Елена Великобританская

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Елена Великобританская
англ. Helena of the United Kingdom<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Елена в 1872 году</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Собственный герб Елены</td></tr>

 
Рождение: 25 мая 1846(1846-05-25)
Букингемский дворец, Лондон, Англия, Соединённое королевство Великобритании и Ирландии
Смерть: 9 июня 1923(1923-06-09) (77 лет)
Шомберг-хаус[en], Лондон, Англия, Соединённое королевство Великобритании и Ирландии
Место погребения: Капелла Святого Георгия[en], Виндзорский замокКоролевская усыпальница[en], Фрогморский комплекс
Род: Саксен-Кобург-Готская династияАвгустенбургский дом
Имя при рождении: Елена Августа Виктория
Отец: Альберт Саксен-Кобург-Готский
Мать: королева Виктория
Супруг: Кристиан Шлезвиг-Гольштейнский
Дети: Кристиан Виктор[en], Альберт[en], Елена Виктория, Мария Луиза, Харальд
 
Награды:

Еле́на Великобрита́нская (англ. Helena of the United Kingdom), также Еле́на Са́ксен-Ко́бург-Го́тская (англ. Helena of Saxe-Coburg and Gotha; 25 мая 1846, Лондон — 9 июня 1923, там же) — третья дочь британской королевы Виктории и её супруга Альберта Саксен-Кобург-Готского; в замужестве — принцесса Шлезвиг-Гольштейнская.

Елена была воспитана частными наставниками, выбранными её отцом и его близким другом и советником бароном Стокмаром. Своё детство она провела с родителями, путешествуя по многочисленным королевским резиденциям Великобритании. Тёплая семейная атмосфера королевского двора исчезла в 1861 году со смертью её отца принца Альберта, когда королева Виктория вошла в период интенсивного траура. В начале 1860-х годов у принцессы завязались романтические отношения с Карлом Руландом, немецким библиотекарем принца Альберта. В 1863 году королева отказала Руленду в месте, после того, как узнала об этих отношениях, и Руланд вернулся на родину в Германию. Три года спустя Елена вышла замуж за обедневшего немецкого принца Кристиана Шлезвиг-Гольштейнского. Пара осталась жить в Великобритании, и Елена вместе со своей младшей сестрой Беатрисой стала неофициальным секретарем королевы. Однако после смерти матери в 1901 году Елена мало виделась с оставшимися братьями и сёстрами.

Елена была наиболее активным членом королевской семьи, исполняя обширные королевские обязательства. Она была активным патроном благотворительных учреждений и одним из членов-учредителей награды «Королевского Красного креста», основала Королевскую школу рукоделия, а также была президентом Королевской ассоциации британских медсестёр.

Елена стала первым членом королевской семьи, отпраздновавшим золотую свадьбу, однако её муж умер всего год спустя. Елена пережила его на шесть лет и умерла в июне 1923 года в возрасте 77 лет.





Биография

Ранние годы

Елена родилась 25 мая 1846 года в Букингемском дворце в Лондоне в семье британской королевы Виктории и её супруга принца Альберта; Елена стала третьей дочерью и пятым ребёнком из девяти детей королевской четы. Девочка родилась на следующий день после двадцатисемилетия королевы[1]. Принц Альберт сообщил своему брату Эрнсту II, герцогу Саксен-Кобург-Готскому, что Елена «пришла в этот мир совсем синей, но сейчас она в порядке»[2]; он добавил, что королева «мучилась дольше и сильнее, чем в прошлые разы, и ей придётся оставаться в покое, чтобы восстановиться»[3]. Девочка была крещена под руководством архиепископа Кентерберийского Уильяма Хоули в частной часовне Букингемского дворца 25 июля 1846 года[4]; восприемниками при крещении стали великий герцог Мекленбург-Стрелицкий (супруг Августы Каролины Кембриджской — внучки короля Георга III), герцогиня Орлеанская (которую на церемонии представляла мать королевы вдовствующая герцогиня Кентская) и герцогиня Кембриджская[5]. Девочку назвали «Еленой» в честь крёстной герцогини Орлеанской, «Августой» в честь герцогини Кембриджской и «Викторией» в честь вдовствующей герцогини Кентской. В семье принцесса была известна под уменьшительно-ласкательным прозвищем «Ленхен», образованным от другого прозвища принцессы — немецкого «Хеленхен»[6].

Елена была живым, открытым ребёнком; она всегда была против братского передразнивания и даже могла ударить хулигана в нос[7]. Среди ранних талантов принцессы было рисование, и леди Огаста Стэнли, фрейлина королевы Виктории, положительно отзывалась о картинах трёхлетней Елены[6]. Как и её сёстры, девочка превосходно играла на фортепиано с раннего детства; кроме того, она интересовалась наукой и технологиями — эти же увлечения разделял её отец принц Альберт. Также её любимыми детскими занятиями были верховая езда и катание на лодке[3]. Как и её сёстры, Елена получала образование по программе, разработанной для неё отцом и его близким другом бароном Стокмаром: девочка обучалась практическим навыкам, таким как поддержание домашнего хозяйства и приготовление пищи, а также языкам[8][9]. Виктория и Альберт выступали за монархию, основанную на семейных ценностях, поэтому у Елены и её братьев и сестёр повседневный гардероб состоял из одежды для среднего класса, а спали дети в скудно обставленных, мало отапливаемых спальнях[10]. Несмотря на схожее образование и воспитание, со временем таланты принцессы стали затмеваться её более артистичными сёстрами[11]. Атмосфера семейного счастья, в которой воспитывалась Елена, исчезла в 1861 году. 16 марта в Фрогмор-хаус умерла мать королевы — Виктория, вдовствующая герцогиня Кентская. Королева была сломлена горем, однако в декабре семью ожидал новый удар: 14 декабря в Виндзорском замке умер принц Альберт. Двор погрузился в траур, а вся королевская семья по приказу Виктории отбыла в резиденцию Осборн-хаус. Елена также была глубоко опечалена смертью отца; в январе она писала одному из друзей: «то, что мы потеряли ничто и никогда не сможет заменить, и наше горе — самое-самое горькое… я обожала папу, я любил его больше всего на земле, его слово было самым священным законом, и он был мне помощником и советником… часы рядом с ним были самыми счастливыми в моей жизни, и теперь это всё закончилось»[12].

