Вудвилл, Елизавета

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Елизавета Вудвилл»)
Перейти к: навигация, поиск
Елизавета Вудвилл (Вудвиль)
англ. Elizabeth Woodville<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Елизавета Вудвилл.
Портрет неизвестного автора. 1471 год.</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Елизаветы Вудвилл</td></tr>

королева-консорт Англии
1 мая 1464 — 3 октября 1470[к 1]
Коронация: 26 мая 1465
Предшественник: Маргарита Анжуйская
Преемник: Маргарита Анжуйская
11 апреля 1471 — 9 апреля 1483
Предшественник: Маргарита Анжуйская
Преемник: Анна Невилл
 
Рождение: ок. 1437
Графтон-Реджис, Нортгемптоншир, Королевство Англия
Смерть: 8 июня 1492(1492-06-08)
Бермондзи, Саутуарк, Лондон, Королевство Англия
Место погребения: капелла Св. Георгия, Виндзорский замок, Англия
Род: Вудвиллы
Отец: Ричард Вудвилл
Мать: Жакетта Люксембургская
Супруг: 1. Джон Грей
2. Эдуард IV
Дети: от 1-го брака
сыновья: Томас Грей
Ричард Грей
от 2-го брака:
сыновья: Эдуард V
Ричард из Шрусбери
Джордж из Виндзора
дочери: Елизавета Йоркская
Мария Йоркская
Сесили Йоркская
Маргарет Йоркская
Анна Йоркская
Катерина Йоркская
Бриджит Йоркская

Елизаве́та Ву́двилл (Ву́двиль) (англ. Elizabeth Woodville[к 2]; ок. 1437[1] — 8 июня 1492) — королева-консорт Англии как супруга короля Эдуарда IV с 1464 по 1470 и с 1471 по 1483 год; дочь Ричарда Вудвилла, 1-го графа Риверса, и Жакетты Люксембургской.

На момент рождения Елизаветы её семья принадлежала к среднеранговой аристократии Англии. Первый брак был заключён между Елизаветой и сэром Джоном Греем из Гроуби, сторонником Ланкастеров, который погиб во второй битве при Сент-Олбансе, оставив Елизавету вдовой с двумя сыновьями. Второй брак с королём Эдуардом IV стал сause célèbre, благодаря невероятной красоте Елизаветы и отсутствию у неё больших поместий. Эдуард IV был вторым королём после нормандского завоевания, который женился на своей подданной; в свою очередь, Елизавета стала первой такой супругой короля, которая была коронована как королева[к 3]. Брак Елизаветы с королём значительно обогатил её братьев, сестёр и детей; однако, их процветание навлекло на себя враждебность со стороны Ричарда Невилла, графа Уорика, «делателя королей», и заключение им различных союзов с самыми крупными фигурами в раздробленной королевской семье.

Враждебность вылилась в открытый раздор между королём Эдуардом и Уориком, что в конечном итоге привело к тому, что Уорик переметнулся к Ланкастерам. Елизавета сохранила своё политическое влияние даже после окончания непродолжительного правления её сына, Эдуарда V, который был свергнут своим дядей по отцу Ричардом III. Важную роль Елизавета будет играть и в обеспечении восшествии на престол Генриха VII в 1485 году, которым закончилась война Алой и Белой розы. Тем не менее, после 1485 года она была вынуждена уступить первенство матери Генриха, леди Маргарет Бофорт, поэтому степень её влияния на события в эти годы и возможное отдаление от двора остаются неясными[2][3].

В двух браках Елизавета родила 12 детей, среди которых были принцы в Тауэре и Елизавета Йоркская; по последней Елизавета была бабкой по материнской линии короля Генриха VIII и прабабкой короля Эдуарда VI и королев Марии Кровавой и Елизаветы I, а также пра-прабабкой Марии Стюарт. Благодаря своей дочери, Елизавете Йоркской, Елизавета Вудвиль является предком всех английских монархов, начиная с Генриха VIII, и всех шотландских монархов, начиная с Якова V.





