Елисеев, Владимир Степанович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Степанович Елисеев
Дата рождения

19 июля 1923(1923-07-19)

Место рождения

д. Лукино ныне Старожиловский район, Рязанская область

Дата смерти

7 января 2003(2003-01-07) (79 лет)

Место смерти

пос. Чкаловский (в черте города Щёлково), Московская область

Принадлежность

СССР СССР, Россия Россия

Род войск

Авиация

Годы службы

1941-1977

Звание

полковник

Сражения/войны

Советско-финская, Великая Отечественная война

Награды и премии

Влади́мир Степа́нович Елисе́ев (род. 19 июля 1923, д. Лукино ныне Старожиловский район, Рязанская область — ум. 7 января 2003, пос. Чкаловский (в черте города Щёлково), Московская область, похоронен на Троекуровском кладбище в Москве) — советский лётчик, полковник, участник Великой Отечественной войны, Герой Российской Федерации (1996). В годы Великой Отечественной войны командир истребительной авиационной эскадрильи 67-го гвардейского истребительного авиационного полка.





Биография

Родился 19 июля 1923 года в деревне Лукино ныне Старожиловского района Рязанской области, провел там детство, окончил 9 классов средней школы, после приехал в Москву, поступил на работу слесарем в Московский авиационный институт, а затем стал его студентом. Одновременно с 1939 года занимался в Тушинском аэроклубе[1]. Отец — Степан Павлович (1892—1975), мать — Федосья Ивановна (1898—1985)[2].

С апреля 1941 года — в Красной Армии. Окончил Остафьевскую (с 1941 — Вязниковская) военную авиационную школу пилотов в 1942 году. Служил в 22-м запасном авиационном полку в Ивановской области.

С мая 1942 года — на фронтах Великой Отечественной войны. Воевал на Западном, Юго-Западном, Сталинградском, Северо-Западном, 1-м Белорусском фронтах. Воевал на истребителях «Харрикейн», Р-39 «Аэрокобра»[3], Р-40 «Киттихаук». Всю войну прошёл в составе 436-го истребительного авиационного полка.

За неполные три года пребывания на фронте был лётчиком, заместителем командира и командиром истребительной авиационной эскадрильи. Первую победу одержал в годовщину Великой Отечественной войны, 22 июня 1942 года: утром повредил немецкий самолёт, а во втором боевом вылете в тот же день сбил истребитель Bf-109, зашедший в хвост ведущего лётчика. При самостоятельном патрулировании станции Чернянка 1 июля 1942 года обнаружил и сбил бомбардировщик He-111. Принимал участие в оборонительных сражениях лета 1942 года севернее Воронежа, где его самолёт дважды сбивали, причём в первый раз истребители расстреливали спускавшегося на парашюте лётчика из пулеметов, но он отделался лёгким ранением (отказался от госпиталя), и сразу вернулся в строй. Во второй раз он выбросился на парашюте над вражеской территорией, и добирался к своим 10 суток по степи.

Участвовал в Сталинградской битве, Демянской наступательной операции, в Курской битве (там сбил 2 вражеских самолёта), Белорусской, Висло-Одерской и Берлинской наступательных операциях.

Самым успешным оказался последний боевой вылет 9 мая 1945 года в районе южнее Берлина, когда Елисеев в паре с ведомым обнаружил группу немецких истребителей, очевидно, пытавшихся перелететь на запад для сдачи в плен союзникам, и без потерь сбили 6 «Фокке-Вульфов-190» врага[2].

Всего в 1942—1945 годах Владимир Елисеев совершил 256 боевых вылетов, в 67 воздушных боях сбил 14 самолётов врага лично и 7 — в группе. Сам за время войны был сбит трижды, несколько раз легко ранен.

После окончания войны продолжал службу в армии, в 1945—1946 годах обучался на лётно-тактических курсах ВВС в Липецке, после их успешного окончания служил в истребительной авиации ВВС Южной группы войск (Румыния, Болгария). С 1947 года — инспектор истребительной авиационной дивизии по технике пилотирования в Дальневосточном военном округе. В 1950 году переведен на должность лётчика-испытателя в Государственный Краснознаменный Научно-исследовательский институт ВВС, где служил до увольнения в запас в 1977 году.

Провёл испытания по запуску двигателей МиГ-15, Миг-17 и Як-23, испытания по исследованию устойчивости двигателей при стрельбе, госиспытания Ми-6 на авторотации (1963; 2-й пилот), госиспытания Ка-25 (1965—1967) и Ми-24В (1971); участвовал в госиспытаниях Ми-6 (1962), В-12 (1969). Выполнил ряд испытательных работ на Ан-24, Ми-4, Ми-8, Ту-4, Ту-16. Успешно летал как на самолётах, так и на вертолётах, в частности испытывал противолодочный Ка-25 и один из самых распространённых боевых вертолётов Ми-24. Всего за период службы в НИИ ВВС освоил и испытал около 60 типов и модификаций крылатой и винтокрылой техники.

С 1977 года — в отставке. Работал инженером в ОКБ П. О. Сухого. Жил в посёлке Чкаловский (в черте города Щёлково) Московской области.

Указом Президента Российской Федерации № 1331 от 6 сентября 1996 года было реализовано написанное ещё в 1945 году представление Елисеева к званию Героя — «за мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов» полковнику в отставке Елисееву Владимиру Степановичу присвоено звание Героя Российской Федерации (медаль № 345).

Умер 7 января 2003 года в пос. Чкаловский. Похоронен на Троекуровском кладбище в Москве (участок 5).

Звания и награды

Награждён 3 орденами Красного Знамени (8.06.1943, 6.08.1944, 16.06.1945), орденом Александра Невского (6.02.1945), орденом Отечественной войны 2-й степени (11.03.1985), 4 орденами Красной Звезды (30.01.1943, 30.12.1956, 16.10.1957, 27.04.1977), 15-ю[2] медалями, в том числе медалью «За боевые заслуги» (17.05.1951).

«Заслуженный лётчик-испытатель СССР» (17.08.1970). Военный лётчик 1-го класса[4]. Герой Российской Федерации (06.09.1996)[5][6].

Семья

Жена — Елисеева Валентина Иосиповна (1926 г. рожд.). Сыновья: Михаил Владимирович (1947 г. рожд.), военнослужащий; Юрий Владимирович (1954 г. рожд.), военнослужащий[2].

Воздушные победы

Дата Противник Место ведения воздушного боя
22.06.1942 г. 1 Ме-109 Большая Шапковка
22.06.1942 г. 1 Ме-109 Купянск
23.06.1942 г. 3 Ме-109 (в группе 3/7) Купянск
23.06.1942 г. 3 Ju-87 (в группе 3/7) Купянск
29.06.1942 1 Ju-88 Березовка
01.07.1942 1 Не-111 Верхняя Михайловка
01.07.1942 1 Не-111 Михайловка
04.12.1942 1 Ме-109 сев. — зап. Горки
06.01.1943 1 Ме-109 (в группе — 1/6) Ольховец
02.08.1943 1 FW-190 Нежинка — Красниково
03.08.1943 1 Ju-87 Гнездилово — Волчьи Ямы
30.06.1944 1 FW-190 Замостье
19.04.1945 1 FW-190 юго — вост. Вернойхеэ
19.04.1945 1 FW-190 сев. Гильсдорф
20.04.1945 2 FW-190 Бирхольц
23.04.1945 1 FW-190 юго — вост. Эберсфельде
  • Воздушные победы приведены в соответствии с данными М. Ю. Быкова[7][4]. Итого сбито — 21, из них лично — 14, в группе — 7; воздушных боёв — 67.

Напишите отзыв о статье "Елисеев, Владимир Степанович"

Примечания

  1. [www.testpilot.ru/base/2013/01/eliseev-v-s/ Елисеев Владимир Степанович]
  2. 1 2 3 4 [wwii-soldat.narod.ru/200/ARTICLES/BIO/eliseev_vs.htm ЕЛИСЕЕВ Владимир Степанович]
  3. [wunderwafe.ru/Magazine/AirWar/45/18.htm Асы ВВС РККА, летавшие на истребителях «Аэрокобрах»]
  4. 1 2 [airaces.narod.ru/all11/elisev_v.htm Елисеев Владимир Степанович]
  5. [persones.ru/person-18881.html Владимир Елисеев]
  6.  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=6604 Елисеев, Владимир Степанович]. Сайт «Герои Страны».
  7. Быков М. Ю. Советские асы 1941-1945. Победы Сталинских соколов. — М.: Яуза.Эксмо, 2008. — С. 356 - 357. — 608 с. — ISBN 978-5-699-30919-1.

Литература

  • Заслуженные испытатели СССР / А. А. Симонов, — М.: Авиамир, 2009
  • Владимир Степанович Елисеев / В.Раткин, «Мир авиации» № 3 (20) 1999
  • [www.testpilot.ru/review/popovich/06_01.htm Сокол с берегов Итьи / М. Л. Попович, «Автограф в небе»]
  • Елисеев Владимир Степанович / «Солдаты ХХ века»

Отрывок, характеризующий Елисеев, Владимир Степанович

Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.