Емельяненко, Фёдор Владимирович

Фёдор Емельяненко
Фёдор на «Ниппон Будокан» в 2014 году.
Общая информация
Полное имя	Фёдор Владимирович Емельяненко
Прозвище	Последний император (англ. The Last Emperor)
Гражданство	СССР СССР→ Россия Россия
Дата рождения	28 сентября 1976(1976-09-28) (47 лет)
Место рождения	Рубежное, Луганская область, УССР, СССР
Проживание	Москва, Старый Оскол, Россия
Рост	183 см
Весовая категория	Тяжёлый вес
Размах рук	188 см
Карьера	2000—2012, 2015 — н. в.
Команда	Russian Top Team (2000—2003) Red Devil Fighting Team (2003—2012) Fedor Team (2015 — н. в.)
Тренер	Владимир Воронов (самбо, дзюдо) Александр Мичков (бокс)
Стиль	самбо, дзюдо, бокс
Звания	ЗМС по самбо МСМК по дзюдо
Статистика в смешанных единоборствах
Боёв	41
Побед	36
• нокаутом	11
• сдачей	16
• решением	9
Поражений	4
• нокаутом	3
• сдачей	1
Не состоявшихся	1
Другая информация
Супруг(а)	Оксана (1999—2006, 2013 — н. в.) Марина (2009 — 2013)
Дети	Мария (род. 1999) Василиса (род. 2007) Елизавета (род. 2011)
Известные родственники	Александр Емельяненко, брат
Статистика боёв на сайте [www.sherdog.com/fighter/1500 Sherdog]
Награды и медали Боевое самбо Чемпионаты мира Бронза Прага 2008 100 кг Золото Прага 2007 Открытые веса Золото Прага 2005 100 кг Золото Панама 2002 Открытые веса Золото Салоники 2002 100 кг Чемпионаты Европы Золото Тбилиси 1997 100 кг Чемпионаты России Золото Москва 2012 100 кг Золото Кстово 2009 100 кг Золото Санкт-Петербург 2008 100 кг Золото Бурятия 2007 100 кг Золото Москва 2002 100 кг Бронза Оренбург 2000 100 кг Бронза Калининград 1998 100 кг Золото Санкт-Петербург 1997 100 кг Чемпионаты Вооружённых сил России Золото Россия 1998 100 кг Серебро Россия 1998 Открытые веса Дзюдо Чемпионат России по дзюдо Бронза Кстово 1998 Открытые веса Государственные награды

Фёдор Влади́мирович Емелья́ненко (род. 28 сентября 1976 года, Рубежное, Луганская область, Украинская ССР, СССР) — российский спортсмен, четырёхкратный чемпион мира по ММА в тяжёлом весе по версии «Pride FC», двукратный — по версии «RINGS», двукратный — по версии «WAMMA», четырёхкратный чемпион мира и девятикратный чемпион России по боевому самбо. Заслуженный мастер спорта по самбо и мастер спорта международного класса по дзюдо.

В период с 2003 по 2010 годы Емельяненко всемирно признавался самыми известными спортивными масс-медиа («ESPN», «Sherdog», «Full Contact Fighter», «MMA Weekly», «Nokaut») лучшим бойцом ММА в тяжёлом весе. В этот же период в списках лучших бойцов независимо от весовой категории (англ. pound-for-pound) Емельяненко удерживал лидирующие позиции, находясь на первом месте по версии издания «MMA.com», втором — по версии «MMANews» и третьем — по версии «Sherdog» и признавался многими экспертами лучшим бойцом ММА за всю историю спорта. В списке побеждённых Фёдором бойцов находятся: Антониу Родригу Ногейра, Сэмми Схилт, Марк Коулмен, Рикарду Арона, Мирко Филипович, Тим Сильвия, Андрей Орловский, Марк Хант и другие известные бойцы.

На протяжении почти десяти лет Фёдор оставался непобеждённым, что беспрецедентно в истории MMA. Первое официальное поражение Емельяненко получил при спорных обстоятельствах: 22 декабря 2000 года в рамках турнира «King of Kings 2000 Block B» японский боец Цуёси Косака рассёк бровь Фёдора запрещённым ударом локтя, и уже на 17-й секунде поединка врачи остановили бой. Поскольку в рамках турнира должен был быть победитель, который продолжил бы путь до финала, а Емельяненко не мог продолжить участие, то победителем боя был признан Косака. В связи с этим многие поклонники смешанных боевых искусств, не учитывая данное поражение в силу его нелегитимности, считали Емельяненко единственным непобеждённым бойцом ММА до его поражения Фабрисиу Вердуму, который победил удушающим приёмом «треугольник» 26 июня 2010 года в рамках турнира «Strikeforce 26».

Биография

Фёдор родился в 1976 году в городе Рубежное Луганской области УССР в семье Владимира Александровича, сварщика, и Ольги Фёдоровны, преподавателя ПТУ. По национальности — русский (см. подробнее). У Емельяненко есть старшая сестра Марина (р. 1974) и младшие братья — Александр (р. 1981) и Иван (р. 1988), оба выступающие в ММА. В 1978 году семья Емельяненко переехала в Старый Оскол, в Белгородской области, где Фёдор оставался жить и тренироваться, даже будучи знаменитым спортсменом. Жили Емельяненко всей семьей в коммунальной квартире, занимая комнату, изначально предназначавшуюся для сушки белья, и разделяя с соседями кухню и ванную.

В 10 лет Емельяненко начал заниматься самбо и дзюдо. Неоднократно оставался в спортзале на ночь. Любопытно, что с собой на тренировки Фёдор начал приводить младшего брата, Александра, которого не с кем было оставить дома, в результате чего Александр сам стал профессиональным атлетом и одно время входил в десятку лучших тяжеловесов мира. Фёдор непрерывно продолжал занятия и после школы, во время обучения в городском ПТУ № 22, которое окончил с красным дипломом в 1994 году по специальности «электрик». На этом Фёдор не завершил своё образование: в 2003 году он поступил в Белгородский государственный университет на факультет физической культуры и спорта, который окончил в 2009 году, а по состоянию на январь 2011 года учится в аспирантуре того же университета.

С 1995 года по 1997 год Емельяненко проходил службу в российской армии, сначала в пожарных войсках, а потом в танковой дивизии под Нижним Новгородом. В армии Фёдор продолжал тренировки, однако в виду специфики прохождения срочной службы больше работал со штангой, гирями, а также совершал кроссовые пробежки. В этот же период родители Емельяненко развелись, но в отличие от своего брата Александра, Фёдор поддерживал отношения с отцом до его смерти в августе 2012 года.

В 1999 году Фёдор женился на Оксане, с которой познакомился ещё в школьные годы в пионерлагере, где Федор был на спортивных сборах, а Оксана работала вожатой. В том же году у них родилась дочь Маша. В 2006 году пара развелась. Примерно в это же время, после поездки в Дивеево, началось воцерковление Фёдора. Серьёзно задумываться о вопросах веры Емельяненко начал ещё во время службы в армии, однако ярко выраженный характер вера Фёдора приняла с 2006 года.

29 декабря 2007 года у Фёдора и его давней подруги, Марины, родилась дочь — Василиса, а в октябре 2009 года Фёдор и Марина поженились. В июле 2011 года у четы Емельяненко родилась дочь Елизавета. В середине 2013 года Емельяненко развёлся с Мариной и вернулся к первой жене — Оксане, с которой обвенчался в церкви.

16 мая 2012 года Федор Емельяненко был избран первым президентом созданного Союза смешанных боевых единоборств ММА России.

Увлечение спортом и начало карьеры

Спортивное увлечение Фёдора борьбой началось с занятий самбо и дзюдо под руководством Василия Ивановича Гаврилова. Через год Фёдор был принят в спортивный класс, комплектовавшийся Владимиром Вороновым, тренером, который работает с ним и по сей день на базе ДЮСШОР имени А. Невского. По словам Владимира Воронова, в детстве Емельяненко ничем не выделялся на фоне своих сверстников, и добился успехов благодаря собственному упорству и тяжелейшей работе на протяжении многих лет.

Выступления до ММА

После демобилизации в 1997 году Емельяненко получил звание мастера спорта России по самбо, а спустя два месяца, выиграв международный турнир в Курске, стал мастером спорта по дзюдо. Через год Фёдор получил звание мастера спорта международного класса по самбо, завоевав первое место на престижном международном турнире класса «А» в Москве, а также стал чемпионом России по дзюдо и бронзовым призёром чемпионата России по самбо. Кроме того, в 1998 году Емельяненко стал серебряным призёром чемпионата по боевому самбо среди вооружённых сил России в абсолютной весовой категории.

В 1999 году Емельяненко был приглашен в российскую сборную по самбо, в составе которой стал бронзовым призёром международных турниров класса «А», а также помог привести сборную России к золотой медали в командном чемпионате Европы в Стамбуле. Несмотря на спортивные успехи, из сборной Емельяненко ушёл, столкнувшись с несправедливостью в судействе и принципе отбора в команду, а также в связи с необходимостью заработков. Именно последний фактор подтолкнул Федора к выступлению в боях по смешанным правилам уже на профессиональной основе, так как на тот момент он уже обзавёлся семьей и «материальной поддержки со стороны региональных спортивных организаций не хватало». Впрочем, Емельяненко продолжил выступать по самбо и, впоследствии неоднократно становился чемпионом России и мира.

В 2000 году Фёдор усиленно начал изучать технику бокса под руководством своего нынешнего тренера, Александра Мичкова, и сфокусировался на выступлениях в ММА. В это же время Емельяненко присоединился к клубу «Russian Top Team» («RTT»), находившемуся под управлением Владимира Погодина. В 2003 году Фёдор покинул «RTT», впоследствии указав на недобропорядочность Погодина, и присоединился к клубу «Red Devil Fighting Team» под руководством Вадима Финкельштейна, с которым работает по сегодняшний день.

RINGS

Японская организация «RINGS» стала первой организацией ММА, с которой сотрудничал Фёдор. Под её эгидой Емельяненко провёл 11 боёв, победив среди прочих таких известных бойцов как Рикарду Арона и Ренату «Бабалу» Собрал, и дважды завоевал чемпионский титул в тяжёлом весе. Также, выступая за «RINGS», Фёдор получил своё первое официальное поражение от японского бойца Цуёси Косаки.

Поражение было получено при весьма спорных обстоятельствах: 22 декабря 2000 года в рамках турнира «King of Kings 2000 Block B» Косака нанёс Фёдору рассечение запрещённым ударом локтя, и уже на 17-й секунде поединка врачи были вынуждены остановить бой. Поскольку бой был в рамках турнира, должен был быть объявлен победитель, который продолжил бы путь до финала. Емельяненко не мог продолжить участие в турнире, поэтому победителем боя был признан Косака. В другой ситуации победа была бы присуждена Емельяненко из-за дисквалификации Косаки. Справедливости ради, необходимо уточнить, что перед боем с Косакой Фёдор провёл бой с Рикарду Ароной. Именно Арона первоначально нанес Фёдору рассечение под глазом, которое было лишь усугублено Косакой. Впоследствии Фёдор взял реванш у Косаки во время выступлений в «Pride».

Несмотря на досадное поражение, Фёдор все же стал чемпионом «RINGS» в 2001 году. Победив Ренату Собрала, Емельяненко должен был драться против Бобби Хоффмана, но американец отказался выйти на бой, сославшись на травму, полученную в предыдущем бою. Вследствие отказа Хоффмана, Емельяненко автоматически получил титул чемпиона «RINGS» в тяжёлом весе.

На последнем турнире «RINGS», состоявшемся 15 февраля 2002 года, Емельяненко победил Криса Хейзмена и завоевал титул чемпиона «RINGS» в абсолютной весовой категории, после чего организация прекратила существование.

Pride

2002—2003 гг.

Став чемпионом «RINGS», Емельяненко был приглашён в «Pride», самую крупную на тот момент организацию ММА в мире. В «Pride» Емельяненко дебютировал 23 июня 2002 года, выступив против нидерландского бойца Семми Схилта, которому уступал в росте почти 30 сантиметров. Несмотря на столь большую разницу, Емельяненко уверенно выиграл бой единогласным решением, после чего вышел на американца Хита Херринга. Победитель матча получал право сразиться за титул чемпиона «Pride» со специалистом по бразильскому джиу-джитсу Антониу Родригу Ногейрой, носившим чемпионский пояс Pride с 2001 года. Несмотря на то, что Херринг считался фаворитом, Емельяненко сумел победить техническим нокаутом уже в первом раунде, свалив американца на настил и обрушив на него град ударов в партере. В результате успешных атак Емельяненко у Херринга заплыли глаза и открылось серьёзное рассечение, осмотрев которое, врач запретил продолжение боя.

Победа над Херрингом дала Фёдору возможность встретиться с Ногейрой за титул чемпиона «Pride». Ногейра до боя с Емельяненко одержал 13 побед подряд, в том числе одолев Марка Коулмена, Сэмми Схилта и того же Херринга. Кроме того, Ногейра обладал титулом чемпиона «RINGS», завоёванным как раз на том турнире, где Емельяненко получил рассечение от Косаки. На момент первой встречи с Емельяненко, Ногейра считался фактически непобедимым бойцом из-за его выдающейся выносливости, способности выдерживать тяжелейшие удары и несгибаемой воли к победе. Несмотря на это, Емельяненко отправил Ногейру в нокдаун и, заняв доминирующую позицию, принялся наносить удары в своём излюбленном стиле «граунд-энд-паунд» практически на протяжении всего боя. Ногейра не раз пытался провести болевой приём, но Фёдор успешно нейтрализовывал эти попытки. После трёх раундов упорного противостояния, Емельяненко завоевал победу единогласным решением судей, став вторым и последним чемпионом в тяжёлом весе в истории «Pride». Позже Фёдор назвал этот бой одним из самых важных в карьере.

В 2003 году Федор провёл ещё три боя в «Pride», встретившись с Кадзуюки Фудзитой, Гари Гудриджем и Юдзи Нагатой. Бой с Фудзитой заставил поклонников Фёдора поволноваться, так как японский борец попал правой рукой Фёдору в висок. Несмотря на то, что Фёдор фактически испытал нокдаун, он сумел удержать равновесие и вошёл в клинч с Фудзитой, после чего перевёл бой в партер. Окончательно придя в себя, Фёдор поднял бой в стойку, где нанёс Фудзите боковой удар ногой по печени и завершил комбинацию левым хуком в челюсть. Через несколько секунд упавший Фудзита был вынужден сдаться от удушающего приёма. Впоследствии Емельяненко отмечал: «Фудзита был единственным, кто смог точно нанести мне удар, и удар его был очень сильным!»

В отличие от Фудзиты, бой с Гудриджем закончился быстро, так как всё, что смог сделать канадец, это лежать на полу и принимать удары. Однако в этом бою Фёдор получил травму руки, которая впоследствии привела к отсрочке нескольких боёв.

В конце 2003 года Фёдор попал в немилость менеджменту «Pride», выступив в конкурирующей организации, «Inoki Boom Ba Ye», проводившей бои в тот же день, что и «Pride». Предпочтя более крупный гонорар, нежели тот, что был ему предложен в «Pride», Фёдор вышел на бой против японского рестлера Юдзи Нагаты. Боссы «Pride» остались недовольны таким поступком и объявили о проведении боя за временный чемпионский титул между Ногейрой и Мирко Филиповичем, где верх взял бразилец, сумев поймать Филиповича на болевой приём «рычаг локтя».

2004 год

В рамках турнира «Pride Heavyweight Grand Prix 2004» Фёдор встретился с бывшим чемпионом «UFC» и победителем «Pride Grand Prix 2000» Марком Коулменом. Американец сразу сделал результативный проход в ноги и установил доминирующую позицию в партере, после чего попытался наносить удары в «граунд-энд-паунде», но был пойман на «рычаг локтя». Бой занял чуть больше двух минут и продемонстрировал разностороннюю подготовку Фёдора, способного завершать бои против сильных противников и снизу.

На втором этапе турнира Фёдор вышел против тренировочного партнера Коулмена, Кевина «Монстра» Рэндлмена, в бою, ставшем одним из наиболее известных в истории спорта. Несмотря на то, что Рэндлмен, один из немногих в тяжёлой весовой категории, уступал Фёдору в росте (178 см) и весе (93 кг), назвать его «проходным соперником» нельзя было никак. Двукратный чемпион первого дивизиона «NCAA» по борьбе и бывший чемпион «UFC», он доказал весомость претензий на титул чемпиона, нокаутировав в первом раунде одного из фаворитов турнира — Мирко Филиповича. В бою с Емельяненко Рэндлмен сумел выполнить проход в ноги, переведя бой в партер. В попытке выбраться Федор, выражаясь борцовским языком, «отдал спину», чем Рэндлмен немедленно воспользовался и провёл бросок прогибом. Бросок выглядел очень впечатляюще, так как Емельяненко фактически воткнулся головой в пол. Впоследствии этот момент стал одним из наиболее проигрываемых моментов в роликах, посвященных «Pride» и ММА. Несмотря на падение, Емельяненко через несколько секунд выбрался из-под Рэндлмена, установил контролирующую позицию и вывел противника на болевой приём — «кимура» («узел плеча»). Всего бой занял 1 минуту 33 секунды.

15 августа 2004 года в полуфинале «Grand Prix» Емельяненко встретился с шестикратным членом сборной Японии по дзюдо и серебряным олимпийским призёром Наоей Огавой. Одним из наиболее известных моментов стало неспортивное поведение Огавы, который отказался пожать Емельяненко руку перед боем. Фёдор быстро перевел бой в партер, где провёл «рычаг локтя», таким образом второй раз в своей карьере выйдя на Антониу Родригу Ногейру, который, в свою очередь, одержал победу над соотечественником Емельяненко — Сергеем Харитоновым. Бой Ногейра-Емельяненко должен был не только определить победителя «Grand Prix 2004», но и объединить временный чемпионский титул Ногейры и титул Емельяненко. Встреча двух бойцов была очень напряженной, но в результате хоть и непреднамеренного, но все же запрещенного правилами, столкновения головами, у Емельяненко открылось рассечение. В итоге бой был признан несостоявшимся, и Емельяненко сохранил за собой титул чемпиона. Ногейра позже отметил, что на самом деле Фёдор проиграл бой, так как намеренно пошёл на столкновение, осознавая своё проигрышное положение. В ответ Емельяненко отдал должное Ногейре, отметив, что во второй встрече между ними, бразилец был значительно активнее, однако опроверг утверждение о своём поражении. Фёдор заявил, что Ногейра сам был заинтересован в аннулировании матча и был инициатором столкновения, вызвавшего травму.

Третья встреча между бойцами состоялась на «Pride Shockwave 2004». На карту вновь были поставлены титул чемпиона «Pride» в тяжёлом весе и титул чемпиона «Grand Prix 2004». В отличие от первого матча, прошедшего на полу, Емельяненко, к удивлению противника, предпочёл вести бой в стойке и ограничился дзюдоистскими бросками. План Ногейры — перевести бой в партер, установить доминирующую позицию и вывести Емельяненко на болевой приём — провалился. За 30 секунд до конца первого раунда бразилец всё же сумел повалить Емельяненко, но не успел воспользоваться преимуществом. Во втором и третьем раундах Антониу так не удалось закрыть гард, тогда как эффективная защита от проходов в ноги и результативные атаки Емельяненко закрепили за россиянином победу, а с ней и чемпионский титул.

2005 год

В апреле 2005 года на «Pride Bushido 6» Фёдор отомстил за своё первое поражение Цуёси Косаке, не оставив японцу ни одного шанса на победу и выиграв бой техническим нокаутом, главным событием года бесспорно стал бой Емельяненко против хорватского бойца Мирко «Крокопа» Филиповича.

Филипович, перешедший из «К-1» в «Pride», быстро стал одним из главных претендентов на титул чемпиона, побив на своём пути таких бойцов как Кадзуюки Фудзита, Игорь Вовчанчин, а также нокаутировав младшего, но более крупного (193 см, 116 кг), брата Фёдора — Александра. Впоследствии Филиппович бросил вызов самому чемпиону, заявив: «Фёдор Емельяненко — ты следующий!». Кроме того, большой ажиотаж вызвало опубликованное на сайте Youtube видео, показывающее как, обычно невозмутимый, Фёдор смотрит в прямом эфире бой Филиповича с Александром Емельяненко и нецензурно выражается, особенно глядя, как Филипович продолжает наносить удары уже не сопротивляющемуся Александру. Бой Емельяненко-Филипович должен был состояться в конце 2003 года, однако, выступив на «Inoki Boom Ba Ye» из-за контрактных разногласий, Фёдор временно покинул «Pride». Менеджмент «Pride» организовал бой за временный титул чемпиона между Филиповичем и Ногейрой, в котором победу одержал последний. В дальнейшем встреча между Филиповичем и Емельяненко была повторно отложена, когда хорват неожиданно был нокаутирован Кевином Рэндлменом в первом раунде «Grand Prix 2004».

Выход на титульный бой после поражения от Рэндлмена Филипович завоевал благодаря убедительным победам над Роном Уотерменом (технический нокаут в первом раунде), тем же Рэндлменом (сдача от удушающего приёма «гильотина» в первом раунде) и Марком Коулменом (технический нокаут в первом раунде). После проигрыша Ногейры на новогоднем шоу 2004 года Филипович стал главным претендентом на титул чемпиона.

Бой состоялся 28 августа 2005 года во время «Pride Final Conflict». В первом раунде Филипович выбросил два жёстких джеба и разбил Фёдору нос. Кроме того, хорват нанёс Емельяненко несколько результативных ударов ногами по корпусу, в результате чего у Фёдора образовалась большая гематома с правой стороны грудной клетки. Несмотря на это, Емельяненко успешно противодействовал Филиповичу в стойке, а в партере сумел нанести несколько тяжёлых ударов по корпусу. Бой в стойке вообще стал сюрпризом для Филиповича, ожидавшего от Фёдора попыток перевода в партер и «граунд-энд-паунд». Сам Филипович перед боем заявлял, что «если Фёдор будет работать в стойке, то всё закончится очень быстро». Однако, как и в третьем бою с Ногейрой, тренерский штаб Емельяненко и сам Фёдор выбрали именно эту — неожиданную для хорвата — стратегию. Борьба и клинчевание заметно вымотали Филиповича, и из-за этой усталости во втором и третьем раундах преимущество Емельяненко стало очевидным: хорват чрезмерно осторожничал и значительную часть времени провёл, избегая атак Фёдора, иногда буквально спасаясь бегством. Позже Филипович объяснил это, заявив по национальному хорватскому телевидению, что выдохся из-за недостатка сна и разницы во времени между Хорватией и Японией. Впрочем, Емельяненко также находился не на пике формы. В частности, он не мог в полную силу бить правой рукой из-за травмы.

После 20 минут напряжённого боя, победа была присуждена Фёдору, став его второй успешной защитой титула чемпиона «Pride». Позже Емельяненко назвал этот бой одним из самых важных в карьере.

Закончил год Фёдор победой техническим нокаутом над бразильским гигантом — Зулузинью. Для победы над двухметровым, 185-килограммовым бразильцем, Емельяненко потребовалось 26 секунд, что стало самым коротким боем в его карьере в «Pride».

2006 год

2006 год начался для Фёдора с операции на руке в одной из клиник Санкт-Петербурга, где спортсмену были установлены в место перелома пластины и одна спица. Реабилитационный период, назначенный врачами, продлился до 24 июня, когда пластины были извлечены.

Первый поединок Емельяненко после операции состоялся 21 октября против Марка Коулмена. Бой проходил в Лас-Вегасе в рамках шоу «Pride 32», первого события «Pride» за пределами Японии. На протяжении боя Емельяненко контролировал противника, а во втором раунде провёл победный приём — «рычаг локтя», поймав Коулмена на него во второй раз.

Последняя защита Фёдором титула чемпиона «Pride» состоялась на «Pride Shockwave 2006» против чемпиона «К-1» 2001 года — новозеландца Марка Ханта. Изначально планировалась встреча Емельяненко с Джошем Барнеттом, но Барнетт отказался от боя, заявив, что находится не в лучшей физической форме. Поскольку Мирко Филиппович 26 октября перенес операцию на ноге и не мог принять участия в «Shockwave 2006», то кандидатом на титул чемпиона стал Хант, несмотря на то, что сам в июне потерпел поражение от Барнетта.

На второй минуте первого раунда Емельяненко вывел Ханта на «рычаг локтя», но тот сумел избежать болевого и, перевернувшись через Фёдора, оказался в сайд маунте. За следующие пять минут новозеландец провёл две попытки болевого приёма на руку, несмотря на то, что борьба в партере никогда не была его сильной стороной, однако не сумел завершить ни одну из них. Емельяненко снова перевёл бой в стойку, после чего бросил Ханта на пол, где сам провёл болевой приём «кимура» (также известный как «удэ-гарами»), заставив соперника сдаться на отметке в 8 минут 16 секунд первого раунда. Во время боя Фёдор сломал палец ноги, что не помешало ему завершить бой победой. Этот бой стал третьей и последней защитой Фёдором титула чемпиона «Pride», а заодно и последним его боем под эгидой японского промоушена. Через несколько месяцев организация обанкротилась, а её активы были выкуплены главным конкурентом — «UFC».

BodogFight

Незадолго до распада «Pride», Емельяненко воспользовался пунктом в контракте, позволяющим ему участвовать в боях за другие организации при условии, что бой будет проходить на территории России, и принял предложение от малоизвестной организации — «BodogFight». Соперником Емельяненко стал американский боец Мэтт Линдланд, в прошлом серебряный олимпийский призёр по греко-римской борьбе. Для боя с Емельяненко Линдланду пришлось набрать 15 килограммов, чтобы перейти из привычной средней весовой категории в тяжёлую.