Ранняя жизнь и первый брак

Елизавета Вудвиль родилась около 1437 года, предположительно в октябре[к 4][5], в Графтон-Реджисе, Нортгемптоншир. Она была первенцем в социально неравном браке, который шокировал английский двор. Её отец, сэр Ричард Вудвилл, на момент рождения дочери был простым рыцарем. Вудвиллы, будучи старым и почтенным семейством, были более благородны, нежели знатны, имели достаточно земли и богатства; были семьёй, из которой ранее выходили уполномоченные мира, шерифы и депутаты, но не пэры королевства. Собственный отец сэра Ричарда сделал хорошую карьеру в королевской службе, поднявшись до должности камергера Джона Ланкастера, герцога Бедфорда; сэр Ричард пошёл по стопам отца на службу к герцогу, где и встретил впервые Жакетту Люксембургскую. Будучи дочерью Пьера Люксембургского, графа Сен-Поль, и Маргариты де Бо, Жакетта была выдана замуж за герцога Бедфорда в 1433 году в возрасте 17 лет; герцог был значительно старше Жакетты, которая стала его второй женой, и имел плохое состояние здоровья, от чего умер в 1435 году, оставив Жакетту бездетной, богатой вдовой[к 5]. Она должна была получить разрешение от короля для вступления в повторный брак; но в марте 1437 года, было выявлено, что Жакетта тайно вышла замуж за сэра Ричарда Вудвилла, который был намного ниже её по рангу и не считался подходящим мужем для женщины, почитаемой как тётка короля. Супруги были оштрафованы на £1000, но сумма была возвращена в октябре того же года.

Несмотря на такой неблагоприятный старт, супружеская пара вскоре стала процветать, благодаря, главным образом, благосклонности королевской семьи к Жакетте. Она сохранила свой титул и приданое как герцогиня Бедфорд, последнее изначально обеспечивало доход от £7000 и £8000 в год (сумма уменьшалась на протяжении многих лет из-за территориальных потерь во Франции и коллапса королевских финансов в Англии); сэр Ричард был удостоен нескольких воинских званий, в которых он проявил себя способным солдатом. Дальнейшие достижения пришли одновременно с женитьбой Генриха VI на Маргарите Анжуйской, чей дядя был зятем Жакетты: Вудвиллы оказались среди тех, кто был выбран для сопровождения невесты в Англию; семья воспользовалась в дальнейшем этой двойной связью с королевской семьей и сэр Ричард получил титул барона Риверса в 1448 году. Поэтому их дети выросли в атмосфере привилегий и материального благополучия.

Томас Мор утверждал, что Елизавета была синонимична «Изабель Грей», юной фрейлине Маргариты Анжуйской в 1445 году; современные историки (например, Майерс, Смит и Болдуин) отметили, что существует несколько более вероятных кандидатур, чем Елизавета, в том числе леди Изабелла Грей, сопровождавшая Маргариту в Англию из Франции в 1445, или Елизавета Грей, которая была вдовой с детьми в 1445 году[7][8].

Приблизительно в 1452 году Елизавета вышла замуж за Джона Грея из Гроуби, наследника баронского титула. Джон был убит во второй битве при Сент-Олбансе в 1461 году, выступив на стороне Ланкастеров; гибель Джона позже стала причиной иронии при дворе, поскольку вторым мужем Елизаветы стал йоркистский претендент на трон (на момент гибели Джона) Эдуард IV. Елизавета осталась вдовой с двумя сыновьями.

Елизавету называли «самой красивой женщиной на острове Британии» с «тяжелыми веками на глазах, как у дракона»[9].

Королева-консорт

Эдуард IV, имевший множество любовниц, среди которых самой известной была Джейн Шор, не имел репутацию верного мужчины. Его брак с овдовевшей Елизаветой Вудвилл состоялся тайно, и, хотя точная дата не известна, считается, что всё же он состоялся (о браке знали только мать невесты и две служанки) в её семье в Нортгемптоншире 1 мая 1464[10][11], чуть более чем через три года после того, как он оказался на английском престоле после подавляющей победы Йорков над Ланкастерами в битве при Таутоне. Елизавета Вудвиль была коронована 26 мая 1465 года, в воскресенье после Вознесения.

В первые годы своего правления Эдуард IV управлял Англией с помощью небольшого круга сторонников, в котором первую роль играл кузен Эдуарда Ричард Невилл, граф Уорик. Примерно в период тайного брака Эдуарда IV, Уорик вёл переговоры о союзе с Францией, чтобы помешать аналогичному соглашению своего заклятого врага Маргариты Анжуйской, жены свергнутого Генриха VI. Планировалось, что Эдуард IV должен жениться на французской принцессе. Когда же его брак с Елизаветой Вудвилл, которая происходила из семьи простолюдинов, к тому же являвшихся сторонниками Ланкастеров, стал достоянием общественности, Уорик был одновременно смущён и обижен, и отношения его с Эдуардом так и не восстановились до прежнего уровня. Брак был также дурно принят и Тайным советом, который сообщил Эдуарду с большой откровенностью, что «он должен знать, она была не женой принца такого, как он».

С приходом к власти новая королева привела за собой множество братьев и сестёр, которые вскоре породнились с самыми известными семьями Англии[12]. Трое из сестёр Елизаветы вышли замуж за сыновей графов Кента, Эссекса и Пембрука; другая сестра, Екатерина, была выдана замуж за одиннадцатилетнего Генри Стаффорда, 2-го герцога Бекингем; после смерти Эдуарда IV Бекингем присоединился к герцогу Глостерскому, который выступал в оппозиции к Вудвиллам. Двадцатилетний брат Елизаветы, Джон, женился на Екатерине Невилл, герцогине Норфолк, которая была старше его более, чем на 40 лет и успела трижды овдоветь. Тем не менее, Екатерина Невилл пережила мужа. Когда родственники Елизаветы, особенно её брат, Энтони, 2-й граф Риверс, начали оспаривать первенство Уорика в английском политическом обществе, Уорик объединился со своим зятем, младшим братом короля, герцогом Кларенсом. Один из его последователей обвинил мать Елизаветы, вдовствующую герцогиню Бедфорд, в колдовстве. Однако, Жакетта была оправдана в следующем году[15]. Уорик и Кларенс дважды подняли восстание, а затем бежали во Францию. Уорик сформировал непростой союз с ланкастерской королевой Маргаритой Анжуйской и восстановил её мужа Генриха VI на престол в 1470 году, но уже в следующем году, Эдуард IV вернулся из изгнания и победил Уорика в битве при Барнете и Ланкастеров в битве при Тьюксбери. Генрих VI был убит вскоре после этого.

В период временного отстранения мужа от власти, Елизавета нашла убежище в Вестминстерском аббатстве, где она родила первого сына короля Эдуарда. Брак с королём оказался весьма продуктивен: от Эдуарда Елизавета родила в общей сложности десять детей, среди которых был и ещё один сын, Ричард, герцог Йоркский, который позже присоединился к старшему брату в качестве одного из принцев в Тауэре[5]. Из всего потомства Елизаветы и Эдуарда в детстве умерли только Джордж и Маргарет; кроме того, в возрасте 14 лет скончалась Мария.

Елизавета участвовала во всех актах христианского благочестия, которые соответствовали тому, что ожидается от средневековой королевы-консорта. Её действия включали паломничества, получение папской индульгенции для тех, кто трижды в день, стоя на коленях, читает молитву Ангел Господень, а также основание часовни Святого Эразма в Вестминстерском аббатстве[16].

Вдовствующая королева

После внезапной смерти Эдуарда IV, вероятно от пневмонии, в апреле 1483 Елизавета стала вдовствующей королевой и пробыла ею 63 дня, пока её сын Эдуард V был королём, а его дядя, Герцог Глостерский, был лордом-протектором. Опасаясь того, что Вудвиллы попытаются монополизировать власть, Глостер решил быстро взять под контроль молодого короля и приказал арестовать Энтони Вудвилла и Ричарда Грея, брата и сына Елизаветы от первого брака. Молодой король был перевезён в Лондонский Тауэр в ожидании коронации. Елизавета вместе с младшим сыном и дочерьми вынуждена была вновь искать убежища. Лорд Гастингс, ведущий лондонский сторонник покойного короля, первоначально поддержал действия Глостера, но затем был обвинён Глостером в сговоре с Елизаветой Вудвилл против него. Гастингс был казнён без суда. Если какой-либо подобный заговор действительно имел место, то о нём ничего не известно[17]. Ричард обвинил Елизавету в заговоре с целью «убийства и абсолютного уничтожения» его[18].

