Ямгурчи-бий

Ямгурчи́ (Емгурчей) — мангыт, один из сыновей бия Ваккаса, бий Ногайской орды после своего старшего брата Мусы примерно в 1502—1504 гг.

Деятельность при жизни Мусы

Ещё при жизни Мусы был его фактическим соправителем и участником его основных предприятий, участвовал в борьбе против Шейх-Хайдара, в укреплении независимости Ногайской Орды, в сражении с Бурундуком, в убийстве хана Ахмата, причем русские летописи называют убийцей именно Ямгурчи.

Некоторое разногласие между Мусой и Ямгурчи произошло около 1490 года. Тогда Муса откочевал от Ямгурчи и своего дяди Аббаса к «туркменам», то есть на Мангышлак или Устюрт. В. В. Трепавлов считает что Муса хотел поставить в виде номинального ногайского «царя» Аминека, сына Йадгар-хана, а его оппоненты стояли за сибирского хана Ибака. Также известно, что Муса, вернувшись из «туркмен» уговорил Ямглурчи и Ибака отменить поход на Казань против Мухаммед Амина. Кроме того именно Ямгурчи позднее организовал поход ногаев на Казань для воцарения Мамука.

В последнее десятилетие жизни Мусы при Ямгурчи видимо создалась некая властная структура, состоящая из пяти мирз. Это видно из упоминания посланий, направленных Ямгурчи «и пяти мирзам». Эти пять мирз упоминаются и после смерти Мусы. Судя по некоторым замечаниям они имели достаточную самостоятельностью. По В. В. Трепавлову это брат Ямгурчи Хасан, племянники (сыновья Мусы) Султан-Ахмет, Шейх-Мухаммед, Алчагир и сын Ямгурчи Агиш.

Дочь Ямгурчи Каракуш была замужем за казанским ханом Али (Ильхамом) и вместе с ним сослана в Вологду. Он просил Ивана III вернуть её в Орду. После смерти Ильхама в Вологде Каракуш была выдана за Мухаммед-Амина.

Ямгурчи был женат на дочери Махмуда, Каракуш, и приходился астраханским ханам Касиму, Абд ал-Кериму и Джанибеку шурином.

Ямгурчи придерживался мирных отношений с Московским княжеством. Ещё в 1501 году Ямгурчи послал посольство к Ивану III с предложением установить мир, при этом Ямгурчи признавал свой более низкий статус (в соответствии с принятым этикетом называя Ивана «отцом» и «дядей»). Весной 1502 года состоялось заключение шертного договора между Иваном и Ямгурчи с пятью мирзами. Нападения отдельных ногайских мирз на русские окраины начались после смерти Ямгурчи, в связи с началом в ногайской орде междоусобицы.

Самостоятельное правление

Ямгурчи ненадолго пережил своего старшего брата, в короткий период самостоятельного правления он продолжал предыдущую политику. Его наследование брату было естественным и он воспринимался ногаями как законный правитель, но его внешнеполитический статус был ниже, чем у брата, так как тот получил в своё время звание беклярбека от хана чингизида Ядгара. Ямгурчи, например, обращался к Ивану III «дядя», что означало признание своего более низкого ранга. Шейх-Ахмет в 1503 году предлагал ему совместные действия против Крыма.

Образ в фольклоре

В тюркском фольклоре Ямгырсы, Жамбырши называется одним из ногайских правителей

Источник

• В. В. Трепавлов. История Ногайской Орды. Москва. Издательская фирма «Восточная литература», РАН

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Ямгурчи-бий

Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!