Бой состоялся 14 апреля 2007 года на событии под названием «Столкновение наций» (англ. Clash of the Nations) в Санкт-Петербурге, собрав среди зрителей большое количество знаменитостей, включая Владимира Путина, Сильвио Берлускони и Жан-Клода Ван Дамма. С первого удара Линдланд нанес Емельяненко рассечение над правым глазом и вошёл в клинч в попытке перевести бой в партер. Под напором Линдланда Фёдор навалился на канаты ринга и непреднамеренно схватился за верхний, за что получил предупреждение от рефери. Линдланд, обхватив Емельяненко, попытался провести бросок, но Фёдор сумел развернуться в воздухе и оказаться в полугарде Линдланда. Через 2 минуты 58 секунд от начала раунда Емельяненко провёл рычаг локтя, заставив Линдланда сдаться. После боя Линдланд восхитился приёмом Емельяненко, отметив, что приём был проведён настолько мастерски, что он даже не почувствовал, как вытягивается его рука, пока уже не стало поздно.

M-1 Global

После банкротства «Pride» и выкупа её активов компанией «Zuffa», материнской компанией «UFC», в СМИ широко муссировались слухи, что Емельяненко будет проводить бои в американском восьмиугольнике. Слухам дополнительно способствовали разногласия между Кэлвином Эйром, владельцем «Bodog», и Вадимом Финкельштейном, менеджером Фёдора. Президент «UFC», Дэйна Уайт, выразил интерес в подписании контракта с Емельяненко, но указал, что менеджмент российского бойца является главным барьером в заключении контракта, в то время как Финкельштейн отметил сложности ведения переговоров с американцами.

Главным предметом споров между Финкельштейном и «UFC» стал так называемый «совместный промоушен» (англ. co-promotion): требование Финкельштейна подписать других бойцов клуба «Red Devil» и проводить бои одновременно под эгидой «UFC» и «M-1 Global». Также Финкельштейн выдвинул требование предоставить Емельяненко разрешение выступать на турнирах по самбо. Уайт не принял эти условия и заявил, что ожидал подписания контракта с российским бойцом в конце 2007 года — начале 2008 года, после окончания турнира по самбо. Выступать вне «UFC» после подписания контракта Фёдору было бы запрещено. Также Уайт объявил о намерении провести объединительный чемпионский бой с тогдашним чемпионом «UFC» Рэнди Кутюром. Помимо того, что менеджмент «UFC» был категорически против совместного проведения боёв, Уайт потребовал контракта на три боя, при этом, в случае завоевания Фёдором чемпионского титула, он бы терял его при уходе в другую организацию. Нечто подобное было с Рэнди Кутюром, который выступая в «UFC», попытался сотрудничать с другой организацией, «IFL», но вместо этого лишился титула и угодил в судебные тяжбы.

В итоге переговоры провалились, и в октябре 2007 года Емельяненко подписал двухлетний контракт на шесть боёв с «M-1 Global» — компанией, о которой было мало что известно, так как она была сформирована совсем недавно и являла собой альянс компаний «Микс-файт М-1», «Sibling Theatricals», «Garlin Holdings Limited», «SFX Media & Event». Также не было известно об уровне бойцов, масштабе мероприятий и финансовой состоятельности фирмы. Однако Фёдор указал, что в «M-1 Global [он] встретил полное понимание и почувствовал уважение к себе», в отличие от «UFC», а сам контракт был более привлекателен, нежели тот, что был предложен Дэйной Уайтом. В частности, особенностью соглашения стало отсутствие эксклюзивности, что давало бойцу право выступать и за другие организации.

В дальнейшем деятельность «M-1 Global» стала причиной конфликтов между Финкельштейном, который по состоянию на 2011 год занимал должность президента компании, и другими организациями, в частности, «Affliction». Вследствие этого выступления Фёдора заметно ограничились: если в «Pride» он мог провести от трёх до пяти боёв за год, то после подписания контракта с «M-1 Global» стал проводить, как правило, по одному бою за год, несмотря на необходимость проводить 3—4 боя в год согласно условиям контракта. Сам Фёдор также являлся миноритарным совладельцем «М-1 Global», обладая акционерной долей в 8,5 %.

Yarennoka

31 декабря 2007 года Фёдор вышел на бой против корейского гиганта (218 см, 160 кг) Чхве Хон Мана по прозвищу «Техно-Голиаф». Бой проходил под эгидой японского промоушена «Yarennoka!» при поддержке «M-1 Global», «Fighting and Entertainment Group» (FEG) и «Deep». Особым правилом стало наложение запрета на нанесение ударов коленями в партере. На момент проведения боя Чхве был больше известен как кикбоксёр из К-1, имевший на своём счету победы над такими известными бойцами как Сэмми Схилт, Боб Сапп и Могучий Мо. В ММА Чхве к тому времени провёл всего лишь один бой против больше шоумена, чем бойца, Бобби Ологуна, которого нокаутировал за 16 секунд.

Поначалу казалось, что разница в габаритах сыграет решающую роль. Удар Емельяненко, сваливший Зулузинью, на Чхве воздействия не возымел, а перевести бой в партер Фёдор не смог физически: при попытке броска кореец упал на него сверху, в результате чего Емельяненко оказался в невыгодной позиции. Чхве нанёс несколько ударов, но Фёдор блокировал его руку и попытался провести рычаг локтя снизу. Чхве избежал болевого приёма и поднялся в стойку. Вторая атака Фёдора была идентична первой: он выбросил левый полу-крюк, попав в челюсть противнику, вошёл в клинч, и опять оказался на полу под корейцем. Со второй попытки рычаг локтя удался, и Чхве был вынужден сдаться. Бой занял 1 минуту 54 секунды. После боя Фёдор удивился обилию синяков на своём лице, сказав, что даже не чувствовал ударов. Также за этот бой Емельяненко был удостоен премии «Золотой пояс», учреждённой Российским союзом боевых искусств, в номинации «Самая яркая победа года».

Affliction

В апреле 2008 года Емельяненко подписал контракт с «Affliction Entertainment», дочерней компанией производителя одежды «Affliction». Согласно контракту, Емельяненко должен был принять участие в дебютном событии организации — «Affliction: Banned» (рус. «Изгнанные»). Новым соперником Фёдора стал двукратный экс-чемпион «UFC» в тяжёлом весе — Тим Сильвия. Как и предыдущий соперник Емельяненко, американец был весьма внушительных размеров: при росте в 203 сантиметра Сильвия весил 118 килограммов и при этом обладал значительно лучшей техникой бокса и борьбы, нежели Чхве. В предматчевых интервью Сильвия неоднократно позволял себе грубые замечания в адрес Емельяненко, обвиняя его в трусости и отказе сражаться с лучшими бойцами, которые, по утверждению Сильвии, находятся только в «UFC».

Для победы над Сильвией Фёдору потребовалось 36 секунд: Емельяненко обрушил на американца град ударов руками, после чего тот упал на колени и с трудом защищался. Емельяненко немедленно провёл удушающий приём со спины, став первым (и пока что единственным) чемпионом «World Alliance of Mixed Martial Arts» (WAMMA) в тяжёлом весе.

В следующем бою Емельяненко проводил защиту своего чемпионского титула против бывшего чемпиона «UFC» — белоруса Андрея Орловского. В отличие от Сильвии, Орловский не позволял себе критики в адрес Фёдора, однако в этом значительно преуспел наставник Андрея — легендарный тренер по боксу Фредди Роуч. Особенно усердно Роуч критиковал боксёрскую технику Фёдора, утверждая, что против Орловского у Емельяненко нет шансов.

Встреча Емельяненко и Орловского стала главным боем второго события, организованного «Affliction», проходившего под названием «Day of Reckoning» (рус. День расплаты) 24 января 2009 года. В начале боя Орловский выглядел достаточно убедительно: Андрею удавались эффективные комбинации, однако, судя по всему, окрылённый ранним успехом, Орловский решил побыстрее закончить бой, что стало для него роковой ошибкой. Загнав Емельяненко прямым ударом ноги в угол ринга, Орловский прыгнул на Фёдора, стремясь нанести завершающий удар коленом в прыжке, но пренебрёг защитой головы и нарвался на встречный правый кросс, который отправил его в глубокий нокаут. Позже этот нокаут был признан «Лучшим нокаутом 2009 года» по версии спортивного сайта Sherdog.