После смерти мужа королева на долгое время удалилась от общественной жизни. Её неофициальным секретарём и представителем на публичных мероприятиях в течение следующих шести месяцев стала её вторая дочь Алиса (самая старшая дочь, Виктория, уже была замужем и проживала в Германии). Однако Алиса сама нуждалась в помощи; Елена, следующая по старшинству дочь королевы, должна была стать помощницей Алисы, но Виктория посчитала её ненадёжной, поскольку принцесса не способна была надолго удержаться от слёз[13]. В конце концов, помощницей Алисы в государственных делах стала её сестра Луиза[14]. Алиса вышла замуж за гессенского принца в 1862 году, после чего Елена взяла на себя роль «костыля при стареющей матери»[15]. В этой роли она выполняла мелкие поручения, такие как написание писем королевы, помогала матери с политической корреспонденцией и просто составляла ей компанию[16].

Споры о браке

В начале 1960 годов Елена начала флиртовать с бывшим библиотекарем своего отца Карлом Руландом, который был назначен к королевскому двору по рекомендации барона Стокмара в 1859 году. Ему доверяли настолько, чтобы позволить учить немецкому брата Елены — молодого принца Уэльского; королева описывала Руланда как человека «полезного и способного»[17]. Однако когда в 1863 году королева обнаружила, что Елена испытывает романтические чувства к королевскому слуге, он потерял расположение Виктории и был немедленно выслан обратно в Германию[18].

Случившееся с Руландом заставило королеву задуматься о поисках жениха для дочери. Поскольку Елена была средним ребёнком, вероятность заключения брака с представителем одного из крупных европейских домов была очень мала[19]. Внешний вид девушки также вызывал беспокойство: один из биографов принцессы описывал её в возрасте пятнадцати лет как особу толстую, неряшливую, имевшую двойной подбородок[20]. Кроме того, Виктория настаивала на том, что после свадьбы Елена должна будет остаться рядом с королевой, с чем должен был смириться будущий супруг[21]. В конце концов, выбор королевы пал на принца Кристиана Шлезвиг-Гольштейнского, который был старше Елены на пятнадцать лет и приходился принцессе троюродных братом (их общим предком был Фредерик, принц Уэльский); однако этот брак был политически невыгодным и вызвал серьёзные споры в королевской семье.

Шлезвиг и Гольштейн в те времена были двумя территориями, за которые боролись Пруссия и Дания во время Датско-прусской и Австро-прусско-датской войн. В ходе второй войны Пруссия и Австрия разбили Данию, а герцогства по решению Австрии были переданы Августенбургскому дому — семье принца Кристиана. Однако после Австро-прусской войны, в ходе которой Пруссия оккупировала герцогства, они стали прусскими, при этом на титул герцога Шлезвиг-Гольштейнского по-прежнему претендовали Августенбурги[22]. В то же время Дания также считала оба герцогства своими, временно утраченными территориями. Вероятность брака Елены с Шлезвиг-Гольштейнским принцем привела в ужас дочь датского короля Кристиана IX Александру, которая была замужем за братом Елены принцем Уэльским и, узнав о предстоящей помолвке, воскликнула: «Герцогства принадлежат Папа́»[23]. Александра нашла поддержку у мужа, его брата Альфреда и их сестры Алисы, которая открыто обвинила мать в том, что она готова пожертвовать счастьем дочери ради собственного удобства[24]. Алиса также утверждала, что этот брак приведёт к снижению и без того малой популярности её сестры Виктории при прусском дворе[25]. Однако сама принцесса Виктория горячо поддерживала этот союз, поскольку долгие годы дружила с членами семьи Кристиана[23]. Благодаря этой дружбе в феврале 1881 года сын принцессы Виктории, будущий император Вильгельм II, женился на племяннице Кристиана Шлезвиг-Гольштейнского Августе Виктории.

Несмотря на политические противоречия и разницу в возрасте, Елена была счастлива с Кристианом и полна решимости выйти за него замуж[26]. Как младший сын неправящего герцога Кристиан не имел никаких серьёзных обязательств и мог навсегда остаться в Великобритании, что соответствовало основному требованию королевы. Получив согласие принца на переезд, Виктория объявила о предстоящем браке[27]. Отношения между Еленой и принцессой Уэльской оставались напряженными, поскольку Александра была не готова принять Кристиана, также приходившегося ей троюродным братом (их общим предком был король Дании Фредерик V), ни в качестве кузена, ни в качестве зятя[28]. Этот брак рассорил Александру не только с Еленой: королева не смогла простить принцессе обвинения в собственничестве; она писала об Уэльсах: «Берти — самый ласковый и добрый, но это не означает, что Аликс [семейное прозвище Александры] должна быть такой же. Пройдёт много времени, если такой момент вообще наступит, прежде, чем она сможет вернуть моё доверие к ней»[29].

