Елевферий (Воронцов)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Митрополит Елевферий<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Митрополит Ленинградский и Ладожский
до 1 января 1957 — митрополит Ленинградский и Новгородский
28 ноября 1955 — 27 марта 1959
Церковь: Русская православная церковь
Предшественник: Григорий (Чуков)
Преемник: Питирим (Свиридов)
Митрополит Пражский и всея Чехословакии
8 декабря 1951 — 28 ноября 1955
Церковь: Чехословацкая православная церковь
Преемник: Иоанн (Кухтин)
временный управляющий
Пряшевской и Словацкой епархией
10 июля 1947 — 12 февраля 1950
Церковь: Русская православная церковь
Преемник: Алексий (Дехтерёв)
Митрополит Пражский и Чешский,
экзарх Московского Патриарха в Чехословакии
до 18 июля 1948 года — архиепископ
5 апреля 1946 — 8 декабря 1951
Церковь: Русская православная церковь
Предшественник: Сергий (Королёв)
Епископ Ростовский и Таганрогский
10 августа 1943 — 5 апреля 1946
Предшественник: Дионисий (Прозоровский)
Преемник: Серафим (Шарапов)
 
Имя при рождении: Вениамин Александрович Воронцов
Рождение: 30 октября 1892(1892-10-30)
Ромашково, Московский уезд, Московская губерния
Смерть: 27 марта 1959(1959-03-27) (66 лет)
Ленинград
 
Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Митрополит Елевферий (в миру Вениамин Александрович Воронцов; 30 октября 1892, Ромашково, Московский уезд, Московская губерния — 27 марта 1959, Ленинград) — епископ Русской православной церкви, Митрополит Ленинградский и Ладожский.



Биография

Родился в 1892 году в семье протоиерея Александра Михайловича Воронцова, настоятеля Никольского храма села Ромашкова (ныне Одинцовского района Московской области).

Окончил сельскую школу, затем Заиконоспасское духовное училище в Москве. В 1912 году окончил Московскую духовную семинарию, поступил в Московскую духовную академию.

Летом 1915 года, по окончании 3-го курса академии, сочетался браком с Марией Милославиной (1896—1938).

8 сентября того же года во время обучения в Московской духовной академии рукоположен во диакона епископом Волоколамским Феодором (Поздеевским), а 21 ноября им же — во иерея.

В 1916 году окончил Московскую духовную Академию по первому разряду.

С 1 сентября 1916 года — настоятель Введенского храма Мариинского женского училища Дамского попечительства о бедных в Москве и законоучитель того же училища. 1 ноября перемещён на должность 2-го священника в Покровский храм Марфо-Мариинской московской женской обители.

27 марта 1923 года был арестован по обвинению в «использовании религиозных предрассудков масс с целью возбуждения к сопротивлению власти», содержался в Бутырской тюрьме. 16 июня Коллегия ГПУ приняла решение о прекращении следствия за отсутствием состава преступления. Освобождён 24 августа.

В феврале 1927 года в связи с закрытием храмов Марфо-Мариинской обители о. Вениамин перешёл на служение в Храм святителя Николая в Пыжах (на улице Большая Ордынка) с возведением в сан протоиерея.

Арестован в ночь с 28 на 29 октября 1929 года по обвинению в «контрреволюционной деятельности», помещён в Бутырскую тюрьму.

В 19301931 годах находился в Пересылочном пункте в Архангельске. Там он повстречал ссыльного Серафима Голубцова (1908—1981), знакомого по Сергиеву Посаду (будущего зятя). В 1939 году Серафим Голубцов обвенчался с Анной Вениаминовной Воронцовой[1]. Был отправлен в Шенкурск вверх по течению Северной Двины, а далее — по левому притоку реки Ваги.

7 января 1931 года переведён на лесоповал в 60 км от Шенкурска.

В 1934 году выехал из Шенкурска. Из-за невозможности прописаться и устроиться на работу в Загорске переехал в Киржач к Серафиму Голубцову, вошедшему в Катакомбную церковь.

Направлен священником в село Филипповское Киржачского района, служил в селе Волохово (под Струнином) и во открывшейся церкви Святителя Николая в Киржаче.

В июле 1938 года овдовел.

В 1938—1940 годах служил в Иванове. В связи с отделением от Московского Патриархата Ивановского епископа Алексия (Сергеева) пребывал вне Русской православной церкви; затем перешёл на гражданскую работу.

После принесения епископом Алексием покаяния был принят в церковное общение Местоблюстителем Московского Патриаршего престола митрополитом Сергием. К тому времени находился за штатом из-за закрытия храма.

В июле 1943 года был вызван митрополитом Сергием в Москву, где получил предложение об архипастырском служении.

5 августа 1943 года определён епископом на «вдовствующую архиерейскую кафедру в Ростове н/д». 9 августа того же года в Москве Можайским епископом Димитрием (Градусовым) пострижен в монашество с именем Елевферий и 10 августа хиротонисан во епископа Ростовского и Таганрогского. Переехал в Ростов-на-Дону через два месяца после хиротонии, с детьми Алексием и Анной и её дочерью.

В сентябре 1943 года участвовал в Архиерейском соборе, избравшем митрополита Сергия (Страгородского) в патриархи и отлучившем от Церкви священнослужителей с лишением сана за измену и переход к фашистам.

В 1945 году командирован в Харбин, где принял в юрисдикцию Московской Патриархии дальневосточные русские приходы. По окончании Великой Отечественной войны награждён Советским правительством медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.».

5 апреля 1946 года назначен Экзархом Московского Патриарха в Чехословакии с титулом архиепископа Пражского и Чешского. Как отмечал Митрополит Чешских Земель и Словакии Христофор, «В Прагу <…> послали талантливого организатора и миссионера, честнейшего и много претерпевшего человека, епископа Елевферия. Проповедник от Бога, он привлек к Православию десятки, а затем и сотни тысяч прихожан»[2].

26 апреля того же года награждён правом ношения креста на клобуке.

18 июля 1948 года указом Патриарха был возведён в сан митрополита.

28 апреля 1950 года возглавил в Пряшеве Собор представителей греко-католического духовенства и мирян, на котором было принято решение о воссоединении с Русской Православной Церковью.

В 1951 году избран митрополитом Пражским и всея Чехословакии.

24 апреля 1952 года избран первым доктором богословия Православного Богословского факультета в Прешове. Награждён церковным орденом святых Кирилла и Мефодия первой степени.

С 16 июля по 25 августа 1954 года принимал участие в торжествах по случаю 600-летия Троице-Сергиевой Лавры.

В 1955 году приехал в Москву на лечение в связи с перенесённым инфарктом миокарда. Сложил с себя полномочия Предстоятеля Чехословацкой Православной Церкви. Был назначен временно-управляющим Виленской епархией, но в Вильнюс не поехал.

В ноябре 1955 года, после кончины митрополита Ленинградского и Новгородского Григория (Чукова), переведён на Ленинградскую кафедру. Переезд с сыном Алексием (диаконом), дочерью Елизаветой и её сыном Сергием (впоследствии протоиереем).

В июле 1956 года награждён чешским Правительством Орденом Республики.

22 октября 1956 года, согласно прошению, освобождён от управления Новгородской епархией.

12 сентября 1957 года освятил главный алтарь Свято-Троицкого собора бывшего Александро-Невской Лавры, возвращённого верующим в качестве приходского храма.

Скончался 27 марта 1959 года. Был похоронен в домовой церкви Александра Невского в Духовском корпусе Александро-Невской лавры, переданном в 1949 году под резиденцию Ленинградских митрополитов. 25 августа 1961 года, после изъятия властями Духовского корпуса, его прах был перенесён в подклет (крипту) Троицкого собора Лавры в Свято-Троицкого собора Александро-Невской Лавры.

Напишите отзыв о статье "Елевферий (Воронцов)"

Примечания

  1. Голубцов С.А. Сплоченные верой, надеждой, любовью и родом. — Мартис, 1999. — ISBN 5-7248-0064-0.
  2. [www.patriarchia.ru/db/text/1630041.html Блаженнейший Митрополит Христофор: Все больше людей в Чехии и в Словакии отдают предпочтение Православной Церкви / Интервью / Патриархия.ru]

Ссылки

  • [www.pravenc.ru/text/print/189719.html Елевферий (Воронцов)] в Православной энциклопедии
  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_1827 Елевферий (Воронцов)] на сайте «Русское православие»
  • [www.pstbi.ru/bin/db.exe/no_dbpath/koi/nm/?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTdG6Xbu3euKWt8LUe8YU868is8uhteuW668ZfOWUf8Wh660fdOfVc8qYs8uWeCQd** Елевферий (Воронцов Вениамин Александрович)]
  • drevo-info.ru/articles/11543.html
  • [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_pages5075.html?Key=22924&page=159 Письма о. Вениамина Воронцова из Шенкурска]
Предшественник:
Григорий (Чуков)
Митрополит Ленинградский и Ладожский
28 ноября 195527 марта 1959
Преемник:
Питирим (Свиридов)

Отрывок, характеризующий Елевферий (Воронцов)

– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.