Следующие два боя носили демонстрационный характер и проходили в Японии. В первом показательном выступлении Емельяненко встретился с чемпионом «WAMMA» в лёгком весе — Синьей Аоки, которого в полу-игровой манере заставил сдаться путём ущемления ахиллова сухожилия. Во втором матче Фёдор встретился с Гегардом Мусаси, который периодически является тренировочным партнёром Емельяненко в периоды поездок последнего в Нидерланды. Дружеский матч был весьма интенсивным: оба бойца продемонстрировали технику дзюдоистских бросков, после чего Емельяненко закончил матч, проведя рычаг локтя.

Очередная защита чемпионского титула Емельяненко была назначена на 1 августа 2009 года, на мероприятии под названием «Affliction: Trilogy» (рус. «Трилогия»), против коллеги Фёдора ещё по временам «Pride» — Джоша Барнетта. Однако, бой не состоялся: 22 июля Барнетт был уличён Калифорнийской атлетической комиссией в использовании анаболических стероидов, в результате чего лишился лицензии на участие в боях.

23 июля в новостях проскользнула информация, что Барнетта заменит Витор Белфорт, уже указанный в списке участников «Трилогии». «Affliction» не подтвердила слухи, и новым теоретическим кандидатом в соперники Емельяненко стал Бретт Роджерс, поднявшийся в рейтингах в результате победы нокаутом над Андреем Орловским. Однако и эта гипотеза не подтвердилась, так как на следующий день «Affliction» отменила «Трилогию», заявив о невозможности подыскать адекватную замену и в достаточной степени прорекламировать бой. Отмена события привела к прекращению деятельности «Affliction» в качестве промоутера ММА.

Strikeforce

Новые переговоры с UFC

После фиаско «Affliction» президент «UFC» Дэйна Уайт, до поединка Фёдора с Тимом Сильвией чрезвычайно критически отзывавшийся о бойцовских способностях Емельяненко, предпринял попытки заполучить эксклюзивный контракт с ним: «Он стал моим наваждением. Я хочу этого [видеть Фёдора в UFC] даже больше фанатов». Широко признанный лучшим бойцом смешанного стиля в мире, Фёдор немедленно получал титульный бой с тогдашним чемпионом «UFC» Броком Леснаром и долгосрочный контракт с гонораром 2 миллиона долларов за бой плюс проценты от выручки со всего мероприятия, главным событием которого является бой Фёдора. Переговоры зашли в тупик: требования менеджера Фёдора Вадима Финкельштейна — взять принадлежащую «M-1 Global» равноправным партнёром в организации поединков Последнего Императора — Уайт счёл неприемлемым.

Контракт со Strikeforce

После сотрудничества с «Affliction» Емельяненко подписал контракт с другой американской организацией ММА, «Strikeforce», по аналогичной схеме совместного промоушена с «М-1 Global». Президент компании Скотт Кокер подтвердил, что бой Емельяненко состоится 7 ноября и будет транслироваться по национальному телеканалу CBS. Соперником Фёдора стал 196-сантиметровый, 120-килограммовый нокаутер из Миннесоты Бретт Роджерс, на тот момент имевший в активе 10 побед при отсутствии поражений. Несмотря на то, что ещё за несколько месяцев до этого Роджерс занимался боями лишь в свободное от работы шиномонтажником время, он заставил мир ММА обратить на себя внимание, нокаутировав Андрея Орловского всего за 22 секунды. Бою предшествовала грандиозная информационная кампания, которая даже вылилась в съёмки документального фильма «Fight Camp 360°: Fedor vs Rogers» (рус. «Бойцовский лагерь 360°: Фёдор против Роджерса»).

Первый раунд боя, ставшего дебютом Емельяненко в клетке, заставил болельщиков Фёдора всерьёз поволноваться. С первого удара Роджерс рассёк Фёдору переносицу, а в середине первого раунда сумел оказаться в партере сверху и нанести несколько ударов в «граунд-энд-паунде». Несмотря на это, Емельяненко сумел перехватить инициативу во втором раунде и начал изматывать Роджерса физически, чередуя атаки руками с клинчем. В результате потерявший концентрацию Роджерс немного опустил руки, и Емельяненко нанёс сокрушительный удар правой рукой, который свалил американца на пол. Фёдор успел нанести ещё несколько ударов, но Роджерс уже перестал защищаться, и рефери остановил бой на отметке в 1 минуту 48 секунд второго раунда.

Первое бесспорное поражение

Следующий бой Емельяненко состоялся 26 июня 2010 года против специалиста по бразильскому джиу-джитсу и чемпиона «Abu Dhabi Combat Club» Фабрисиу Вердума. Перед боем шансы Вердума расценивались экспертами и болельщиками как очень низкие. Во время боя после небольшой разведки Фёдор поймал противника на противоходе, сбил с ног ударом руки и бросился добивать в партере, где Фабрисиу сначала захватил его руку, а потом заключил Емельяненко в «треугольник». Фёдор попытался высвободиться, но безуспешно, и на отметке 1:09 первого раунда Емельяненко был вынужден сдаться, что стало его первым неоспоримым поражением за карьеру. Впоследствии этот приём был признан «Лучшим удушающим 2010 года» по версии сайта «Sherdog». После боя Вердум заявил, что всё равно считает Емельяненко лучшим бойцом и своим кумиром, а также изъявил желание провести реванш, при этом указав, что хотел бы драться на территории России «как Рокки Бальбоа». Впрочем, через несколько дней Вердум сказал, что ему необходима операция на руке, в результате чего повторная встреча двух бойцов была отложена на неопределённое время и, в итоге, не состоялась.

Кто не падает, тот не встаёт. — Фёдор Емельяненко о поражении Вердуму

Поражение Емельяненко произвело эффект разорвавшейся бомбы среди болельщиков ММА. В первую очередь, Емельяненко лишился неоспоримого лидерства в рейтингах лучших бойцов. Его рейтинг в тяжёлом весе, пребывавший на первой строчке на протяжении многих лет по версии большинства известных изданий, значительно понизился: «MMA Fighting» понизил его до пятого места, а «MMA Weekly» и «Sherdog» — до третьего. Кроме того, многие сайты (например, «Sherdog», MMAFighting.com) вообще исключили Емельяненко из первой десятки лучших бойцов независимо от весовой категории. Помимо этого, в прессе пронеслись слухи, что «M-1 Global», лишившись своего главного козыря — непобедимости Фёдора, столкнулась с большими проблемами, поставившими под угрозу существование компании. Слухи были немедленно опровергнуты операционным директором компании Евгением Коганом через его аккаунт в Твиттере.

Бой против Силвы

В начале января 2011 года было объявлено, что Фёдор примет участие в турнире «Strikeforce Grand Prix» и его соперником на первом этапе станет бразильский боец — Антониу Силва по прозвищу «Bigfoot» (рус. Бигфут), которое связано с его заболеванием, проявляющимся увеличением кистей, стоп, челюсти и черепа. На момент объявления боя Силва имел в своём послужном списке 15 побед и 2 поражения, а также титул чемпиона в тяжёлом весе недействующей организации «EliteXC». На взвешивании, за сутки до боя, Силва уложился в лимит тяжёлой весовой категории — 120 кг, а на следующий день весил уже 129 кг, при том, что Емельяненко весил 104 кг. Тем не менее, большинство как экспертов, так и болельщиков считали фаворитом Фёдора. В частности, сайт «mixfight.ru» привёл прогнозы Алексея Олейника, Андрея Семёнова, Владимира Матюшенко и Денниса Зифера, которые сводились к тому, что ему предстоит тяжёлый бой, однако он победит, а по результатам опроса на сайте «mmajunkie.com», 35 % респондентов высказалось за итоговую победу Емельяненко в Гран-при.

Бой, состоявшийся 12 февраля 2011 года, вызвал повышенный интерес телезрителей: для россиян прямую трансляцию вёл телеканал «Россия-2», для американцев — кабельный телеканал «Showtime», по сообщению которого во время трансляции поединка только перед экранами телевизоров находилось около 1 100 000 зрителей. Кроме того, неустановленное количество болельщиков воспользовалось нелегальными трансляциями турнира посредством Интернета.