Жизнь в браке

О помолвке было объявлено 5 декабря 1865 года и, несмотря на первоначальный отказ принца Уэльского присутствовать на свадьбе (после вмешательства сестры Алисы он передумал), свадьба оказалась весьма радостным событием[30]. По распоряжению королевы церемония была проведена в частной часовне Виндзорского замка, хотя традиционно для этих целей использовалась более грандиозная капелла Святого Георгия; более того, королева на время торжества облегчила своё траурное одеяние, надев к чёрному платью белую траурную шляпку, с которой на спину королевы спускались длинные кружевные ленты[31]. Участники церемонии вступили в часовню под звуки триумфального марша Бетховена, создавая зрелище, омрачённое только внезапным исчезновением принца Георга, герцога Кембриджского, которого внезапно настиг приступ подагры. Кристиан ждал у алтаря в сопровождении Эдварда Саксен-Веймар-Эйзенахского и Фридриха Шлезвиг-Гольштейнского; Елена шла к алтарю в сопровождении матери, принца Уэльского и восьми подружек невесты — незамужних дочерей герцогов, маркизов и графов[32]. Одета принцесса была в платье из роскошного белого атласа с большими воланами из хонитонского[en] кружева, украшенного розами, плющом и миртом; на голове у неё красовался венок из цветов апельсина и мирта с фатой, пошитой также из хонитонского кружева. Из украшений на Елене были ожерелье, серьги и брошь с опалами и бриллиантами, подаренные королевой[33]. Кристиан выглядел гораздо старше, чем он был на самом деле, и один из гостей заметил, что Елена будто выходит замуж за дядю в возрасте. На самом деле, когда он впервые был вызван в Великобританию, Кристиан предполагал, что овдовевшая королева рассматривает его в качестве своего нового мужа, а не жениха одной из её дочерей[34]. Первую брачную ночь молодожёны провели в Осборн-хаусе, затем они отправились в медовый месяц, во время которого посетили Париж, Интерлакен и Геную[35].

Елена и Кристиан были преданы друг другу и предпочитали вести тихую семейную жизнь[36]. Основной резиденцией пары стал особняк Камберленд-лодж[en] в Большом Виндзорском парке — традиционная резиденция рейнджера парка; почётную должность рейнджера королева даровала Кристиану. Во время пребывания в Лондоне пара останавливалась в собственных покоях Букингемского дворца[37]. У Елены и Кристиана родилось шестеро детей, однако последний ребёнок родился мёртвым, а младший сын умер через восемь дней после рождения. Принцесса Луиза, сестра Елены, поручила французскому скульптору Жюлю Далу создать мемориал на могиле младших детей Елены[38].

По личной просьбе королевы парламент предоставил Кристиану выплаты в размере шести тысяч фунтов в год[39]. Кроме того, было выплачено приданое Елены в размере тридцати тысяч фунтов, а королева выделила паре ещё сто тысяч, которые выплачивались примерно по четыре тысячи фунтов в год[40]. Также вместе с должностью рейнджера Виндзорского парка Кристиан получил почётную должность верховного распорядителя Виндзора, а также должность королевского комиссара во время Всемирной выставки 1851 года. Тем не менее, он часто посылал вместо себя на заседания доверенного человека, предпочитая проводить время со своей собакой Корри, кормить многочисленных голубей или отправляться на охоту[41].

Елена, как и обещала, жила рядом с королевой, и вместе с сестрой Беатрисой исполняла обязанности личного секретаря матери. Беатриса, к которой Виктория была более благосклонна, выполняла более важные обязанности, а Елена брала на себя более мелкие вопросы, которые не успевала решать сестра[42]. В более поздние годы Елене помогала её незамужняя дочь Елена Виктория, которой королева диктовала свой дневник в последние месяцы жизни[43].

Здоровье Елены не было идеальным, и со временем она пристрастилась к опиуму и лаудануму[44]. Однако королева не верил, что Елена была очень больна, и обвиняла её в ипохондрии, поощряемой снисходительным мужем[45]. Королева Виктория писала старшей дочери, что Елена была склонна «баловать себя (и Кристиан тоже) и уступать во всем, что главнейшая цель её докторов и медсестёр взбудоражить её и заставить меньше думать о себе и ограничениях»[46]. Однако не все проблемы со здоровьем Елены были вызваны ипохондрией; так в 1869 году ей пришлось отменить поездку в Балморал, когда ей стало плохо на вокзале. В 1870 году она страдала от сильного ревматизма и проблем с суставами. В июле 1871 года она страдала от застоя в легких, и болезнь оказалась настолько серьезной, что общество потребовало объяснений, и двор вынужден был выпустить циркуляр, в котором объявил, что болезнь принцессы вызвана «большими волнениями за членов королевской семьи»[47]. В 1873 году она отправилась на французский курорт для восстановления после болезни, а в 1880 году — в Германию, чтобы встретиться с окулистом[48].

Последние годы

В октябре 1900 года во время Англо-бурской войны от малярии умер любимый сын Елены Кристиан Виктор[49], а в январе следующего года — королева Виктория. Новым королём стал брат Елены Эдуард VII, который не был близок ни с одной из доживших до этого момента сестёр, кроме Луизы. Племянник Елены принц Александр Баттенберг[en] писал, что королева Александра завидовала королевской семье и не желала приглашать сестёр мужа в Сандрингемский дворец[50]; кроме того, Александра так до конца и не свыклась с браком Елены и Кристиана из-за споров, возникших ещё в 1860-х годах[51].

При новом короле Елена мало виделась с братьями и сёстрами; она продолжала быть опорой для монархии и занималась благотворительностью. Елена и Кристиан вели тихую жизнь, но все-таки получили несколько королевских назначений. В 1906 году пара представляла британского короля на серебряной годовщине свадьбы кайзера Вильгельма II (племянника Елены) и Августы Виктории (племянницы Кристиана)[52]. В период правления брата Елена посетили могилу сына Кристиана Виктора в Претории, колония Трансвааль[en] в Южной Африке. В Претории принцессу встретил премьер-министр Луис Бота, однако Ян Смэтс отказался встретиться с ней, поскольку с одной стороны ему было обидно, что его страна проиграла войну, а с другой — что его сын умер в Британском концлагере[53].

Король Эдуард умер в 1910 году, а четыре года спустя разразилась Первая мировая война. Во время войны Елена посвятила всё своё время сестринскому делу, а её дочь Мария Луиза записала в своих мемуарах, что её матери и тёткам поступали многочисленные запросы о том, есть ли какие-то новости об их близких. Было решено, что письма следует направлять племяннице Елены — шведской кронпринцессе Маргарите Коннаутской, поскольку Швеция была нейтральной страной. Во время войны в 1916 году Елена и Кристиан отметили золотой юбилей свадьбы, и, несмотря на то, что Великобритания и Германия находились по разные стороны баррикад, кайзер направил поздравительную телеграмму тётке и её супругу через шведскую кронпринцессу. Король Георг V и королева Мария присутствовали при получении телеграммы, и король сказал Марии Луизе, что её бывший муж Ариберт Ангальтский оказал ей услугу, когда развёлся с ней. Когда Мария Луиза сказала, что она бы сбежала в Великобританию, если бы всё ещё была замужем, король ответил «с огоньком в глазах», что он должен был бы интернировать её обратно[54]. В 1917 году в ответ на волну антинемецких настроений в стране Георг V изменил фамилию династии с Саксен-Кобург-Готской на Виндзорскую (по названию основной резиденции династии). Он также распорядился отказаться всем членам королевской семьи от немецких титулов и именований; так Кристиан, Елена и их дочери стали просто принцем и принцессой Кристианом, принцессой Еленой Викторией и Марией Луизой без территориального обозначения. Единственный сын Елены, Альберт, воевал на стороне Пруссии, хотя ясно дал понять, что не будет воевать против страны своей матери[55]. В том же году, 8 октября, в Шомберг-хаус умер принц Кристиан. Последние годы Елены прошли в спорах с королевскими комиссарами, которые пытались выселить её из Шомберга и Камберленд-лодж из-за больших трат на их содержание; Елена одержала победу, поскольку оба этих особняка были переданы ей в пожизненное пользование ещё королевой Викторией[56].

Елена умерла в резиденции Шомберг-хаус 9 июня 1923 года[57]. Её похороны описывали как «великолепно исполненную сцену», которую возглавил король Георг V. Первоначально тело Елены было погребено в капелле Святого Георгия Виндзорского замка, а затем, 23 октября 1928 года, перезахоронено в королевской усыпальнице Фрогморского комплекса[58].

Благотворительная деятельность

Сестринское дело

В 1880-х годах Елена заинтересовалась деятельностью медицинских сестёр. В 1887 году была создана «Ассоциация британских медицинских сестёр» (АБМС), которую возглавила Елена. Благодаря принцессе в 1891 году организация получил приставку «королевская», в 1892 году — Королевскую хартию[en]. Елена была активной сторонницей регистрации медсестёр[en], против которой выступала Флоренс Найтингейл и ведущие общественные деятели[59]. В выступлении в 1893 году Елена сказала, что АБМС работает в направлении «повышения уровня образования и статуса преданных и самоотверженных женщин, которые посвятили свою жизнь уходу за больными, страдающими и умирающими»[60]. В той же речи принцесса предупредила об оппозиции и искажениях, с которыми столкнулась Ассоциация. Хотя АБМС выступала в пользу регистрации медицинских сестёр в качестве средства укрепления и обеспечения их профессионального статуса, во время кооперации с Тайным советом ассоциация, в конечном итоге, согласилась на составление простого списка, а не официального реестра[60].

После смерти королевы Виктории в 1901 году новая королева Александра настояла на смещении Елены с поста директора другой организации — «Армейской сестринской службы»[61]. Это дало толчок дальнейшему витку противостояния принцессы и королевы, что заставило короля Эдуарда VII стать посредником между женой и сестрой[62]. Придворная дама леди Робертс писала другу: «вопросы [возникавшие между Еленой и Александрой] были иногда очень трудными и не всегда приятными». По своему статусу Елена оказалась ниже королевы и вынуждена была согласиться на отставку с поста в пользу Александры, однако ей удалось сохранить пост председателя Армейского сестринского резерва[61]. Во всех своих подшефных организациях Елена осуществляла автократическое, но в то же время эффективное управление; если кто-то не соглашался с ней, принцесса просто говорила «это мое желание, и этого достаточно»[63].

