Еленин день

Еленин день
</td>
Посев льна в начале XX века
Тип	народно-христианский
Иначе	Алёна-лёносейка, Длинные льны, Олена — поздние овсы
также	Елена, Елена и Константин (церк.)
Значение	начинали сеять лён и коноплю, а также позднюю пшеницу, овёс
Отмечается	славянами
Дата	21 мая (3 июня)

Еленин день — день в народном календаре у славян, приходящийся на 21 мая (3 июня). Название происходит от имени святой Елены Равноапостольной. До этого дня заканчивали посев хлебов и начинали сеять лён и коноплю, а также позднюю пшеницу, овёс, местами яровую рожь, просо, гречиху.

Другие названия дня

Алёна-лёносейка, Льняница, Олёна-Ленича, Длинные льны — Еленины косы, Елена — ранние льны, Олена — поздние овсы, Олёна — ранние росы, Алёна, Константин и Елена Сеяльники (Вят.), Елена — Льни́ца (Костром.), Еленосе́вки (Прикам.), Елены (Среднеурал.), Елены день (Забайкал.), Елены-Ле́нницы (Вят., Прикам.), Елены-Леносе́йницы (Прикам.), Елены-Цари́цы (Ярослав.), Константи́н (Севернорус.), Константи́н день (Среднеурал.), Константи́нов день (Прикам.), Константин-Овсяник (без указ. места), Ле́нница (Вят., Перм.), Лёносе́вки (Прикам.), Льносе́вки (Прикам.), Льняни́ца, Льняницы (Костром., Новгород., Орлов.), Матери Елены — Цари Константины (Среднеурал.), Мать Елена (Архангел.), Мать Елена и Отец Константин (Прикам.), Мать Елена и Царь Константин (Вологод., Сибир.), Мать Олёна (без указ. места), Олёна-Ле́нница (Прикам.), Олёна-Леносевка (без указ. места), Олёны — Ледники (Киров.), Олёны — Холодные ледники (Киров.), Ранние льны (Нижегород.), (Прикам.)^{[страница не указана 2780 дней]}.

укр. Льоносійка; болг. Костадиновден, Костадинка и Еленка, сфити цар Кунстандин и царица Иленъ; макед. Еледин-Костадин. В Западной Фракии 21 мая отмечался день Константина, а 22 мая — Елены (с. Габрово).

В этот день Русской православною церковью почитаются в том числе равноапостольная царица Елена и римский император Константин, чьи имена присутствуют в названии дня.

Обряды и поверья

Равноапостольной Елене молятся о покровительстве посевов и плодородии; перед Владимирской иконой Божией Матери молятся при нападении врагов.

Святые Константин и Елена считались покровителями льноводства и огуречных грядок, поэтому в этот день старались посеять лён и посадить огурцы. Говорили: «Олене — льны, огурцы — Константину».

На сев льна в старину было в обычае не выезжать без выполнения особой обрядности. Старухи собирали в канун Еленина дня по паре яиц с каждой бабы, пекли их «всем бабьим миром» — в одной облюбованной для этого печи и, затем, раскладывали, не без ведома сеятелей, в мешки с семенами; но мужики не должны были проговариваться о своём «знатье», — молча собирались и выезжали они, благословясь, на сев. На полосе, вспаханной под льны, каждый сеятель сначала подбрасывал яйца вверх, полагая, что «чем выше будут подброшены яйца, тем выше вырастет и лён», затем съедал их с приговором: «Пусть уродится лён такой же белый как это яичко», а потом уже приступал к посеву семян. Скорлупки яиц должны были привозиться домой; там старухи толкли их и подбавляли понемножку в корм курам: чтобы неслись лучше.

В ряде мест во время сева льна женщины раздевались донага^{[где?][когда?]}. Этот обычай получил название «обманывать лён». Его участницы считали, что лён, глядя на их наготу сжалиться над ними: «Эта баба бедная — у неё даже рубашки на теле нет, надо будет пожалеть её и получше уродиться».

В день Олены-льняницы девушки исполняли песни, основной темой которых было сеяние льна. Тексты песен имели магический характер и представляли собой заклинания на рост и урожай льна или конопли:

Посею я, младая, ленку
При дорожке, при толку:
Ты расти, расти ленок,
Тонок, долог и высок,
В земелюшку корешок,
Что вниз коренист,
А вверх семянист!

