Емельяненко, Григорий Ильич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Григорий Ильич Емельяненко
Дата рождения

20 ноября 1908(1908-11-20)

Место рождения

село Купьеваха Яблучанской волости Богодуховский уезд Харьковская губерния, Российская империя[1]

Дата смерти

4 октября 1945(1945-10-04) (36 лет)

Принадлежность

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Род войск

Сухопутные войска

Годы службы

19291945

Звание

Командовал
Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Григорий Ильич Емельяненко (29 ноября 1908 — 4 октября 1945) —  советский военачальник, полковник (1943).





Биография

Родился в селе Купьеваха, ныне Купьевахский сельский совет в Богодуховском районе, Харьковская область, Украина.

Военная служба

20 октября 1929 года добровольно вступил в РККА и зачислен красноармейцем в 88-й стрелковый полк 30-й стрелковой дивизии УВО в городе Павлоград, по окончании полковой школы служил там же командиром отделения.

С октября 1931 по ноябрь 1934 года учился в Харьковской школе червонных старшин им. ВУЦИК, по окончании назначен командиром взвода в 135-ю пулеметно-стрелковую бригаду этого же округа в город Киев. Член ВКП(б) (1932)

С августа 1937 года командовал взводом в Харьковском училище червонных старшин.

В августе 1938 года назначен командиром роты в Свердловское пехотное училище, но до окончания выпуска оставался в Харьковском училище.

14 января 1941 года Емельяненко назначается помощником начальника отдела боевой подготовки штаба УрВО. Накануне войны на базе войск округа была развернута 22-я армия под командованием генерал-лейтенанта Ф. А. Ершакова, с которой 16 июня капитан Емельяненко убыл в район Идрица — Полоцк.

Великая Отечественная война

С началом войны армия была включена в состав Группы армий резерва Главного командования, а со 2 июля 1941 года передана Западному фронту и с 9 июля вступила в бои на рубеже Идрица — Дрисса — Витебск.

16 августа 1941 года Емельяненко назначается старшим помощником начальника отдела боевой подготовки армии. В этой должности участвовал с ней в Смоленском сражении в районе Невеля и Великих Лук, на реке Ловать, озере Двинье и под Андреаполем.

В октябре — декабре 1941 года армия в составе войск Калининского фронта участвовала в Калининской оборонительной операции, отражая наступление 9-й немецкой армии из района севернее Ржева на Торжок. В январе — апреле 1942 года её войска вели наступление на ржевско-вяземском направлении (севернее г. Белый).

В мае 1942 года майор Емельяненко был переведен старшим помощником начальника 1-го отделения оперативного отдела штаба армии.

4 сентября 1942 года назначен начальником штаба 380-й стрелковой дивизии, находившейся в это время на пополнении в резерве фронта после выхода из окружения из-под города Белый. В том же месяце она была включена в 39-ю армию и вела успешные наступательные бои по выходе к Волге и захвату плацдарма на северном берегу реки (10-12 км северо-западнее Ржева), затем до конца декабря находилась в обороне на занимаемом участке (с 29 ноября — в составе 30-й армии).

31 декабря 1942 года дивизия убыла в состав 1-й ударной армии Северо-Западного фронта (юго-западнее Демянска), С 19 февраля по 7 марта 1943 года она входила в 53-ю армию и участвовала в Демянской наступательной операции (западнее Демянска). Затем вновь передана 1-й гвардейской армии, а с 12 марта выведена в резерв Ставки ВГК. За боевые отличия в этих операциях подполковник Емельяненко был награждён двумя орденами Красной Звезды и медалью "За боевые заслуги".

В конце апреля 1943 года дивизия убыла на Брянский фронт в состав 63-й армии и сосредоточена западнее города Ефремов, затем с 19 мая передана 3-й армии. В составе последней в июле участвовала в Курской битве, Орловской наступательной операции. Приказом ВГК от 5 августа 1943 года за освобождение города Орел ей было присвоено наименование «Орловская».

С 7 августа 1943 года дивизия находилась в обороне западнее Орла, затем с 8 сентября вошла в подчинение 50-й армии этого же фронта и участвовала с ней в Брянской наступательной операции. 13 октября её части вышли к реке Проня, форсировали её и захватили плацдарм на западном берегу. В дальнейшем они вели здесь бои до лета 1944 года.

