Елей

Еле́й (др.-греч. ἔλαιον — оливковое масло) — церковнославянское название оливкового, а позже и другого растительного масла в православном церковном обиходе. Елей (оливковое масло) применялся с древних времен для ухода за кожей. Иногда его смешивали с особыми ароматическими веществами. В Книге Притчей, косвенным образом, затрагивается тема использования ароматных масел вне богослужебной практики: «Масть и курение радуют сердце; так сладок друг сердечным советом своим» (Прит. 27:9). Елей используют для елеопомазания, соборования и литии. Образ масла как символа Божьей милости часто встречается в Священном Писании. В настоящее время приобрести оливковое масло различной стадии очистки не представляет большой сложности. Освященные епископскою молитвою масла приготовляют для употребления в церквях.

Также елеопомазание производится над теми, кто присоединяется к церкви, будучи крещенным ранее, например, в детстве, но по каким-либо причинам свернувший с пути Божьего. Если таковой кается и изъявляет желание воцерковиться, служители мажут его елеем во время конфирмации, на основании Иак. 5:14, где под болящим необходимо понимать не только болящего физически, но и духовно. Необходимость восстановления в церковном членстве соответствует необходимости в духовном исцелении, что сопровождается елеопомазанием. Некоторые реформатские церкви придают более практическое значение использованию елейных масел (ободрение болящих, антисептическое свойство, укрепление веры), нежели традиционная православная церковь, в которой использование масел принимает статус Таинств. Однако такой практический подход в среде православных реформатов не исключает духовного значения использования масел с благовониями для умилостивления Господа Бога, его возвеличивания и прославления. Служители церкви перед совершением литургии со святым Причастием протирают открытые от облачения части тела благовонными маслами.

В старом значении — это русское название оливкового масла, употреблявшееся до конца XIX века. Оно объединяло два сорта оливкового масла — высший, называемый прованским, и низший — деревянное масло. Также в русском языке сформировалось понятие: «лить елей», то есть льстить. Это аллюзия на ритуал «помазания» особым маслом (елеем), который был частью церемонии, проводившейся в древности при возведении царей Израиля на престол и посвящении первосвященников в сан.

Елеосвяще́ние — таинство церквей, заключающееся в помазании тела освящённым елеем, одно из семи таинств, служащее, по учению православной и католической церквей, духовным врачеванием телесных недугов, а также дарующее больному оставление грехов, в которых он не успел раскаяться.

См. также

• Елейник
• Миро

Литература

• [www.biblioteka3.ru/biblioteka/pravoslavnaja-bogoslovskaja-jenciklopedija/tom-5/elej.html Елей] // Православная Богословская Энциклопедия. Том 5. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу «Странник» за 1904 г.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Елей

Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.
Окончив ектенью, дьякон перекрестил вокруг груди орарь и произнес:
– «Сами себя и живот наш Христу богу предадим».
«Сами себя богу предадим, – повторила в своей душе Наташа. – Боже мой, предаю себя твоей воле, – думала она. – Ничего не хочу, не желаю; научи меня, что мне делать, куда употребить свою волю! Да возьми же меня, возьми меня! – с умиленным нетерпением в душе говорила Наташа, не крестясь, опустив свои тонкие руки и как будто ожидая, что вот вот невидимая сила возьмет ее и избавит от себя, от своих сожалений, желаний, укоров, надежд и пороков.
Графиня несколько раз во время службы оглядывалась на умиленное, с блестящими глазами, лицо своей дочери и молилась богу о том, чтобы он помог ей.
Неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала, дьячок вынес скамеечку, ту самую, на которой читались коленопреклоненные молитвы в троицын день, и поставил ее перед царскими дверьми. Священник вышел в своей лиловой бархатной скуфье, оправил волосы и с усилием стал на колена. Все сделали то же и с недоумением смотрели друг на друга. Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия.