метро

Южный вокзал, Холодная гора

Прежние названия

Полтавский Шлях, Екатеринославская ул. (1919), ул. Свердлова (1919-1996)

Почтовый индекс

61012, 61034, 61052, 61064, 61093, 61098

Координаты: 49°59′15″ с. ш. 36°13′00″ в. д. / 49.987639° с. ш. 36.21667° в. д. / 49.987639; 36.21667 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=49.987639&mlon=36.21667&zoom=17 (O)] (Я)

Полта́вский Шлях (до марта 1919, с конца июня по декабрь 1919 Екатеринославская либо Екатерининская[1] улица, с декабря 1919 по 1996 улица Свердлова) (укр. Полтавський Шлях — Полтавский Путь) — одна из главных улиц Харькова. Расположена в западной части города, соединяет центр (от Сергиевской площади) с Холодной горой и Залютино, переходя в дорогу М-03 E 40 в направлении Полтавы и Киева. Длина 7,65 км до Окружной дороги. Является административной границей Холодногорского (северная, чётная сторона) и Новобаварского (южная, нечётная) районов.





История

Улица возникла в последней четверти XVII века как дорога на Полтаву и поэтому долгое время называлась Полтавской. Во второй половине XVIII века по улице проходила дорога не только на Полтаву, но и в Новороссийский край, а позже на Екатеринослав (ныне Днепр). Соответственно этому менялось название улицы.

Для проезда по болотистой местности от Харьковской крепости к подножию Холодной Горы дорога была замощена хворостом. Первыми постройками вдоль дороги, появившимися с XVII века и образовавшими Гончаровскую слободу, были крестьянские поселения. К концу XVIII века крестьяне были переселены в слободы, на улице селились преимущественно купцы и чиновники.

На рубеже XVIII и XIX веков хаотичной застройке был придан регулярный характер. Губернскому архитектору П. А. Ярославскому удалось согласовать принципы регулярности со сложившимся направлением дорог и сложным рельефом местности. В 1804 году в конце Екатеринославской, при въезде в город (Триумфальные ворота, район нынешней ул. Маршала Малиновского), была установлена застава, в 1807 году оборудованная, как и другие заставы города, шлагбаумом-рогаткой.

В начале XIX века улица была по-прежнему застроена в основном домами под соломой. Каменных и деревянных зданий было очень мало. Начиная с 1837 года в соответствии с «Положением об упорядочении губернского города Харькова», запрещавшим строительство деревянных зданий и «мазанок» на центральных улицах города, на Екатеринославской начали возводить каменные дома — двух- и трёхэтажные, в традициях русского классицизма. Тогда же улица начала расти на запад. В середине XIX века левая сторона улицы от бывшей границы города (ул. Маршала Конева) до Холодной Горы была уже застроена небольшими домиками, в которых жили ремесленники и отставные солдаты, правая по-прежнему представляла собой сплошной пустырь со многими болотами. На не входившую в черту города Холодную Гору переселилось из центра немало бедняков, не имевших возможности поддерживать свои дома в таком состоянии, которого требовало «Положение».

В 50-х годах XIX века район улицы от Лопанского моста до нынешней улицы Малиновского был выровнен и замощён, засыпано озеро, которое пересекала улица вблизи Лопани. Приблизительно в то же время был упорядочен подъем на Холодную Гору, включённую в черту города (до нынешней ул. Петра Кандаурова). Застройка Холодной горы активизировалась с 1869 года в связи с открытием движения по Азовско-Курской железной дороге и строительством вокзала. Там строились преимущественно одноэтажные жилые дома поселкового типа. В 1880 году на возвышенной части улицы был сооружён главный запасной резервуар харьковского водопровода, куда накачивалась вода из Карповского источника. Остававшаяся пустынной территория к северу от улицы перед подъёмом на Холодную гору интенсивно застраивается складскими помещениями, тяготеющими к железной дороге. На равнинной части улицы, по которой осуществлялась связь между вокзалом и центром города, появляется много гостиниц, магазинов, ресторанов и зрелищных учреждений.