АБМС постепенно пришла в упадок после принятия Акта о регистрации медсестёр в 1919 году (после шести неудачных попыток между 1904 и 1918 годами британский парламент принял законопроект, позволяющий формальную регистрацию медсестёр). В результате принятия этого акта был создан «Королевский сестринский колледж[en]» (КСК), а АБМС потеряла свой авторитет. Елена поддержала предлагаемое объединение Ассоциации и Колледжа, однако переговоры зашли в тупик и АБМС отказалась от дальнейшего сотрудничества[64]. Тем не менее, Елена оставалась активной в других сестринских организациях, а также была президентом организаций ордена Святого Иоанна на острове Уайт, в Виндзоре и Great Western Railway. В этой должности она лично подписывала многотысячные свидетельства о квалификации по сестринскому делу[65].

Рукоделие

Елена также была активна в продвижении рукоделия и стала первым президентом вновь созданной «Школы рукодельного искусства» в 1872 году; в 1876 году школа приобрела префикс «королевская», сменив название на «Королевская школа рукоделия[en]». По словам Елены, задачами школы были: «во-первых, возродить прекрасное искусство, которое было почти утрачено; а во-вторых, посредством этого возрождения создать рабочие места для дам, которые остались без средств к существованию»[65]. Как и в других её организациях, Елена активно работала, чтобы поддерживать школу на должном уровне. Она лично писала в Королевскую комиссию[en] просьбы о выделении средств; так, в 1895 году Елена добилась получения средств в размере тридцати тысяч фунтов для строительства здания школы в Южном Кенсингтоне[66]. Её королевский статус помогал в делах благотворительности; также она устраивала по четвергам послеобеденные чаепития в школе для социально активных дам, которые желали быть увиденными в обществе члена королевской семьи. Во время Рождественского базара Елена становилась главным продавцом, и к ней выстраивались огромные очереди[67].

Помощь беднякам

Елена стремилась помочь детям и безработным и начала давать бесплатные обеды для них в Виндзорской ратуше[en]. Она председательствовала на двух благотворительных обедах в феврале и марте 1886 года и организовала раздачу более 3000 бесплатных ужинов во время суровой зимы того года. Со временем, благодаря её деятельности, Елена стала популярна среди простых людей, а виндзорские бедняки буквально поклонялись ей[67].

Литературная деятельность

Среди других увлечений Елены была писательская деятельность, в частности она любила делать переводы. В 1867 году, когда вышла в свет первая биография её отца принца Альберта, автор биографии сэр Чарльз Грей отметил, что письма принца были переведены с немецкого на английский принцессой Еленой «с удивительной точностью»[68]. За переводом писем отца последовали и другие работы: в 1887 году принцесса опубликовала перевод «Мемуаров Вильгельмины, маркграфини Байрейтской»; в Saturday Review[en] отметили, что Елена перевела книгу на английский, сохранив живой язык, тон словарного перевода и дух высокой точности[69]. Последняя работа Елены датирована 1882 годом: это был перевод немецкого буклета под названием «Первая помощь пострадавшим», первоначально опубликованный зятем Кристиана; перевод Елены переиздавался несколько раз вплоть до 1906 года[70].

В 1883 году в Дармштадте были опубликованы письма сестры Елены Алисы: составителем книги выступил местный священник Карл Зелл, который получил избранные письма в своё распоряжение от королевы Виктории. Когда книга вышла в свет, Елена написала Зеллу и попросила разрешения издать английский вариант книги; разрешение составителя было получено, однако сделано это было без ведома издателя — доктора Бергштрессера. В декабре 1883 года Елена написала сэру Теодору Мартину[en], привилегированному королевскому биографу, сообщив ему, что Бергштрессер претендует на авторские права на письма Алисы и на этом основании требует остановить публикацию английского издания. Мартин выступил в качестве посредника между Еленой и Бергштрессером, который утверждал, что получил много предложений от английских издателей, и выберет того, кто предложит больший гонорар[71].

Мартину удалось уговорить Бергштрессера отменить требование остановить публикацию и изменить требования по поводу авторских прав в обмен на большую сумму денег. Однако королева и Елена отказались, утверждая, что авторские права принадлежат королеве, и вести переговоры двор будет только с составителем книги. Обе царственные дамы посчитали претензии издателя «необоснованными, если не сказать неуместными» и отказались общаться с ним напрямую. В конце концов, Бергштрессер приехал в Великобританию в январе 1884 года и согласился принять сто фунтов за первые три тысячи экземпляров, а также сорок фунтов за каждую последующую тысячу проданных копий[72]. Мартин выбрал издательство Джона Мюррея[en], который после дальнейших переговоров с немецким издателем напечатал первые экземпляры в середине 1884 года. Первое издание распродали почти сразу, но для второго издания Мюррей заменил биографические очерк Зелла 53-х страничными мемуарами принцессы Елены. Таким образом удалось избежать проблем с Зеллом, а имя Елены, популярной в народе, привлекло большее число читателей[73].

Внешность и характер

На протяжении почти всей жизни внешне Елену описывали как пухлую и потрепанную женщину[74][20][7], при этом у неё был спокойный деловой характер и авторитарный дух. Однажды во время национальной забастовки в доках архиепископ Кентерберийский сочинил молитву, надеясь на быстрое окончание забастовки. Елена прибыла в церковь, пробежала глазами свой служебный лист и голосом, который её дочь описывала как «проникновенный королевский шепот, который разносился дальше, чем [голос] усиленный любым мегафоном», отметила: «эта молитва не остановит никакую забастовку»[7]. Внешности и личность принцессы подвергалась критике в письмах и дневниках её матери, и биографы Елены последовали примеру королевы[74]; однако дочь Елены Мария Луиза описывала её как женщину «очень красивую, с волнистыми каштановыми волосами, с красивым маленьким прямым носом и прекрасными янтарными глазами… Она была очень талантлива: превосходно играла на фортепиано и имела дар к рисованию и акварели… Её выдающимся дарованием была преданность друзьям… Она была очень умна, замечательно возглавляла дела…»[75]

Музыка была одним из пристрастий Елены; в молодости она играла с Чарльзом Халле, а её близкими друзьями были Йенни Линд и Клара Батт[7]. Её решимость выполнять широкий круг общественных обязанностей помогла ей стать популярной[76]. Она дважды представляла свою мать в гостиных, где гости были проинструктированы представить себя Елене, как если бы они были представлены самой королеве[77].