В первом раунде бойцы часто шли в размен ударами, при этом Силва, пользуясь преимуществом в росте и весе, сумел разбить Емельяненко нос. После очередной атаки бразильца бойцы вошли в клинч, где Фёдор попытался провести удушающий приём «гильотина», но Силва избежал удушения, хотя потерял равновесие и упал на спину. Фёдор дважды проходил гард Силвы, оказываясь в полугарде, где даже попытался провести болевой приём «кимура», но разница в габаритах и борцовские навыки Силвы, имеющего чёрный пояс по бразильскому джиу-джитсу, не позволили Емельяненко исполнить задуманное. С первых секунд второго раунда Силва совершил успешный проход в ноги и на протяжении почти всего раунда наносил Фёдору удары в «граунд-энд-паунде», несколько раз попытавшись провести удушающий приём. По истечении пяти минут раунда у Емельяненко образовалась обширная гематома правого глаза, и, несмотря на стремление Фёдора продолжать бой, врачи наложили на это запрет. Таким образом, Емельяненко выбыл из турнира на первой стадии и получил своё второе поражение подряд, которое снизило его рейтинг в списке лучших в мире тяжеловесов до восьмого места по версии «Sherdog» и до седьмого — по версии «MMA Weekly».

При анонсировании боя с Силвой также стало известно, что Фёдор продлил контракт со «Strikeforce» как минимум ещё на четыре боя, однако после проигрыша Фёдор сказал, что, возможно, ему настало время уйти из спорта. Впрочем, вернувшись в Россию, Фёдор заявил, что слова касательно своего ухода из спорта «бросил сгоряча» и сможет провести ещё несколько боёв.

Бой против Хендерсона

30 июля Фёдор встретился с американским бойцом Дэном Хендерсоном, бывшим чемпионом «Прайда» в среднем весе и действующим чемпионом «Strikeforce» в полутяжёлом весе. Бывший двукратный член сборной США по греко-римской борьбе, Хендерсон, на протяжении карьеры выступавший в весовых категориях до 93 кг и 85 кг, впервые попробовал себя в тяжёлой весовой категории, с трудом набрав необходимые 94 килограмма. При этом Хендерсон, помимо борьбы известный своим нокаутирующим ударом правой руки под названием «H-Bomb», сказал, что тяжёлым и медленным себя не чувствует. Мнения профессиональных бойцов, прогнозировавших исход боя, разделились: если раньше практически все отдавали предпочтение Фёдору, то после двух поражений скептицизма в его адрес стало гораздо больше.

Господь не наказывает тех, кого не любит. — Фёдор Емельяненко о поражении Хендерсону

Бой начался на встречных курсах, и оба соперника уже на первой минуте нанесли несколько точных ударов. Хендерсон был более результативен, и у Емельяненко открылось небольшое рассечение в районе правого глаза. Хендерсон вошёл в клинч и прижал Фёдора к сетке, где сумел нанести несколько ударов коленом в корпус и по внутренней стороне бедра. Разойдясь, противники вновь обменялись ударами, и на этот раз точнее был Емельяненко: Хендерсон упал, а Фёдор попытался добить его в партере. Однако Дэн извернулся, с помощью захвата бедра зашёл за спину Фёдора и нанёс апперкот, сваливший Емельяненко. Хендерсон нанёс ещё несколько ударов, которых, по мнению рефери Хёрба Дина, было достаточно для остановки боя. Несмотря на то, что от апперкота Фёдор потерял сознание, к моменту остановки боя Хербом Дином он пришёл в себя, и победа была зафиксирована как от технического нокаута.

После боя Емельяненко заявил, что поединок был остановлен слишком рано, а Хендерсон, являющийся большим поклонником Фёдора, назвал произошедшее одним из самых серьёзных достижений в своей карьере.

Для Емельяненко бой с Хендерсоном стал последним по контракту со «Strikeforce». Учитывая три последовательных поражения Фёдора, возникли вопросы о его будущем с этой организацией, но Скотт Кокер заверил болельщиков, что был бы рад снова видеть Фёдора под эгидой «Strikeforce». Однако Дэйна Уайт, президент «Zuffa LLC», перекупившей «Strikeforce» в начале 2011 года, решил иначе и отказался продлевать контракт с Емельяненко. Вадим Финкельштейн назвал заявление Уайта «пиаром за счёт Емельяненко». По словам менеджера бойца, контракт Емельяненко был заключён с каналом «Showtime», который остался действительным.

Дальнейшая карьера

Бой против Монсона

20 ноября 2011 года Емельяненко впервые провёл бой в Москве: в УСК «Олимпийский» он вышел в ринг против двукратного чемпиона ADCC сорокалетнего Джеффри Монсона по прозвищу «Снеговик» в главном бою вечера «M-1 Global: Fedor vs Monson», транслировавшемся в прямом эфире «России-2». Фёдор в течение трёх раундов владел преимуществом, раз за разом отправляя соперника на настил ударами руками или лоукиками, которые он, стоит заметить, до этого боя практически не применял. Однако продолжения в партере схватка не получала: Емельяненко не стал использовать свой арсенал «граунд-энд-паунда», предпочитая проводить бой в стойке. Результатом доминирования Фёдора стала его победа единогласным решением, а у Монсона врачи после боя диагностировали перелом малой берцовой кости правой ноги.

Dream

13 февраля 2008 года Емельяненко посетил пресс-конференцию нового японского промоушена «Dream», сформированного на руинах «Pride». Вадим Финкельштейн подтвердил союз «Dream» и «M-1 Global», указав, что Емельяненко будет выступать на боях новой японской организации. 31 декабря 2011 года Фёдор совершил свой дебют в этой организации, приняв участие в новогоднем турнире Fight For Japan: Genki Desu Ka Omisoka 2011, где выступил в главном бою вечера против новичка ММА, олимпийского чемпиона по дзюдо 2008 года, Сатоси Исии. Бой прошёл полностью под диктовку Фёдора Емельяненко: как и в бою с Монсоном, россиянин упорно придерживался тактики отказа от любых борцовских приёмов, полностью держа бой в стойке и нанося удары преимущественно руками. Сатоси Исии не смог создать никакой атакующей инициативы и провёл всё время в обороне, не пытаясь атаковать. Бой закончился в середине первого раунда, когда Емельяненко послал соперника в нокаут ударом правой руки.

Бой против Педро Риззо

21 июня 2012 Емельяненко вышел против бразильского тяжеловеса Педро Риззо, известного своими выступлениями на ранних турнирах UFC. Фёдор одержал победу нокаутом на второй минуте первого раунда. После боя спортсмен объявил об окончательном решении завершить карьеру в смешанных единоборствах:

Я думаю, что время пришло, я ухожу. У меня есть ещё чемпионат мира по боевому самбо. На решение об уходе повлияла семья. Дочки растут без меня, поэтому настало время уйти.

Перерыв в боях и возвращение на ринг

С лета 2012 года Емельяненко не выступал в турнирах по смешанным единоборствам, но продолжал поддерживать спортивную форму. 14 июля 2015 года Фёдор заявил о своём возвращении на профессиональный ринг.

20 сентября 2015 года Емельяненко объявил, что договорился с бывшим владельцем организации «Прайд» о поединке, назначенном на 31 декабря 2015 года в рамках новогоднего шоу «RIZIN» в Японии. Соперником Емельяненко стал Джайдип Сингх — победитель нескольких престижных турниров по кикбоксингу, на тот момент выигравший оба своих профессиональных боя по правилам ММА. В этом бою Емельяненко одержал победу техническим нокаутом в первом раунде.

17 июня 2016 года состоялся поединок с Фабио Мальдонадо. На второй минуте первого раунда Фабио серьёзно потряс Фёдора, поймав его двумя встречными боковыми ударами в челюсть и сумев нанести большое количество ударов в партере. В двух оставшихся раундах Емельяненко выровнял поединок и выиграл бой решением большинства судей: 28-28, 29-28, 29-28. Штаб Мальдонадо не согласился с вердиктом судей и подал апелляцию в «Союз ММА России» (далее в разделе — «Союз»), где её отклонили, сославшись на «правило 40 минут», по которому апелляция должна подаваться не позднее, чем через 40 минут после окончания поединка. Данное решение вызвало протест в штабе Мальдонадо, который предположил, что на решение мог повлиять тот факт, что Емельяненко является президентом «Союза». Также «Союз» отказался рассматривать апелляцию, ссылаясь на правила WMMAA, применимые к любительским, а не профессиональным поединкам. Позже вице-президент «Союза» Радмир Габдуллин сообщил, что в качестве исключения апелляция Фабио все же будет рассмотрена Всемирной Ассоциацией ММА (WMMAA). Кроме того, WMMAA организовала независимую комиссию из трёх судей, которые после просмотра боя единогласно пришли к выводу, что справедливым результатом будет ничья (28-28) и отменила победу Емельяненко. Комиссия указала на возможный конфликт интересов и посчитала бой профессиональным поединком, что исключало «правило 40 минут», однако российская ассоциация MMA отказалась пересматривать решение по бою.