На рубеже XIX—XX веков в застройку улицы стали вторгаться четырёх- и шестиэтажные здания эклектической архитектуры и в стиле модерн, нарушившие её стилевую и масштабную однородность. Черты стилевого единства сохранились в застройке угловых участков перекрёстка с улицей Ярославской, где в середине XIX века были сооружены дома с использованием «образцовых» проектов.

С 1919 по 1996 год улица носила имя Я. Свердлова. В 20-30-е годы была благоустроена равнинная часть улицы, а на Холодной горе построены первые четырёх- и пятиэтажные жилые здания. С 1967 года ведётся капитальная застройка Холодной горы группами жилых домов индустриального изготовления, прикрытыми вдоль улицы более презентабельными жилыми зданиями по индивидуальным проектам, полностью сменившими частный сектор вначале на Октябрьской, а затем и на Ленинской стороне улицы. В этой части Полтавский Шлях заметно расширяется. Облик участка улицы от станции метро «Холодная гора» до развилки на Киев и Сумы сложился в основном в послевоенные годы: воинские части (в настоящее время частично переоборудованы под объекты гражданского назначения), Дом офицеров, танковое училище, жилые дома, первоначально заселённые преимущественно семьями военнослужащих. Поворачивающий к северу бывший участок улицы от парка «Юность» до трамвайного круга в настоящее время является отдельной улицей Залютинской.

Эпизодическая реконструкция исторической части улицы (от Лопанской набережной до железной дороги) медленными темпами продолжается в настоящее время: в 2005 году завершён ремонт-долгострой дома № 31, в 2008 на месте обветшавшего малоэтажного квартала построен дом № 6.

Жилые и общественные здания

  • Дом № 3. Бывшая городская усадьба купца Кузина. Корпус на углу улицы и Клубного (б. Кузинского) переулка построен в конце XVIII века (предп. арх. П. Ярославский), более низкая часть — в 1830-х годах (предп. арх. Е. Васильев). На фасаде этой части, обращённой во двор, прослеживаются фрагменты каннелюрованных пилястр красивых пропорций с капителями изысканного рисунка. На фасаде присторенной позже части дома со стороны Клубного переулка (предп. арх. А. Тон) сохранились остатки лепных медальонов и одного из двух портиков-ризалитов с коринфскими пилястрами. Со стороны двора находится балкон с ажурной решёткой, который поддерживают кованые металлические кронштейны.

  • Дом № 13, на южной стороне шестиугольной площади-сквера. Бывшая городская усадьба Павловых (арх. А. Тон, 30-е годы XIX века). Двухэтажное здание в стиле русского классицизма по высоте расчленено на невысокую рустованную часть в цоколе и верхний парадный этаж. Большие окна второго этажа обрамлены наличниками, над которыми расположены круглые лепные медальоны. В центре фасада размещён традиционный портик с четырьмя колоннами и балконом второго этажа между ними. В 1919 году здесь находился Харьковский штаб частей особого назначения (ЧОН). В настоящее время — объединённый военкомат Новобаварского и Холодногорского районов.

  • Дом № 14. Угловое пятиэтажное здание гостиницы «Москва» (бывшая «Красная Москва») в стиле модерн (арх. В. Покровский, 1913), в настоящее время — отделение банка и офисы. Вырывается из общего архитектурного строя улицы, но согласуется с застройкой ул. Рождественской. Вертикальные членения навесных ризалитов с крупными шипцами и углового эркера, увенчанного шатром сложной формы, придают зданию стройность, а лепные детали — нарядность.