Лён лучше сеять в тёплый и тихий день в полный месяц или ущерб месяца, когда ясно светит, на чёрной не мокрой, а лучше на луговой земле. В полном месяце и ущербе месяца достаточно немного семени, а льна достаточно приносит.^{[где?][когда?]}

Если к этому времени огурцы уже были посеяны, и хозяйкам нужно было теперь позаботиться об их сохранности. Для этого в доме брали старый лапоть, волокли его ногой на огород и бросали на грядку с огурцами, приговаривая: «Как густо сей лапоть плёлся, так чтобы и огурцы плелись».^{[где?][когда?]}

Белорусским девушкам в этот день запрещалось заплетать косы, чтобы лён и волосы девушек росли длиннее и не путались.

В день Елены и Константина сеют позднюю пшеницу^{[где?][когда?]}. В Тамбовской губернии происходил второй посев льна и конопли.

Поговорки и приметы

• На Олёну сей лён^{[страница не указана 2780 дней]}.
• Лён с ярью не ладит (не советует сеять на льнищах ярового хлеба и ничего иного).
• Посеешь лён на Олёну — будут длинные льны.
• На Олену-льняницу было принято также сажать огурцы.
• Ярицу, лён, гречиху, ячмень и позднюю пшеницу сей с Оленина дня (нижегород.).
• укр. Якое буде льоносійка, такою видаеться й осінь — сонячною або дощовою.

См. также

• Параскевы Льняницы

Литература

1. Атрошенко О. В. [elar.urfu.ru/bitstream/10995/4619/2/urgu1151s.pdf Русская народная хрононимия: системно-функциональный и лексикографический аспекты] // Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Уральский федеральный университет. — Екатеринбург, 2013.
2. Баранова О. Г., Зимина Т. А., Мадлевская Е. Л. и др. Русский праздник. Праздники и обряды народного земледельческого календаря. Иллюстрированная энциклопедия / Науч. ред. И. И. Шангина. — СПб.: Искусство-СПБ, 2001. — 668 с. — (История в зеркале быта). — ISBN 5-210-01497-5.
3. Лён 1 // Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. / авт.-сост. В. И. Даль. — 2-е изд. — СПб. : Типография М. О. Вольфа, 1880—1882.</span>
4. Зимина Т. А. [www.ethnomuseum.ru/prazdniki/olena-lnyanica Олена-льняница]. РЭМ.
5. Золотые правила народной культуры / О. В. Котович, И. И. Крук. — Мн.: Адукацыя i выхаванне, 2010. — 592 с. — 3000 экз. — ISBN 978-985-471-335-9.
6. Коринфский А. А. Народная Русь. — М.: Издание книгопродавца М. В. Клюкина, 1901. — 723 с.
7. Максимов С. В. Олены-Ленничи // Нечистая, неведомая и крестная сила. — СПб.: Товарищество Р. Голике и А. Вильворг, 1903. — 529 с.
8. Милов Л. В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. — М.: РОССПЭН, 1998. — 573 с.
9. Некрылова А. Ф. Круглый год. — М.: Правда, 1991. — 496 с. — ISBN 5-253-00598-6.
10. Некрылова А. Ф. Русский традиционный календарь: на каждый день и для каждого дома. — СПб.: Азбука-классика, 2007. — 765 с. — ISBN 5352021408.
11. Сахаров И. П. [www.bibliotekar.ru/rusSaharov/index.htm Сказания русского народа. Народный дневник. Праздники и обычаи]. — СПб.: Издательство МГУ, 1885. — 245 с.
12. Усачёва В. В. Вербальная магия в аграрных обрядах славян // [www.inslav.ru/images/stories/pdf/SBF-2006.pdf Славянский и балканский фольклор. Семантика и прагматика текста]. — М.: Индрик, 2006. — С. 280–318. — ISBN 5-85759-370-0.
13. Скуратівський В. Т. Дiдух. — К.: Освiта, 1995. — 272 с. — ISBN 5-330-02487-0.  (укр.)

Отрывок, характеризующий Еленин день

Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.