Тренировочный режим

Емельяненко тренируется два-три раза в день в зависимости от стадии подготовки к бою. В тренировочном процессе он пользуется базовыми упражнениями: бег (суммарная дистанция, пробегаемая Федором за день, составляет порядка 15 километров), подтягивания, отжимания на брусьях, упражнения на пресс. По собственному признанию, с железом он практически не работает, однако усиленно «качался» c 13 до 24 лет, выжимая от груди 180 килограммов. С тех пор работа Федора с железом преимущественно сводится к упражнениям с гирями и кувалдой. Кроме того, Емельяненко является сторонником тренировок в условиях разреженного воздуха, ради чего каждый год ездит со своей командой на сборы в Кисловодск.

По ходу карьеры Емельяненко работал с другими известными российскими бойцами ММА. Во время работы с «RTT» и выступлений в «RINGS» Фёдор тренировался с такими бойцами как Сергей Харитонов, Амар Сулоев, Андрей Копылов, Николай Зуев и Волк-хан. В «Red Devil» Емельяненко начал тренироваться совместно с Романом Зенцовым, однако с 2008 года Зенцов стал уделять больше внимания своей политической карьере. До 2006 года в команде Федора также работал его младший брат, Александр, однако потом он переехал в Санкт-Петербург. Сегодня c Фёдором, в числе других, тренируются Кирилл Сидельников, Александр Волков, Максим Гришин и ряд других бойцов, преимущественно выступающих под эгидой «М-1 Global». Состав команды и тренировочный процесс Фёдора неоднократно подвергались критике, особенно после того как Федор проиграл Вердуму. В частности, ставился под вопрос подход к тренировкам, при котором не ведётся подготовка к конкретному сопернику. Критика усилилась после поражения от Силвы, перед боем с которым тренерский штаб не искал спарринг-партнёров габаритов бразильца (193 см, 129 кг), а предпочёл задействовать Сидельникова (180 см, 107 кг).

Несколько раз Емельяненко уезжал на тренировки в Нидерланды. В частности, во время подготовки к бою против Филиповича Емельяненко улучшал свои навыки муай тай в команде известного бойца К-1 Эрнесто Хоста. Также желание тренироваться вместе с Емельяненко выразил бывший временный чемпион UFC — Шейн Карвин.

Костяк тренерского состава представляют Владимир Воронов (самбо), Александр Мичков (бокс) и Олег Неустроев (доктор, массажист, психолог).

Отработка борьбы с братом Александром	Работа с кувалдой	Братья Емельяненко после тренировки: (слева направо) Иван, Фёдор, Александр

Стиль боя

Фёдор Емельяненко отличается от других бойцов, в первую очередь, своей нестандартной боксёрской техникой. В отличие от традиционных боксёров и кикбоксёров, Емельяненко практически не наносит джебов и большую часть ударов проводит по круговым траекториям. Данный подход доказал свою эффективность, учитывая специфику правил ММА, а точнее, наличие тонких накладок на руках бойцов, лишающих возможности пользоваться традиционными боксерскими приёмами, как, например, блок перчаткой. Удары руками являются главным оружием в арсенале Емельяненко во время боёв в стойке: обладая способностью нокаутировать соперника как с левой, так и с правой рук, Емельяненко особенно опасен на близкой дистанции, что продемонстрировали бои с Филиповичем и Сильвией. Удары ногами в исполнении Фёдора относительно редки, однако здесь роль играет не пробел в технике, а персональные предпочтения и стратегия на бой. Например, в боях против кикбоксёров, Ханта и Филиповича, Емельяненко успешно наносил удары ногами, причём последнего даже сумел ударить ногой в голову. В бою с Джеффом Монсоном Фёдор активно использовал лоукики, в результате одного из которых его противник получил перелом ноги. Также, благодаря мастерству самбо и дзюдо, Емельяненко является одним из лучших специалистов в мире по «граунд-энд-паунду», а также умеет завершать бой болевым или удушающим приёмом, находясь как сверху, так и снизу.

Кроме того, на протяжении карьеры визитной карточкой Фёдора являлись его хладнокровие и сдержанность, что в сочетании c быстрой реакцией и отработанной техникой приёмов, позволяло спортсмену одерживать победы независимо от внешнего влияния, будь то большое количество зрителей, важность поединка или вербальные оскорбления со стороны соперника. Интересен тот факт, что, в отличие от многих бойцов ММА, пытающихся «зарядиться» перед выходом на ринг, в раздевалке Емельяненко обычно царит расслабленная атмосфера: Фёдор общается с друзьями, рассказывает анекдоты или играет в карты, комментируя это тем, что за долгие годы выступлений в спорте научился бороться с предстартовым волнением и выходит на ринг просто выполнить свою работу.

Личностная характеристика

Главной отличительной чертой Емельяненко, по мнению многих журналистов и болельщиков, является его скромность. В отличие от многих бойцов ММА, «поливающих» соперника грязью в предматчевых интервью, Емельяненко всегда вежливо и с уважением отзывается об оппоненте и очень сдержан в проявлении эмоций до, во время и после боя. Несмотря на большую популярность во многих странах мира, Емельяненко остаётся неизменно дипломатичен в интервью с журналистами и общении с болельщиками, никогда не кичась своими победами или наградами. Здесь также примечательно, что на протяжении большей части своей карьеры Емельяненко был более популярен в Японии, Корее и США, чем в России, в связи с плохим освещением ММА российскими средствами массовой информации. При этом в Японии и Корее ему буквально «не дают прохода», так как большое количество фанатов стремится, если не получить автограф или сфотографироваться, то хотя бы прикоснуться к Емельяненко или постоять рядом. Скромность Фёдора проявляется и в других аспектах его жизни: он обычно одет в неброскую одежду, а деньги, по его утверждению, для него — это «помощь близким» и «возможность помогать тем, кто рядом» с ним.

В связи со сложными национальными отношениями между Россией и Украиной в Интернете нередки дискуссии, кем является Емельяненко по национальности. Сам Фёдор отвечает на вопрос «кто вы — русский или украинец?» следующим образом:

Русский. Но если честно, я не делю наши страны, потому что я родился на Украине. Я родился в Советском Союзе. Прожил весь свой сознательный возраст, с 2-х лет, в Старом Осколе. Но так же пол-лета я проводил в Антраците, пол-лета в Рубежном. И там и там — мне родные эти города. Не было никаких границ, не было никаких препятствий. Сейчас — это два разных государства, но для меня — это осталось единое целое.

— Фёдор о своей национальности

Отчасти для улучшения имиджа русских за рубежом Фёдор перестал употреблять алкоголь, так как, по его словам, ему неприятно, что «наших людей ассоциируют только с выпивкой».

С тех пор как в жизни Емельяненко важную роль стала играть религия, он начал часто упоминать в интервью Бога (среди болельщиков особенно стала популярной фраза «На всё воля Божья» — девиз Фёдора), а на ринг стал выходить под песню «Ой, то не вечер», также являющуюся фоновой на его официальном сайте. Емельяненко, по собственному признанию, редко пользуется интернетом, не имеет профиля ни в одной социальной сети и не читает о себе статей. Аккаунт на ресурсе Twitter он завёл по просьбе Вадима Финкельштейна и делает там записи не сам, а полагается на кого-то из своего окружения.

Отзывы

Он дрался с бойцами, у которых был и стиль, и атлетизм, чтобы победить его. Федор всё ещё величайший всех времен.

— Мухаммед «Король Мо» Лаваль, бывший чемпион Strikeforce в полутяжёлом весе.

Я ничего, кроме уважения, не испытываю к Фёдору. Мы все проигрываем — это единственное, в чём можно быть уверенным в MMA. Он всё ещё Величайший всех времен.

— Шейн Карвин, бывший временный чемпион «UFC» в тяжёлом весе.

В моих глазах он всегда будет чемпионом.

— Би Джей Пенн, бывший чемпион «UFC» в лёгком весе, бывший чемпион «UFC» в полусреднем весе.

Я знаю одно: Федор — пахарь. Я очень много с ним тренировался. Мы с ним просыпались, тренировались, мы перед каждой тренировкой бежали кросс по 5-7 км. То есть тренировки у нас были, как утренние, так и вечерние. Мы тренируемся 2-2.5 часа, мы от и до, без остановки. Все время в работе. Все время в спаррингах; либо в борьбе, либо в отработке, то есть этот человек — пахарь. Этот человек очень талантливый. Не просто говорят, что человек талантлив, то талантлив во всем; он очень хорошо рисует, в нём очень много достойных качеств.

— Сергей Харитонов, трёхкратный чемпион России по рукопашному бою, бронзовый призёр «Pride Grand Prix 2004» в тяжёлом весе.

Самый лучший боец, когда-либо выходивший на ринг — это Емельяненко Фёдор. Нет никого лучше, он лучший боец, которого я когда-либо видел, с кем дрался, тренировался, всё.