  • Дом № 22-а. Бывший доходный дом (арх. В. Эстрович, 1914 ?), часть разновременной и разностилевой застройки северной части шестиугольной площади. Фасад пятиэтажного дома, большую часть года скрытый от обзора кронами деревьев, отличается асимметричным решением и обилием деталей — разнообразными по форме и пропорциям эркерами с балкончиками, широкими и узкими оконными проёмами с плоскими и арочными перекрытиями, полуовальными лопатками, объёмной декоративной скульптурой, оригинальным шипцом.

  • Дом № 30. Бывший усадебный дом генерал-губернатора С. А. Кокошкина, градостроительной деятельности которого улица во многом обязана своим представительным видом. В 1883 году здесь открылось музыкальное училище, преобразованное из музыкальных классов, созданных в октябре 1871 года И. Слатиным при содействии А. Г. Рубинштейна. В здании училища находилось правление Харьковского музыкального общества. Во время пребывания в Харькове 15 марта 1893 года училище посетил П. И. Чайковский. В училище долгое время хранился рояль, на котором играл А. Рубинштейн.

  • Дом № 35. Бывший доходный дом нач. XX века (арх. З. Харманский, 1910), принадлежавший до революции крупнейшему в Российской империи производителю резиновых изделий Российско-Американскому обществу «Треугольник». Выполненное в эклектичных формах здание обильно украшено пластическими деталями в стиле нового барокко и надстройкой-мансардой с портиком и балконом. Ныне разрушается.
  • Дом № 46. Бывший доходный дом в стиле модерн (арх. С. Тимошенко, 1912-1913).

  • Дом № 50. Трёхэтажное здание старейшей в городе пожарной части № 20 (арх. А. Алферов, 1845 г.; реконструкция 1908 г. — арх. Б. Корнеенко) в «кирпичном стиле» с высокой башней-каланчой, играющей активную роль в силуэте застройки района и одноэтажными окрылками, к одному из которых со стороны ул. Маршала Малиновского примыкает отделение милиции. Граница города в начале XIX века.
  • Дом № 47/49. Бывший доходный дом (арх. В. Эстрович, 1913) на углу улицы Полтавский Шлях и Верещаковского проезда в стиле конструктивного модерна с умереным использованием деталей классического характера.

  • Дом № 55. Бывший доходный дом Нерослева (арх. З. Харманский, 1914). Пятиэтажное здание с узкими окнами, прямоугольными эркерами и арочными перекрытиями в центральной части фасада.
  • Дом № 57. Бывший торговый дом (арх. Ю. Цауне, 1906), ныне офис концерна «АВЭК». Двухэтажное здание с мансардой удачно сочетает крупные витринные проёмы первого этажа с узкими сгруппированными по три окнами второго этажа над ними. Большие окна-люкарны замысловатой формы, освещающие мансардный этаж, придают оригинальность силуэту небольшого сооружения, не дают ему затеряться между высокими соседними зданиями.

  • Дом № 57/59. Семиэтажный жилой дом с десятиэтажной башенной частью и шестиэтажным крылом (арх. В. Донской, В. Выродов, 1956), сочные пластические формы которого умеренно украшены лепными декоративными элементами, акцетирует въезд с Холодной горы и Привокзальной площади в центральную часть города.
  • Дом № 56. Бывший Дом быта «Центральный» (арх. Э. Лебедева, В. Клейн, В. Антонов, 1972). Девяти-десятиэтажное здание на углу улиц Полтавский Шлях и Конарёвой со сборным железобетонным каркасом и навесными стенами из панелей, облицованных стекломозаичными плитками, контрастно сочетает глухой участок стены торцевого фасада с протяжёнными по горизонтали лентами окон верхних этажей и вертикалями простенков первого этажа. Перекликается с домом № 59 и суровым монолитным зданием привокзальной гостиницы, построенной в конце 1980-х годов на оконечности вытянутого южного крыла железнодорожного вокзала. В настоящее время — «Бизнес-центр», занятый различными фирмами и расширенный торговым центром «Подземный город» в бывшем переходном тоннеле под перекрёстком (открыт в 1970 году, первоначально планировалось соединить с вестибюлем станции метро «Южный вокзал»), два выхода из которого встроены в здание Дома быта.

  • Дом № 123/131. Жилой дом со встроенными помещениями НПП «Агросвязь» (арх. Б. Клейн, В. Рябченко, 1981—1982) представляет собой характерный пример застройки Холодной горы этого времени.
  • Дом № 148/2. Образец позднесоветской застройки (первая очередь сдана в 1986 году, последняя в 2003; проект полностью не реализован). Первый в городе многоэтажный дом с двухъярусными квартирами (по одной в каждом подъезде на последнем, 12-м этаже). Многочисленные арочные проёмы между торговыми учреждениями первого этажа, обеспечивавшие быстрый выход жильцов из подъездов на улицу, к станции метро, трамвайной и пригородной автобусной остановкам, в настоящее время застроены.

Учреждения культуры

  • † В 1874 году на углу северной стороны Екатеринославской и Лопанской набережой на средства страстного меломана военного врача В. Е. Пащенко был построен первый в городе стационарный оперный («лирический») театр. Деревянное сооружение с чугунными лестницами, большой сценой и четырёхъярусным залом на 935 человек (арх. Б. Михаловский) изначально строилось как временное, эксплуатация была разрешена только на шесть лет. Первый спектакль в новом оперном театре состоялся 26 декабря 1874 года. В театре работала русская оперная труппа под руководством Ф. Г. Бергера, в которую входили такие известные в то время певцы, как Фюрер, Соколов, Раппорт, Вилинская и др. Славился также оркестр харьковской оперы, состоявший из бывших крепостных музыкантов. Однако доходы от спектаклей были небольшими; после разорившихся Бергера и его преемника Пащенко театр снимали различные оперные и драматические труппы. В 1880—1881 гг. оперой руководил казанский актёр и антрепренёр П. И. Медведев, в труппе которого пела знаменитая Е. П. Кадмина, а также Байер, Светловская, П. Богатырёв, Фредеричи. В 1886 году в связи с отсутствием средств опера прекратила своё существование, а в 1891 году здание театра было разобрано.
  • № 18. Областной театр для детей и юношества (ТЮЗ). Основан в 1920 году в помещении Екатерининского театра миниатюр (во дворе дома № 16), в 1944 году из эвакуации в Сибири был переведен во Львов, возрождён в 1960 году на базе областного музыкально-драматического театра.
  • № 99. Учреждение ЮЖ 313/18, б. Харьковский (Холодногорский) централ. Построено в 1823 году по распоряжению императора Александра I как «арестантская рота», в 1893—1903 гг. в связи с временным возобновлением ссылки как основной меры наказания служило пересыльной тюрьмой. В советские годы неоднократно меняло официальное название, профиль и ведомственную принадлежность: «дом заключённых» (следственная тюрьма) ВЧК (ДомЗак ВЧК), «дом принудительных работ» Главного управления мест заключения Наркомата юстиции (ДоПР ГУМЗАКа НарКомЮста), «дом тюремного заключения», (закрытая тюрьма) Главного управления исправительно-трудовых заведений Объединенного Главного политического управления СССР (ДомТюрЗак ГУИТУ ОГПУ СССР), «специзолятор» (закрытая тюрьма) Главного управления исправительно-трудовых лагерей Наркомата внутренних дел СССР (ГУИТЛ НКВД СССР). Во время фашистской оккупации здесь разместился один из крупнейших концлагерей, созданных на территории Украины, — «Шталаг-364». Одновременно в нём находилось до 20 тысяч человек, а количество военнопленных, погибших здесь, превышает 30 тысяч. Навесные ленточные карнизы, обрамляющие горизонтальные ряды окон на фасаде, появились к Олимпиаде-80, когда по улице проходил маршрут Олимпийского огня.