С 26 июля 1944 года дивизия перешла в наступление и участвовала в Белорусской, Могилевской и Минской наступательных операциях. В ходе последней полковник Емельяненко был ранен и до 23 ноября находился в госпитале. За умелое руководство штабом дивизии при подготовке и в ходе операций по освобождению Белоруссии он был награждён орденом Суворова 2-й степени. По выздоровлении исполнял должность заместителя командира 380-й стрелковой Орловской Краснознаменной ордена Кутузова дивизии, которая в это время входила в 49-ю армию 2-го Белорусского фронта и находилась в обороне на западном берегу реки Нарев.

С 14 декабря 1944 года вновь вступил в должность начальника штаба этой же дивизии. С 15 января 1945 года она в составе той же армии участвовала в Восточно-Прусской, Млавско-Эльбингской и Восточно-Померанской наступательных операциях, в овладении городами Пуппен, Бабинтен и Данциг. За образцовое выполнение заданий командования в боях при овладении городом и крепостью Данциг дивизия награждена орденом Кутузова 2-й ст. (17.5.1945).

В ходе Берлинской наступательной операции полковник Емельяненко 27 апреля 1945 года был допущен к командованию 42-й стрелковой Смоленской ордена Кутузова дивизией. Её части, переправившись через реку Вест-Одер, обходным маневром с юга и юго-запада отрезали пути отхода противнику и подошли к городу Пархим. 3 мая 1945 года его гарнизон полностью капитулировал.

После войны

С 12 мая 1945 года состоял в распоряжении Военного совета 49-й армии, затем был назначен заместителем командира 199-й стрелковой дивизии. 13 сентября переведен на ту же должность в 52-ю гвардейскую стрелковую Рижско-Берлинскую орденов Ленина, Суворова и Кутузова дивизию.

4 октября 1945 года умер от ран, полученных во время автокатастрофы.

Награды

СССР

Приказы (благодарности) Верховного Главнокомандующего в которых отмечен Емельяненко Г.И.[2]
  • За овладение главным городом Померании и крупным морским портом Штеттин, а также заняли города Гартц, Пенкун, Казеков, Шведт. 26 апреля 1945 года. № 344
  • За овладение городами Пренцлау, Ангермюнде — важными опорными пунктами обороны немцев в Западной Померании. 27 апреля 1945 года. № 348
  • За овладение городами Эггезин, Торгелов, Пазевальк, Штрасбург, Темплин — важными опорными пунктами обороны немцев в Западной Померании. 28 апреля 1945 года. № 350
  • За овладение городами важными узлами дорог Анклам, Фридланд, Нойбранденбург, Лихен и вступили на территорию провинции Мекленбург. 29 апреля 1945 года. № 351
  • За овладение городами Грайфсвальд, Трептов, Нойштрелитц, Фюрстенберг, Гранзее — важными узлами дорог в северо-западной части Померании и в Мекленбурге. 30 апреля 1945 года. № 352
  • За овладение городами Штральзунд, Гриммен, Деммин, Мальхин, Варен, Везенберг — важными узлами дорог и сильными опорными пунктами обороны немцев. 1 мая 1945 года. № 354
  • За овладение городами Росток, Варнемюнде – крупными портами и важными военно-морскими базами немцев на Балтийском море, а также заняли города Рибнитц, Марлов, Лааге, Тетерев, Миров. 2 мая 1945 года. № 358
  • За овладение городами Барт, Бад-Доберан, Нойбуков, Варин, Виттенберге и за соединение на линии Висмар, Виттенберге с союзными нам английскими войсками. 3 мая 1945 года. № 360

Память

Напишите отзыв о статье "Емельяненко, Григорий Ильич"

Примечания

  1. Ныне Купьевахский сельский совет, Богодуховский район, Харьковская область, Украина
  2. [grachev62.narod.ru/stalin/orders/content.htm Приказы Верховного Главнокомандующего в период Великой Отечественной войны Советского Союза. Сборник. М., Воениздат, 1975.]

Ссылки

  • [www.podvignaroda.mil.ru Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]

Литература

  • Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 3. — С. 924—925. — 1000 экз. — ISBN 978-5-9950-0382-3.

Отрывок, характеризующий Емельяненко, Григорий Ильич

Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.