Елена была близка с братом Альфредом, который считал её своей любимой сестрой[78]. Хотя современники описывали принцессу как ярую приверженку своей матери, она, к примеру, активно выступала за права женщин, чем гнушалась королева[79]. Тем не менее, Елена и её сестра Беатриса были ближе к королеве, нежели другие дети Виктории, а Елена оставалась близка с матерью вплоть до её смерти. Имя Елены стало последним словом, записанным в дневник королевы Виктории[80].

Титулование, награды, генеалогия и герб

Титулы

  • 25 мая 1846 — 5 июля 1866: Её Королевское высочество принцесса Елена Августа Виктория[4] Великобританская[81]
  • 5 июля 1866 — 17 июля 1917: Её Королевское высочество принцесса Кристиан Шлезвиг-Гольштейнская[81]
  • 17 июля 1917 — 9 июня 1923: Её Королевское высочество принцесса Кристиан

Награды

Генеалогия

Предки Елены Великобританской
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Эрнст Фридрих, герцог Саксен-Кобург-Заальфельдский
 
 
 
 
 
 
 
8. Франц, герцог Саксен-Кобург-Заальфельдский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
17. София Антония Брауншвейг-Вольфенбюттельская
 
 
 
 
 
 
 
4. Эрнст I, герцог Саксен-Кобург-Готский и Саксен-Кобург-Заальфельдский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
18. Хейнрих XXIV[de], граф Рейсс-Эберсдорфский
 
 
 
 
 
 
 
9. Августа Рейсс-Эберсдорфская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
19. Каролина Эрнестина Эрбах-Шёнбергская[en]
 
 
 
 
 
 
 
2. Альберт Саксен-Кобург-Готский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
20. Эрнст II, герцог Саксен-Гота-Альтенбургский
 
 
 
 
 
 
 
10. Август, герцог Саксен-Гота-Альтенбургский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
21. Шарлотта Саксен-Мейнингенская
 
 
 
 
 
 
 
5. Луиза Саксен-Гота-Альтенбургская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
22. Фридрих Франц I, герцог Мекленбургский
 
 
 
 
 
 
 
11. Луиза Шарлотта Мекленбург-Шверинская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23. Луиза Саксен-Готская
 
 
 
 
 
 
 
1. Елена Августа Виктория
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Фредерик Луис, принц Уэльский
 
 
 
 
 
 
 
12. Георг III
король Соединённого королевства Великобритании и Ирландии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
25. Августа Саксен-Готская
 
 
 
 
 
 
 
6. Эдуард Август, герцог Кентский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. Карл, герцог Мекленбург-Стрелицкий
 
 
 
 
 
 
 
13. Шарлотта Мекленбург-Стрелицкая
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. Елизавета Альбертина Саксен-Гильдбурггаузенская
 
 
 
 
 
 
 
3. Виктория
королева соединённого королевства Великобритании и Ирландии
императрица Индии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
28. Эрнст Фридрих, герцог Саксен-Кобург-Заальфельдский (=16)
 
 
 
 
 
 
 
14. Франц, герцог Саксен-Кобург-Заальфельдский (=8)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29. София Антония Брауншвейг-Вольфенбюттельская (=17)
 
 
 
 
 
 
 
7. Виктория Саксен-Кобург-Заальфельдская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
30. Хейнрих XXIV, граф Рейсс-Эберсдорфский (=18)
 
 
 
 
 
 
 
15. Августа Рейсс-Эберсдорфская (=9)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Каролина Эрнестина Эрбах-Шёнбергская (=19)
 
 
 
 
 
 

Герб

В 1858 году Елене, её старшей сестре Алисе и её младшим сёстрам было дано право пользования британским королевским гербом с добавлением герба Саксонии (щит, девятикратно пересечённый на золото и чернь, поверх всего перевязь в виде рутовой короны), представлявшего отца принцессы — принца Альберта. Щит обременён серебряным титлом с тремя зубцами, что символизировало то, что она является дочерью монарха; на среднем зубце титла — червлёный прямой крест, на крайних зубцах — червлёная роза с серебряной сердцевиной и зелёными листьями для отличия её от других членов королевской семьи[85][86].

Щитодержатели обременены титлом (турнирным воротничком), как в щите: на зелёном основании золотой, вооружённый червленью и коронованный золотой короной леопард [восстающий лев настороже] и серебряный, вооружённый золотом единорог, увенчанный наподобие ошейника золотой короной, с прикрепленной к ней цепью[87].

Дамский (ромбовидный) щит, увенчанный короной, соответствующей достоинству детей монарха, обременён серебряным титлом с тремя зубцами. Щит четверочастный: в первой и четвёртой частях — в червлёном поле три золотых вооружённых лазурью леопарда [идущих льва настороже], один над другим [символ Англии]; во второй части — в золотом поле червлёный, вооружённый лазурью лев, окружённый двойной процветшей и противопроцветшей внутренней каймой [символ Шотландии]; в третьей части — в лазоревом поле золотая с серебряными струнами арфа [символ Ирландии])[88].