  • № 184, дом офицеров.

Учебные заведения

  • № 1. Заочный машиностроительный колледж (здание на реконструкции ?).
  • № 21. Новобаварский районный отдел образования.
  • № 133. Харьковский учетно-экономический техникум-интернат им. Ф. Г. Ананченко для студентов с ограниченной подвижностью. Основан в июне 1935 года, когда в Харькове была открыта школа для инвалидов по подготовке учётных специалистов.

Храмы

  • † Церковь Рождества Христова. Деревянная Рождественская церковь в начале дороги на Полтаву была построена до 1655 года, прежде основания в 1668 году Белгородской епархии, на средства жителей города. В 1678 году документировано существование приходского братства, в переписи приходов 1724 года показан при храме показан «братерский двор» — очевидно, то и другое существовало с самого основания. В 1722 г. церковь была заменена новой, сгоревшей в ночь с 12 на 13 февраля (ст.ст.) 1731 года. Новый (третий) храм освящен в 1735 году. Каменный храм, освященный в 1783 году, просуществовал до конца 50-х годов XIX в. В 1800 г. стоявшая отдельно деревянная колокольня, была заменена каменной, со Сретенским приделом — первой тёплой церковью в Харькове. Уже в 1809 г. все четыре стены этой новой церкви внезапно покрылись трещинами, богослужения пришлось приостановить на время ремонта. С 1815 по 1840 гг. Рождественская церковь была самой богатой среди церквей Залопанского района, усердными её благотворителями были Кузины, Базилевский, Тошпев, Тамбовцев, Панченко, Цебриков, Пономаренко и др. В 1819 году в холодной церкви был устроен чугунный пол. С середины века, когда часть прихода отошла к другим храмам, её благосостояние начало приходить в упадок и к 1859 году стало критическим. В 1860 г. стараниями благотворителя А. С. Сергеева церковь была расширена пристройкой колокольни и двух тёплых приделов, пришедших на смену тесной Сретенской церкви-колокольни. Неизменёнными оставались центральный неф с куполом и алтарь, для которого в том же году был сооружён новый иконостас. При перестройке было сохранено архитектурное решение храма в стиле украинского барокко. После смерти Сергеева заботу о церкви продолжил его сын Александр, пожертвовавший в общей сложности пятьдесят тысяч рублей. В начале XX века церковь была кардинально перестроена по проекту архитектора М. Ловцова. В 20-х годах разрушена большевиками.

Инженерные сооружения

  • Лопанский мост в начале улицы, соединяющий её с Павловской площадью.
  • Свердловский путепровод над железнодорожными путями при въезде на Холодную гору. Построен в 1954 году на месте взорванного ценою жизни в октябре 1941 года вместе с фашистскими солдатами и техникой красноармейцем 82-го железнодорожного батальона 13-й железнодорожной бригады Магометом Караевым, именем которого был назван.