Глостер, теперь вознамерившийся стать королём, 25 июня 1483 года казнил ранее арестованных сына и брата Елизаветы в замке Понтефракт, Йоркшир. В парламентском акте, Titulus Regius (1 Ric. III), он заявил, что дети старшего брата вместе с Елизаветой Вудвилл незаконны на том основании, что его брат был обручён с вдовой леди Элеонор Батлер, что в те времена считалось юридически обязывающим договором, и вследствие чего любые другие брачные договоры становились недействительными. Бургундский хронист Филипп де Коммин говорил, что Роберт Стиллингтон, епископ Бата и Уэльса, утверждал, что провел церемонию обручения между Эдуардом IV и леди Элеанор[19]. Кроме того, в документе содержались обвинения в колдовстве против Елизаветы, однако, не было никаких подробностей и дальнейших последствий. Как следствие, герцог Глостер и лорд-протектор стал королём Ричардом III. Эдуард V, который не переставал быть королём, и его брат Ричард остались в Тауэре. После середины 1483 года их больше никто не видел.

Жизнь при Ричарде III

Елизавета, именовавшаяся теперь дама Елизавета Грей[5], строила заговор с целью освободить своих сыновей и восстановить старшего на троне. Однако, когда герцог Бекингем, один из ближайших союзников короля Ричарда, присоединился к заговору, он сообщил бывшей королеве, что принцы были убиты. Елизавета и Бекингем вступили в союз с леди Маргарет Бофорт и поддерживали притязания сына Маргарет, Генриха Тюдора, пра-пра-правнука короля Эдуарда III[20], ближайший наследник Ланкастеров мужского пола, который имел право претендовать на престол с любой степенью законности[к 6]. Для укрепления своих позиций и объединения двух враждебных благородных домов, Елизавета Вудвиль и Маргарет Бофорт договорились, что сын последней должен жениться на старшей дочери первой, Елизавете Йоркской, которая после заявления о смерти своих братьев стала наследница дома Йорков. Генрих Тюдор согласился с этим планом, а в декабре публично поклялся в Реннском соборе, Франция. Месяцем ранее было подавлено восстание, поднятое Бекингемом в их пользу.

На первом заседании парламента Ричард III в январе 1484 года лишил Елизавету всех земель, которые она получила во время правления Эдуарда IV[21]. 1 марта 1484 года Елизавета вместе с дочерьми покинула убежище после того, как Ричард III публично поклялся, что её дочерям не будет причинен вред и им не будут досаждать; кроме того, Ричард пообещал, что они не будут заключены в Тауэр или любую другую тюрьму. Он также пообещал предоставить им приданое и выдать их замуж за «рождённых джентльменами». Семейство вернулось ко двору, смирившись внешне с тем, что у власти стоит Ричард. После смерти жены Ричарда III, Анны Невилл, в марте 1485 года, поползли слухи, что овдовевший король намерен жениться на своей красивой и молодой племяннице, Елизавете Йоркской[22]. Ричард III выступил с опровержением; хотя, согласно Кроулендской хронике, на него оказывалось давление врагами Вудвиллов, которые опасались, что им придётся вернуть земли, отобранные у Вудвиллов.

Жизнь при Генрихе VII

В 1485 году Генрих Тюдор вторгся в Англию и победил Ричарда III в Битве при Босворте. Став королём, Генрих женился на Елизавете Йоркской и отменил Titulus Regius[23]. Елизавете Вудвилл был присвоен титул и почести вдовствующей королевы[24].

Ученые расходятся во мнении относительно того, почему вдовствующая королева Елизавета провела последние пять лет жизни в аббатстве Бермондзи, в которое она ушла 12 февраля 1487 года. Так, Дэвид Болдуин считает, что Генрих VII заставили её удалиться от двора, а Арлин Окерланд представляет доказательства от июля 1486 года, что Елизавета уже сама планировала удалиться от двора, чтобы жить религиозной, созерцательной жизнью в аббатстве[25]. Ещё одной причиной её принудительного удаления от двора считается причастность Елизаветы (прямая или же косвенная[к 7]) к восстанию йоркистов во главе с Ламбертом Симнелом в 1487 году[26][27].

В аббатстве Елизавета была окружена уважением благодаря своему статусу и вела царственный образ жизни, получая £400 пенсии и небольшие подарки от зятя. Елизавета присутствовала при рождении внучки Маргариты в Вестминстерском дворце в ноябре 1489 года и при рождении внука, будущего Генриха VIII в Гринвичском дворце в июне 1491 года. Её дочь, королева Елизавета, посещала Елизавету Вудвиль в аббатстве, когда имела возможность; более частым посетителем у Елизаветы была другая её дочь — Сесили Йоркская.

Некоторое время Генрих VII предполагал выдать свою тёщу замуж за шотландского короля Якова III, когда его жена, Маргарита Датская, умерла в 1486 году[28]. Тем не менее, Яков III был убит в сражении в 1488 году, что сделало планы Генриха VII несбыточными.

Елизавета Вудвиль умерла 8 июня 1492 года в аббатстве Бермондзи[5]. За исключением королевы, которая ожидала рождения своего четвёртого ребёнка, и Сесили Йоркской, на похоронах в Виндзорском замке присутствовали все дочери Елизаветы: Анна Йоркская (будущая жена Томаса Говарда), Катерина Йоркская (будущая графиня Девон) и Бриджит Йоркская (монахиня в Дартфордском Приорате). Воля Елизаветы заключалась в скромной церемонии[29]. Сохранившиеся счета её похорон от 12 июня 1492 года показывают, что, по крайней мере, «явно чувствуется, что похороны королевы должны были быть более роскошными» и, возможно возражение, что «Генрих VII не счел нужным организовать более царственные похороны своей тёщи», несмотря на то, что это была воля самой покойной[29]. Елизавета была похоронена рядом со вторым мужем в часовне Святого Георгия в Виндзорском замке[5].

Потомство

От Джона Грея

От Эдуарда IV

В культуре

Литература

Любовь Эдуарда IV к его жене отмечается в 75 сонете Astrophel and Stella[en] Филипа Сидни[30] (написаны в 1586 году, впервые опубликованы в 1591). Елизавета является персонажем шекспировских пьес Генрих VI, Часть 3 и Ричард III.

Кроме того, Елизавета Вудвиль, так или иначе, является персонажем следующих литературных произведений:

Кино и телевидение

Кино

Телевидение

Память

Имя Елизаветы Вудвиль носят две школы: начальная школа в Гроуби, Лестершир, (1971)[31] и общеобразовательная школа[en] в Нортгемптоншире (2013)[32].

Предки Елизаветы Вудвилл

Предки Елизаветы Вудвилл
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Ричард де Вудвилл
 
 
 
 
 
 
 
8. Джон Вудвилл
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
4. Сир Ричард Вудвилл из Грэфтона
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
9. Изабелла Гобион
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
2. Ричард Вудвилл, 1-й граф Риверс
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
20. Джон Биттлсгейт
 
 
 
 
 
 
 
10. Томас Биттлсгейт
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
5. Элизабет Джоан Биттлсгейт
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
22. Сир Джон де Бошан
 
 
 
 
 
 
 
11. Джоан де Бошан
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23. Джоан де Бридпорт
 
 
 
 
 
 
 
1. Елизавета Вудвилл
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Ги Люксембургский, граф Линьи
 
 
 
 
 
 
 
12. Жан Люксембургский, сир де Бовуа
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
25. Маго де Шатильон, графиня Сен-Поль
 
 
 
 
 
 
 
6. Пьер Люксембургский, граф Сен-Поль
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. Людовик д’Энгиенн
 
 
 
 
 
 
 
13. Маргарита д’Энгиенн, графиня Бриенн
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. Джованна де Сансеверино
 
 
 
 
 
 
 
3. Жакетта Люксембургская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
28. Бертран де Бо, граф Андрии
 
 
 
 
 
 
 
14. Франсуа I де Бо
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29. Маргарита д'Ольне
 
 
 
 
 
 
 
7. Маргарита де Бо
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Никколо Орсини, граф ди Нола
 
 
 
 
 
 
 
15. Свева Орсини
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Жанна де Сабран
 