В 1917 году указом короля Георга V Елена среди прочих была лишена прав на собственный герб[89].

Потомство

В браке с Кристианом Елена родила шестерых детей, четверо из которых дожили до зрелого возраста. У пары была только одна незаконнорожденная бездетная внучка, со смертью которой в 1953 году пресеклась линия потомков королевы Виктории, шедшая от Елены.

Напишите отзыв о статье "Елена Великобританская"

Примечания

  1. Chomet, 1999, p. 9.
  2. Bennett, 1980, p. 89.
  3. 1 2 Chomet, 1999, p. 10.
  4. 1 2 [www.thegazette.co.uk/London/issue/20626/page/2754 Lord Chamberlain’s Office, July 27, 1846] (англ.) // The London Gazette : газета. — 1846. — 2 July (no. 20626). — P. 2754.
  5. [www.thegazette.co.uk/London/issue/20627/page/2789 Lord Chamberlain’s Office, July 27, 1846] (англ.) // The London Gazette : газета. — 1846. — 2 July (no. 20627). — P. 2789.
  6. 1 2 Chomet, 1999, p. 11.
  7. 1 2 3 4 5 Van der Kiste, 2004.
  8. Hubbard, 2012, p. 132.
  9. Van der Kiste, 2003, p. 22.
  10. Van der Kiste, 2003, p. 23.
  11. Chomet, 1999, p. 12.
  12. Packard, 1999, p. 101.
  13. Packard, 1999, p. 102.
  14. Packard, 1999, p. 103.
  15. Packard, 1999, p. 104.
  16. Dennison, 2007, p. 204.
  17. Chomet, 1999, p. 17.
  18. Chomet, 1999, p. 19.
  19. Chomet, 1999, p. 37.
  20. 1 2 Packard, 1999, p. 99.
  21. Van der Kiste, 2003, p. 61.
  22. Packard, 1999, p. 121.
  23. 1 2 Packard, 1999, p. 113.
  24. Battiscombe, 1969, p. 77.
  25. Van der Kiste, 2003, p. 65.
  26. Packard, 1999, p. 114.
  27. Van der Kiste, 2003, p. 64.
  28. Battiscombe, 1969, p. 76.
  29. Van der Kiste, 2003, p. 181.
  30. Packard, 1999, p. 115.
  31. Packard, 1999, p. 116.
  32. [www.thegazette.co.uk/London/issue/23140/page/4092 Windsor Castle, July 19, 1866] (англ.) // The London Gazette : газета. — 1866. — 1 July (no. 23140). — P. 4089—4092.
  33. Sweeter & Sweeter, 1866, p. 477.
  34. Van der Kiste, 2003, p. 72.
  35. Packard, 1999, p. 117.
  36. Chomet, 1999, p. 55.
  37. Chomet, 1999, p. 133.
  38. Packard, 1999, p. 192.
  39. Chomet, 1999, p. 52.
  40. Chomet, 1999, p. 54.
  41. Chomet, 1999, p. 59.
  42. Packard, 1999, p. 194.
  43. Benson, 1939, p. 300.
  44. Packard, 1999, pp. 269—270.
  45. Packard, 1999, p. 193.
  46. Chomet, 1999, p. 128.
  47. Chomet, 1999, p. 129.
  48. Chomet, 1999, p. 130.
  49. 1 2 Eilers, 1987, p. 205.
  50. Van der Kiste, 2003, p. 180.
  51. Battiscombe, 1969, pp. 75—78.
  52. Van der Kiste, 2003, p. 182.
  53. Marie Luise von Schleswig-Holstein, 1960, pp. 195—196.
  54. Marie Luise von Schleswig-Holstein, 1960, pp. 141—142.
  55. Marie Luise von Schleswig-Holstein, 1960, p. 43.
  56. Chomet, 1999, pp. 143—144.
  57. Chomet, 1999, p. 149.
  58. [www.stgeorges-windsor.org/about-st-georges/royal-connection/burial/burials-in-the-chapel-since-1805.html Royal Burials in the Chapel since 1805] (англ.). Dean & Canons of Windsor. Проверено 19 октября 2016.
  59. Chomet, 1999, p. 119.
  60. 1 2 Chomet, 1999, p. 120.
  61. 1 2 Chomet, 1999, p. 122.
  62. Battiscombe, 1969, p. 234.
  63. Battiscombe, 1969, p. 233.
  64. Chomet, 1999, p. 123.
  65. 1 2 Chomet, 1999, p. 124.
  66. Chomet, 1999, p. 125.
  67. 1 2 Chomet, 1999, p. 126.
  68. Chomet, 1999, p. 70.
  69. Chomet, 1999, p. 71.
  70. Chomet, 1999, p. 80.
  71. Chomet, 1999, p. 83.
  72. Chomet, 1999, p. 84.
  73. Chomet, 1999, p. 86.
  74. 1 2 Chomet, 1999, p. 30.
  75. Chomet, 1999, p. 87.
  76. Chomet, 1999, p. 40.
  77. [www.thegazette.co.uk/London/issue/22956/page/1985 Lord Chamberlain’s Office, April 5, 1865] (англ.) // The London Gazette : газета. — 1865. — 1 April (no. 22956). — P. 1985.
  78. Van der Kiste, 2003, p. 36.
  79. Longford, 1964, p. 395.
  80. Chomet, 1999, p. 4.
  81. 1 2 [www.thegazette.co.uk/London/issue/24539/page/113 India Office, January 1, 1878] (англ.) // The London Gazette : газета. — 1878. — 1 January (no. 24539). — P. 114.
  82. [www.thegazette.co.uk/London/issue/24539/page/113 India Office, January 1, 1878] (англ.) // The London Gazette : газета. — 1878. — 1 January (no. 24539). — P. 113—114.
  83. [www.thegazette.co.uk/London/issue/26725/page/1960 The Grand Priory of the Order of the Hospital of St. John of Jerusalem in England] (англ.) // The London Gazette : газета. — 1896. — 2 March (no. 26725). — P. 1959—1960.
  84. [www.thegazette.co.uk/London/issue/30730/supplement/6685 Central Chancery of the Orders of Knighthood] (англ.) // The London Gazette : газета. — 1918. — 1 June (no. 30730). — P. 6685.
  85. Boutell, Charles The Royal Armory of England (англ.) // The Art Journal. — 1868. — No. 7. — P. 274.
  86. Neubecker, 1997, pp. 96—97.
  87. Boutell, 2010, pp. 245—246.
  88. Георгий Вилинбахов, Михаил Медведев. [www.vokrugsveta.ru/vs/article/2870/ Геральдический альбом. Лист 2] // Вокруг света : журнал. — 1990. — 1 апреля (№ 4 (2595)).
  89. François Velde. [www.heraldica.org/topics/britain/cadency.htm Marks of Cadency in the British Royal Family] (англ.). Heraldica.org. Проверено 15 октября 2016.
  90. 1 2 Eilers, 1987, p. 206.