Парки и скверы

  • Сквер между улицами Полтавский Шлях, Конторской и Клубным переулком на месте разрушенной Рождественской церкви. Открыт со стороны улицы через небольшой проём в ряду домов, образовавшийся на месте сгоревшего в 1990-е годы одноэтажного здания.
  • «Круглый сквер» (собственно, шестиугольный) по обе стороны улицы, вокруг которого сгруппированы административные учреждения. Здесь находилось заболоченное озеро, через которое проходила дорога на Полтаву, поэтому дома строились вокруг него, сформировав линию застройки. В 1850-х годах при строительстве мостовой озеро, служившее стоком нечистот, засыпали, разбив на его месте скверы по обе стороны улицы. Оставшаяся часть была преобразована в бассейн с лебедями, засыпанный в 1920-е годы. В 1958 году в северной части сквера поставлен памятник Я. М. Свердлову (скульптор Я. И. Рык, арх. А. П. Павлов), имя которого носила улица (снесён неизвестными в ночь с 10 на 11 апреля 2015 года).
  • Сквер за пожарной частью между улицами Полтавский шлях и Благовещенской с памятником пожарным (1970), погибшим при исполнении служебного долга и во время военных действий (скульптор М. Овсянкин, арх. Ю. Шкодовский). Капитально отреставрирован в августе 2015 года.
  • Сквер имени Мещанинова (на укр.) в районе станции метро «Холодная гора» возле больницы, где трудился врач-подпольщик, укрывавший в годы фашистской оккупации раненных красноармейцев, евреев и мобилизуемую в Германию молодёжь. Значительная часть первоначальной площади занята построенным в 2007 году торговым центром, загородившим его со стороны улицы. Вместе с тем участок, прилегающий к парковке с тыльной стороны здания облагорожен; 22 сентября 2006 года хозяином стройки, генеральным директором АО «Флас» В.Левченко здесь поставлен пямятник А. И. Мещанинову.
  • Парк «Юность», открытый в 1978 году в районе поворота улицы на Залютино (арх. Ю. Шулика, А. Зобенко, С. Мискова и студенты художественно-промышленного института) и сразу снискавший популярность у местной детворы. Был оборудован детский городок на вершине холма, у подножия которого установлен на рельсах паровоз (9П-746; продан на металлолом в декабре 2008 года) с открытой для доступа кабиной машиниста и двумя вагонами (детский кинотеатр в пассажирском и тир в товарном), удачно вписанная в рельеф местности двухъярусная крепость с башнями и висячим мостом, деревянные скульптуры в тенистой парковой зоне за крепостью. Со стороны улицы парк презентован обелиском «Орлёнок» с небольшой площакой для торжественных мероприятий и павильоном трамвайной остановки оригинальной архитектуры. Впоследствии расширялся как в сторону жилого массива, так и вдоль улицы, где осушались участки болотистой местности, в которую переходит парк; развивалась инфраструктура (летний кинотеатр, аттракционы). В настоящее время в полузаброшенном состоянии.
  • Свердлов на ул. Свердлова.jpg

    Памятник Я. Свердлову

  • Памятник пожарным.jpg

    Памятник пожарным

  • Памятник солдату.jpg

    Памятник солдату

  • Т-34 возле танкового института.jpg

    Т-34 возле танкового института

  • Обелиск Орлёнок.jpg

    Обелиск «Орлёнок»

Транспорт

24 сентября 1882 года в Харькове была открыта первая очередь конной железной дороги, которая шла от по Екатеринославской улице от угла с Александровской (ныне Евгения Котляра) до здания биржи (сейчас угол площадей Конституции и Павловской), а в следующем года была продлена до Привокзальной площади с одной стороны и Конной (ныне площадь Защитников Украины) с другой. Конку построили французские предприниматели, которые в 1886 году продали её бельгийскому акционерному обществу. По соглашению с городской думой общество сохраняло монопольные права на городской транспорт на протяжении 42-х лет. Поэтому, когда в начале XX века в Харькове открылось трамвайное сообщение, принадлежавшее, в отличие от многих трамвайных систем российских городов, не бельгийцам, а самому городу, линию трамвая проложили на окраинах. 2 февраля 1912 года трамвайная система города была соединена с ул. Екатеринославской в районе Холодной горы с помощью новой трамвайной линии, проложенной по улицам Кладбищенской (Озерянской) и Кузинской (Революции 1905-года). Открыты маршруты № 4 Горпарк — улица Кладбищенская (сигнальные огни — фиолетовые) и № 5 Балашовский вокзал — улица Кладбищенская (сигнальные огни — белый и фиолетовый), в 1915 году продлённый до Харьковского паровозного завода (Завод имени Малышева) и дальше по будущей улице Красный луч до конечной «Завод ВЭК» (нынешний перекресток Московского проспекта и улицы Красный луч).