 
 
 
 
 

Напишите отзыв о статье "Вудвилл, Елизавета"

Примечания

  1. Генрих VI был низложен 4 марта 1461, восстановлен 3 октября 1470, и снова свергнут 11 апреля 1471. В течение этого времени Маргарита Анжуйская рассматривалась Ланкастерами де-юре как королева Англии.
  2. Хотя написание фамилии, как правило, модернизировано в Woodville, в публикациях Кекстона фамилия выглядела как Wydeville, а на могиле Елизаветы в капелле Св. Георгия, в Виндзорском замке существует надпись, на которой фамилия выглядит как Widvile.
  3. Иоанн Безземельный развёлся с женой, Изабеллой де Клер, вскоре после вступления на трон и она никогда не правила. Жена Генриха IV, Мария де Богун, скончалась до того, как её супруг стал королём.
  4. Никаких записей о рождении Елизаветы не сохранилось. Тем не менее, её родители были помилованы за брак без разрешения короля 24 октября 1437, и историк Дэвид Болдуин предполагает, что прощение могло совпасть с рождением Елизаветы Вудвилл, первенца пары.[4]
  5. Жакетта, как вдова, унаследовала треть имущества герцога[6]
  6. Претензии Генриха Тюдора на престол были слабы из-за декларации Генриха IV, запрещавшей вступление на престол любых наследников узаконенного потомства его отца, Джона Гонта, от его третьей жены Кэтрин Суинфорд. Оригинальный акт легитимации детей Джона Гонта и Кэтрин Суинфорд, принятый парламентом и буллой папы, на самом деле узаконили их полностью, что сделало легитимность декларации Генриха IV сомнительной.
  7. Елизавета рассматривалась как потенциальный союзник мятежников.
Источники
  1. Karen Lindsey. Divorced, Beheaded, Survived. — Perseus Books, 1995. — С. xviii.
  2. Helen Jewell. [books.google.co.uk/books?id=ud_BAAAAIAAJ&pg=PA135&dq=political+role+of+elizabeth+woodville&hl=en&sa=X&ei=HmunUbqjOtGS0QW3o4CgDQ&ved=0CDQQ6AEwAQ#v=onepage&q=political%20role%20of%20elizabeth%20woodville&f=false Women in Medieval England]. — Manchester UP, 1996. — С. 135.
  3. David Baldwin. [lccn.loc.gov/2003501109 Elizabeth Woodville: Mother of the Princes in the Tower]. — Stroud: Sutton Pub., 2002. — 238 с. — ISBN 0750927747.
  4. David Baldwin. [lccn.loc.gov/2003501109 Elizabeth Woodville: Mother of the Princes in the Tower]. — Stroud: Sutton Pub., 2002. — ISBN 0750927747.
  5. 1 2 3 4 5 Michael Hicks [www.oxforddnb.com/view/article/8634 Elizabeth (c.1437–1492)] (англ.) // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford University Press, 2004. — DOI:10.1093/ref:odnb/8634.
  6. [books.google.com/books?id=XMA9AAAAMAAJ&pg=PA711&dq=%22jacquetta+of+luxembourg%22+letters&hl=en&sa=X&ei=u05FVKL4JYGGyASd1YKQCg&ved=0CCIQ6AEwAQ#v=onepage&q=%22jacquetta%20of%20luxembourg%22%20letters&f=false Calendar of the Patent Rolls Preserved in the Public Record Office] / Great Britain. Public Record Office. — H.M. Stationery Office, 1907. — Т. 3. — С. 53.
  7. A. R. Myers. [books.google.ru/books?id=jz7XGuoTY78C&printsec=frontcover&dq=Crown,+Household+and+Parliament+in+Fifteenth-Century+England&hl=en&sa=X&ei=wMWuVOfkGoSHO6GNgcAF&ved=0CB0Q6AEwAA#v=onepage&q=Crown%2C%20Household%20and%20Parliament%20in%20Fifteenth-Century%20England&f=false Crown, Household and Parliament in Fifteenth-Century England]. — London and Ronceverte: A&C Black, 1985. — С. 182. — 400 с. — ISBN 082644685X, 9780826446855.
  8. George Smith. The Coronation of Elizabeth Wydeville. — Gloucester: Gloucester Reprints, 1975. — С. 28.
  9. Jane Bingham. The Cotswolds: A Cultural History. — Oxford University Press, 2009. — С. 66.
  10. Robert Fabian. [books.google.ru/books?id=0rdPAAAAcAAJ&printsec=frontcover&dq=The+New+Chronicles+of+England+and+France&hl=en&sa=X&ei=18OvVLumNaLhywPr4oCQCA&ved=0CBsQ6AEwAA#v=onepage&q=The%20New%20Chronicles%20of%20England%20and%20France&f=false The New Chronicles of England and France] / ed. Henry Ellis. — London: Rivington, 1811. — С. 654. — 723 с.
  11. John Allen Giles, John Warkworth. Hearne’s Fragment of an Old Chronicle, from 1460–1470 // [books.google.ru/books?id=cF03dCxoNgkC&pg=PR1&dq=Hearne’s+Fragment+of+an+Old+Chronicle,+from+1460–1470&hl=en&sa=X&ei=vsKvVOavGITZywOvhILoAw&ved=0CB0Q6AEwAA#v=onepage&q=Hearne%E2%80%99s%20Fragment%20of%20an%20Old%20Chronicle%2C%20from%201460%E2%80%931470&f=false The Chronicles of the White Rose of York]. — 2. — London: James Bohn, 1845. — P. 15–16. — 310 p.
  12. Ralph A. Griffiths. The Court during the Wars of the Roses // [books.google.ru/books?id=SbxmAAAAMAAJ&q=Princes+Patronage+and+the+Nobility:+The+Court+at+the+Beginning+of+the+Modern+Age,+cc.+1450–1650&dq=Princes+Patronage+and+the+Nobility:+The+Court+at+the+Beginning+of+the+Modern+Age,+cc.+1450–1650&hl=en&sa=X&ei=ZtuvVIWXDObjywPjsILgAQ&ved=0CCkQ6AEwAg Princes Patronage and the Nobility: The Court at the Beginning of the Modern Age, cc. 1450–1650] / еd. Ronald G. Asch, Adolf M. Birke. — New York: Oxford University Press, 1991. — P. 59–61. — 507 p. — ISBN 0-19-920502-7.
  13. Charles Boutell. A Manual of Heraldry, Historical and Popular. — London: Winsor & Newton, 1863. — С. 277.
  14. [www.richard111.com/house_of_york.htm The House of York]
  15. [books.google.com/books?id=XMA9AAAAMAAJ&pg=PA711&dq=%22jacquetta+of+luxembourg%22+letters&hl=en&sa=X&ei=u05FVKL4JYGGyASd1YKQCg&ved=0CCIQ6AEwAQ#v=onepage&q=%22jacquetta%20of%20luxembourg%22%20letters&f=false Calendar of the Patent Rolls Preserved in the Public Record Office (1467–77)] / Great Britain. Public Record Office. — H.M. Stationery Office, 1907. — Т. 3. — С. 190.
  16. Anne Sutton and Livia Visser-Fuchs. A Most Benevolent Queen': Queen Elizabeth Woodville's Reputation, Her Piety, and Her Books. — The Ricardian, 1995. — Т. X. — С. 111, 118–119.
  17. C. T. Wood. Richard III, William, Lord Hastings and Friday the Thirteenth // Kings and Nobles in the Later Middle Ages / R. A. Griffiths and J. Sherborne (eds.). — New York, 1986. — P. 156–161.
  18. Charles Ross. Richard III. — University of California Press, 1981. — С. 81.
  19. Philipe de Commines. The memoirs of Philip de Commines, lord of Argenton. — H.G. Bohn, 1855. — Т. 1. — С. 396–397.
  20. Genealogical Tables in Morgan. — 1988. — С. 709.
  21. [partyparcel.co.uk/#annullment_elizabeth Parliamentary Rolls Richard III]. Rotuli Parliamentorum A.D. 1483 1 Richard III Cap XV.
  22. [www.r3.org/basics/basic8.html Richard III and Yorkist History Server]
  23. [partyparcel.co.uk/information/price-guarantee.html#annullment Rotuli Parliamentorum A.D. 1485 1 Henry VII – Annullment of Richard III's Titulus Regius].
  24. [partyparcel.co.uk/information/price-guarantee.html#restitution_elizabeth Rotuli Parliamentorum A.D. 1485 1 Henry VII – Restitution of Elizabeth Queen of Edward IV].
  25. Arlene Okerlund. England's Slandered Queen. — Stroud: Tempus, 2006. — С. 245.
  26. Bennett, Michael. Lambert Simnel and the Battle of Stoke. — New York: St. Martin's Press, 1987. — С. 42; 51.
  27. Elston, Timothy. Widowed Princess or Neglected Queen // Queens and Power in Medieval and Early Modern England / Levin & Bucholz (eds). — University of Nebraska Press, 2009. — P. 19.
  28. [www.encyclopedia.com/doc/1O110-MargaretofDenmark.html Margaret of Denmark. Facts, informtion, pictures.]
  29. 1 2 J. L. Laynesmith. The Last Medieval Queens: English Queenship 1445–1503. — New York: Oxford University Press, 2004. — С. 127–128.
  30. [rpo.library.utoronto.ca/poems/astrophel-and-stella-75 University of Toronto Library, Astrophel and Stella, sonnet 75]
  31. [www.elizabethwoodvilleprimaryschool.co.uk/ Elizabeth Woodville Primary School]
  32. [www.ews.northants.sch.uk/ Elizabeth Woodville Secondary School]