Литература

  • Battiscombe, Georgina. Queen Alexandra. — London: Constable & Company Ltd, 1969.
  • Bennett, Daphne. [books.google.ru/books?id=UWRnAAAAMAAJ Queen Victoria's children]. — London: V. Gollancz, 1980. — 143 p. — ISBN 0-575-02690-1.
  • Benson, Edward Frederic. [books.google.ru/books?id=vr4KAQAAMAAJ Daughters of Queen Victoria]. — Cassell, 1939. — 295 p.
  • Boutell, Charles. [books.google.ru/books?id=66UNTwEACAAJ A Manual of Heraldry: Historical and Popular (1863)]. — Kessinger Publishing, 2010. — P. 245—246. — 556 p. — ISBN 1165299313, 9781165299317.
  • Chomet, Seweryn. [books.google.ru/books?id=BQmgAAAAMAAJ Helena: Princess Reclaimed : the Life and Times of Queen Victoria's Third Daughter]. — New York: Begell House, 1999. — 166 p. — ISBN 1567001459, 9781567001457.
  • Dennison, Matthew. [books.google.ru/books?id=GX9OPwAACAAJ The Last Princess: The Devoted Life of Queen Victoria's Youngest Daughter]. — Weidenfeld & Nicolson, 2007. — 302 p. — ISBN 0297847945, 9780297847946.
  • Eilers, Marlene A. Queen Victoria's Descendants. — Genealogical Publishing Company, 1987. — ISBN 9163059649, 9789163059643.
  • Hubbard, Kate. [books.google.ru/books?id=3bxlAQAAQBAJ Serving Victoria: Life in the Royal Household]. — Chatto & Windus, 2012. — 417 p. — ISBN 0701183683, 9780701183684.
  • Longford, Elizabeth. [books.google.ru/books?id=fphCHQAACAAJ Victoria R.I.]. — Weidenfeld & Nicolson, 1964. — 635 p. — ISBN 0297170015, 9780297170013.
  • Marie Luise von Schleswig-Holstein. [books.google.ru/books?id=V8bfMQAACAAJ My Memories of Six Reigns]. — Middlesex: Penguin, 1960. — 248 p.
  • Neubecker, Ottfried. [books.google.ru/books?id=OMewHAAACAAJ Heraldry: Sources, Symbols and Meaning]. — Little, Brown, 1997. — 288 p. — ISBN 0316641413, 9780316641418.
  • Packard, Jerrold M. [books.google.ru/books?id=9WHY4SWNg1IC Victoria's Daughters]. — St. Martin's Press, 1999. — 384 p. — ISBN 0312244967, 9780312244965.
  • H. E. and C. H. Sweeter. [books.google.ru/books?id=THpNAAAAYAAJ Round Table]. — 1866. — Т. 3.
  • Van der Kiste, John. [books.google.ru/books?id=H_ywGwAACAAJ Queen Victoria's Children]. — Gloucestershire: Sutton Publishing Limited, 2003. — 229 p. — ISBN 075093476X, 9780750934763.
  • Van der Kiste, John. [www.oxforddnb.com/index/41/101041067/ Princess Helena] // . — Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford University Press, 2004.
  • Wake, Jehanne. [books.google.ru/books?id=y-UgAAAAMAAJ Princess Louise: Queen Victoria's unconventional daughter]. — Collins, 1988. — 478 p. — ISBN 0002170760, 9780002170765.
  • Weiberg, Thomas. [books.google.ru/books?id=eTxaNAAACAAJ …wie immer Deine Dona: Verlobung und Hochzeit des letzten deutschen Kaiserpaares]. — Isensee, 2007. — 244 p. — ISBN 3899954068, 9783899954067.

Ссылки

  • [discovery.nationalarchives.gov.uk/details/c/F33374 Victoria Helena Augusta (1846-1923) Princess Christian of Schleswig Holstein, daughter of Queen Victoria] (англ.). The National Archives. Проверено 16 октября 2016.

Отрывок, характеризующий Елена Великобританская

Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.