23 марта 1919 года харьковская конка была окончательно закрыта. Электрификация её участка на улице Екатеринославской-Свердлова закончилась 27 октября, однако постоянное трамвайное движение по этой линии было открыто только в 1921 году, когда 24 июня был восстановлен маршрут № 3, существовавший с 1910 года и ходивший от площади Павловской к Горпарку, а теперь — к вокзалу по ул. Свердлова (Полтавский Шлях).

Трамвайное движение по Кладбищенской (Озерянской) и Кузинской (Революции 1905 года) улицам, прекратившееся с 1917 года, восстановлено 25 марта 1922. При переходе путевого хозяйства на широкую колею в 1926—1930 гг. линия на улице Муранова (Озерянской) не перешивалась и 16 мая 1930 была разобрана.

20 июля 1928 года ширококолейная трамвайная линия от улицы Красноармейской (Евгения Котляра) была продлена на Холодную гору (район поликлиники, где сейчас расположена станция метро «Холодная гора»). Сюда пущены возобновлённый маршрут № 6 (к заводу ХЭМЗ) и новый № 11 (кольцевой через центр к Госпрому по улицам Пушкинской и Клочковской), а с 1929 года к ним добавились маршруты № 10 (парный к 11-му, продлён от вокзала) и 12 (к Коммунальному парку). В июне 1932 года построен одноколейный грузовой участок от поликлиники до Залютино. 7 ноября 1931 года открыта трамвайная линия от Южного вокзала по улицам Красноармейской, Чеботарской, переулку Пискуновскому и Рогатинскому въезду до улицы Клочковской, разгружающая транспортный поток по равнинной части ул. Свердлова (Полтавский Шлях). На эту линию переведен трамвайный маршрут № 12 Холодная Гора — Госпром — Коммунальный парк (Горпарк), ходивший ранее через Пролетарскую (Сергиевскую) площадь (с 1936 года продлён в Померки).

После Великой Отечественной войны движенние по восстановленной трамвайной линии на Холодную гору возобновлено 1 мая 1948 года, сюда был снова продлён маршрут № 3, ходящий теперь до Новосёловки. Однопутная трамвайная линия до конечной «Залютино» восстановлена 1 мая 1952 года, по ней был продлён маршрут № 19. Второй путь на этом участке уложен 6 июня 1966 года, тогда же до Залютино был продлён маршрут № 12 Холодная Гора — Центральный рынок — Госпром — Лесопарк (с 1996 года не ходит на Холодную гору; с 2009 до 15 марта 2012 по будним дням следовал до Новожаново, проезжая по ул. Полтавский шлях короткий участок от Привокзальной площади до бульвара Конева), а № 19 продлён от Южного вокзала до Новых Домов через Гончаровку, Заиковку и Плехановскую улицу (закрыт в 1978 году после пуска 2-й очереди Свердловско-Заводской линии метрополитена; в 1979—1980 гг. был кольцевым маршрутом с заходом на Ивановку (парным к маршруту № 16), в 1984—1993 ходил от Залютино до Ивановки). Маршрут № 3 был продлён до Залютино в 1976 году, став таким образом первым и единственным трамвайным маршрутом, следующим по всей длине улицы Свердлова — Полтавский Шлях, каковым и остаётся до настоящего времени. Тогда же был разобран Холодногорский трамвайный круг возле поликлиники.

5 ноября 1964 года от улицы Свердлова проложено ответвление трамвайной линии по Гончаровскому бульвару (улица Маршала Конева), через реку Лопань и дальше к линии на улице Октябрьской Революции (Москалёвской) c развилкой в сторону Новожаново и в центр через улицу Заиковскую (Гольдберговскую), что дало возможность частично разгрузить узкую равнинную часть улицы от потоков внутригородского транспорта. Более кардинальным решением этой проблемы стало открытие 23 августа 1975 года первой очереди Харьковского метрополитена, участок которого от станции «Холодная гора» (первоначально «Улица Свердлова») до станции Площадь Конституции (первоначально «Советская») дублирует Полтавский Шлях как транспортную артерию.