Литература

  • Елизавета Вудвиль // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Устинов В. Г. Столетняя война и Войны Роз. — М.: АСТ: Астрель, Хранитель, 2007. — 637 с. — (Историческая библиотека). — 1500 экз. — ISBN 978-5-17-042765-9.
  • David Baldwin. [lccn.loc.gov/2003501109 Elizabeth Woodville]. — Stroud, 2002.
  • Christine Carpenter. [lccn.loc.gov/97007038 The Wars of the Roses]. — Cambridge, 1997.
  • Philippa Gregory, David Baldwin, Michael Jones. The Women of the Cousins' War. — Simon & Schuster, 2011.
  • Michael Hicks. [lccn.loc.gov/2004401877 Edward V]. — Stroud, 2003.
  • Rosemary Horrox. [lccn.loc.gov/88022899 Richard III: A Study of Service]. — Cambridge, 1989.
  • J.L. Laynesmith. [lccn.loc.gov/2004041528 The Last Medieval Queens]. — Oxford, 2004.
  • A. R. Myers. [books.google.ru/books?id=jz7XGuoTY78C&printsec=frontcover&dq=Crown,+Household+and+Parliament+in+Fifteenth-Century+England&hl=en&sa=X&ei=wMWuVOfkGoSHO6GNgcAF&ved=0CB0Q6AEwAA#v=onepage&q=Crown%2C%20Household%20and%20Parliament%20in%20Fifteenth-Century%20England&f=false Crown, Household and Parliament in Fifteenth-Century England]. — London and Ronceverte: A&C Black, 1985. — С. 251-319. — 400 с. — ISBN 082644685X, 9780826446855.
  • Arlene Okerlund. [lccn.loc.gov/2005482149 Elizabeth Wydeville: The Slandered Queen / England's Slandered Queen]. — Stroud, 2005 / 2006.
  • Charles Ross. [lccn.loc.gov/74079771 Edward IV]. — Berkeley, 1974.
  • George Smith. The Coronation of Elizabeth Wydeville. — Gloucester: Gloucester Reprints, 1975.
  • Anne Sutton and Livia Visser-Fuchs. A Most Benevolent Queen': Queen Elizabeth Woodville's Reputation, Her Piety, and Her Books. — The Ricardian, 1995. — Т. X. — С. 129, 214–245.

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLISH%20NOBILITY%20MEDIEVAL2.htm#ElizabethWydevilledied1492 Earls Rivers 1466-1491 (Wydeville)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 4 января 2012.
  • [www.quns.cam.ac.uk/general-information/historical-fun/queens-college/foundresses-and-patronesses/elizabeth-woodville Brief notes, the portrait and the coat of arms (Queens' College Cambridge)]

Отрывок, характеризующий Вудвилл, Елизавета

– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.