В настоящее время по улице ходят следующие трамвайные маршруты:
3 : Залютино — Новожаново
5 : Южный вокзал — ул. Одесская (пр. Гагарина)
6 : Южный вокзал — 602-й микрорайон
7 : Новосёловка — Южный вокзал — Просп. Победы

Автобусы и маршрутные такси:
11э : Григорьевское шоссе (ул. Цементная) — ТРК «Украина»
15 : Ст. м. "Центральный рынок" - ул. Доватора - Новоселовка (Ул. Баварская)
34э : Ст. м. «Холодная Гора» — Григорьевское шоссе — пр. Любови Малой — Ст. м. «Холодная Гора»
43э : Ст. м. «Холодная Гора» — Залютино (Пансионат)
67э : Ст. м. "Центральный рынок" - ул. Доватора - Новоселовка (Ул. Баварская)
75э : Ст. м. "Холодная Гора" - пр. Любови Малой - Просп. Ново-Баварский (Окружная дорога)
112э : Ст. м. "Центральный рынок" - ул. Конева - Новоселовка
209э : Ст. м. "Холодная Гора" - Ледное
220э : Ст. м. "Холодная Гора" - Пос. "Победа" (Филиповка)
237э : Ст. м. "Холодная Гора" - Липовая Роща
238э : Пл. Конституции — Просп. Дзюбы
244э : Ст. м. «Холодная Гора» — Станция Основа
246 : Жихорь-ЮЖД
254э : Залютино (Пансионат) — Благовещенский собор (Центральный рынок)
258э : Ул. Академика Богомольца — Просп. Славы (ул. Золочевская)
282э : Ст. м. "Холодная Гора" - Новоивановский мост - ул. Новгородская - Гипермаркет "Країна"
299э : Ст. м. «Холодная Гора» — Медучилище № 2
302э : Ст. м. «Холодная Гора» — Пос. Жуковского
303э : Ст. м. «Научная» — Просп. Дзюбы
б/н : Ст. м. «Холодная Гора» — Авторынок «Лоск» (бесплатный)
б/н : Супермаркет "Рост" (Рогатинский въезд) - Новоивановский мост - ул. Озерянская - ул. Полтавский Шлях - Ст. м. "Холодная Гора" (бесплатный)
Пригородный пассажирский автотерминал «Холодная Гора», объединённый с одним из выходом с одноимённой станции метро.

Улицу пересекают троллейбусные маршруты № 11 Проспект Дзюбы — Площадь Конституции (улицы Малиновского и Конева) и № 27 Проспект Дзюбы — Ул. Новый Быт (улицы Нариманова и Елизарова, район ст. метро «Холодная гора»)

Напишите отзыв о статье "Полтавский Шлях"

Примечания

  1. ↑ Макаров П.В. Адъютант Его Превосходительства: кто он? — М.: Российский Raritet, 1992. — 96 с. — 50 000 экз. — ISBN 5-7034-0005-8.

Литература

  • Багалей Д., Миллер Д. История города Харькова за 250 лет существования (с 1655 года). — Харьков: типография М. Зильберберг и Сыновья, 1905—1912
  • Клейн Б. Г., Лаврентьев И. Н., Лейбфрейд А. Ю. и др. Харьков: Архитектура, памятники, новостройки: Путеводитель. — Харьков: Прапор, 1987
  • Лейбфрейд А., Полякова Ю. Харьков. От крепости до столицы: Заметки о старом городе. — Харьков: Фолио, 2004
  • Кеворкян К. Первая столица. — Харьков, 2007

Ссылки

  • [gortransport.kharkov.ua/routes/street.php?street_id=179 Харьков транспортный]

Отрывок, характеризующий Полтавский Шлях

Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.


Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Полтавский_Шлях&oldid=80465520»