— Кевин Рэндлмен, бывший чемпион «UFC» в тяжёлом весе.

Фёдор Емельяненко — величайший боец в мире.

— Кейн Веласкес, бывший чемпион «UFC» в тяжёлом весе.

Я большой фанат Федора. Он — великий чемпион всех времен.

— Жуниор "Цигано" Дус Сантус, бывший чемпион "UFC" в тяжёлом весе

Мой любимый боец. Потому что он всегда андердог, всегда меньше соперника и всегда выходит победителем. Он слишком долго дерется в эпоху допинг-препаратов, гигантских соперников. Я никогда не видел такого атлета, как он, который дерется ради самого сражения. Он столько раз опровергал ставки.

— Майк Тайсон.

Фёдор — это, пожалуй, мой самый любимый боец, потому что главное его оружие — это его мозг. Фёдор — это как шахматист с удивительными физическими способностями. Он — самый разносторонне развитый боец, которого я когда-либо видел.

— Майкл Джей Уайт.

Статистика

Профессиональная карьера бойца (итог)
Боёв 41	Побед 35	Поражений 4
Нокаутом	10	3
Сдачей	16	1
Решением	9	0
Ничьи	1
Не состоявшихся	1

Результат	Рекорд	Соперник	Способ	Турнир	Дата	Раунд	Время	Место	Примечание
Победа	35-4 (1)	Фабио Мальдонадо	Решение большинства	Fight Nights Global 50	17 июня 2016	3	5:00	Санкт-Петербург, Россия	Счёт судей: 28-28, 29-28, 29-28. Первоначальное решение о победе Емельяненко отменено комиссией WMMAA, зафиксировавшей ничью. Российская MMA отказалась пересматривать решение по бою
Победа	35-4 (1)	Джайдип Сингх	Технический нокаут (удары)	Rizin FF — Rizin Fighting Federation 2	31 декабря 2015	1	3:02	Сайтама, Япония
Победа	34-4 (1)	Педру Риззу	Нокаут (удары)	M-1 Global: Fedor vs. Rizzo	21 июня 2012	1	1:24	Санкт-Петербург, Россия
Победа	33-4 (1)	Сатоси Исии	Нокаут (удары)	Fight For Japan: Genki Desu Ka Omisoka 2011	31 декабря 2011	1	2:29	Сайтама, Япония
Победа	32-4 (1)	Джефф Монсон	Единогласное решение	M-1 Global: Fedor vs. Monson	20 ноября 2011	3	5:00	Москва, Россия
Поражение	31-4 (1)	Дэн Хендерсон	Технический нокаут (удары)	Strikeforce: Fedor vs. Henderson	30 июля 2011	1	4:12	Хоффман-Истейтс, США
Поражение	31-3 (1)	Антониу Силва	Технический нокаут (остановка по решению врача)	Strikeforce: Fedor vs. Silva	12 февраля 2011	2	5:00	Ист-Ратерфорд, США	Четвертьфинал Гран-При Strikeforce 2011 в тяжёлом весе.
Поражение	31-2 (1)	Фабрисиу Вердум	Болевой приём (рычаг локтя в треугольнике)	Strikeforce: Fedor vs. Werdum	26 июня 2010	1	1:09	Сан-Хосе, США
Победа	31-1 (1)	Бретт Роджерс	Нокаут (удар)	Strikeforce: Fedor vs. Rogers	7 ноября 2009	2	1:48	Хоффман-Истейтс, США	Защитил титул чемпиона WAMMA в тяжёлом весе.
Победа	30-1 (1)	Андрей Орловский	Нокаут (удар)	Affliction: Day of Reckoning	24 января 2009	1	3:14	Анахайм, США	Защитил титул чемпиона WAMMA в тяжёлом весе. Лучший нокаут года (2009).
Победа	29-1 (1)	Тим Сильвия	Удушающий приём (сзади)	Affliction: Banned	19 июля 2008	1	0:36	Анахайм, США	Завоевал вступительный титул чемпиона WAMMA в тяжёлом весе. Удушающий приём года (2008).
Победа	28-1 (1)	Чхве Хон Ман	Болевой приём (рычаг локтя)	Yarennoka!	31 декабря 2007	1	1:54	Сайтама, Япония
Победа	27-1 (1)	Мэтт Линдленд	Болевой приём (рычаг локтя)	BodogFIGHT: Clash of the Nations	14 апреля 2007	1	2:58	Санкт-Петербург, Россия
Победа	26-1 (1)	Марк Хант	Болевой приём («кимура»)	PRIDE Shockwave 2006	31 декабря 2006	1	8:16	Сайтама, Япония	Защитил титул чемпиона PRIDE в тяжёлом весе.
Победа	25-1 (1)	Марк Коулман	Болевой приём (рычаг локтя)	PRIDE 32: The Real Deal	21 октября 2006	2	1:17	Лас-Вегас, США
Победа	24-1 (1)	Зулузинью	Сдача (удары)	PRIDE Shockwave 2005	31 декабря 2005	1	0:26	Сайтама, Япония
Победа	23-1 (1)	Мирко Филипович	Единогласное решение	PRIDE Final Conflict 2005	28 августа 2005	3	5:00	Сайтама, Япония	Защитил титул чемпиона PRIDE в тяжёлом весе. Лучший бой года (2005). Лучший бой десятилетия (2000-е).
Победа	22-1 (1)	Цуёси Косака	Технический нокаут (остановка по решению врача)	PRIDE Bushido 6	3 апреля 2005	1	10:00	Иокогама, Япония
Победа	21-1 (1)	Антониу Родригу Ногейра	Единогласное решение	PRIDE Shockwave 2004	31 декабря 2004	3	5:00	Сайтама, Япония	Финал Гран-При PRIDE 2004 в тяжёлом весе. Объединил титул чемпиона PRIDE в тяжёлом весе.
Не состоялся	20-1 (1)	Антониу Родригу Ногейра	Не состоялся (случайное столкновение головами)	PRIDE Final Conflict 2004	15 августа 2004	1	3:52	Сайтама, Япония	Финал Гран-При PRIDE 2004 в тяжёлом весе.
Победа	20-1	Наоя Огава	Болевой приём (рычаг локтя)	PRIDE Final Conflict 2004	15 августа 2004	1	0:54	Сайтама, Япония	Полуфинал Гран-При PRIDE 2004 в тяжёлом весе.
Победа	19-1	Кевин Рэндлмен	Болевой приём («кимура»)	PRIDE Critical Countdown 2004	20 июня 2004	1	1:33	Сайтама, Япония	Четвертьфинал Гран-При PRIDE 2004 в тяжёлом весе.
Победа	18-1	Марк Коулман	Болевой приём (рычаг локтя)	PRIDE Total Elimination 2004	25 апреля 2004	1	2:11	Сайтама, Япония	Вступительный тур Гран-При PRIDE 2004 в тяжёлом весе.
Победа	17-1	Юдзи Нагата	Технический нокаут (удары)	Inoki Bom-Ba-Ye 2003	31 декабря 2003	1	1:02	Кобе, Япония
Победа	16-1	Гари Гудридж	Технический нокаут (удары руками и ногами)	PRIDE Total Elimination 2003	10 августа 2003	1	1:09	Сайтама, Япония
Победа	15-1	Кадзуюки Фудзита	Удушающий приём (сзади)	PRIDE 26: Bad to the Bone	8 июня 2003	1	4:17	Токио, Япония
Победа	14-1	Эгидиюс Валавичюс	Болевой приём («кимура»)	RINGS Lithuania: Bushido Rings 7: Adrenalinas	5 апреля 2003	2	1:11	Вильнюс, Литва
Победа	13-1	Антониу Родригу Ногейра	Единогласное решение	PRIDE 25: Body Blow	16 марта 2003	3	5:00	Иокогама, Япония	Завоевал титул чемпиона PRIDE в тяжёлом весе.
Победа	12-1	Хит Херринг	Технический нокаут (остановка по решению врача)	PRIDE 23: Championship Chaos 2	24 ноября 2002	1	10:00	Токио, Япония
Победа	11-1	Сэмми Схилт	Единогласное решение	PRIDE 21: Demolition	23 июня 2002	3	5:00	Сайтама, Япония
Победа	10-1	Крис Хейзмен	Технический нокаут (удары)	RINGS: World Title Series Grand Final	15 февраля 2002	1	2:50	Иокогама, Япония	Финал турнира RINGS 2001 в абсолютном весе.
Победа	9-1	Ли Хасделл	Удушающий приём («гильотина»)	RINGS: World Title Series 5	21 декабря 2001	1	4:10	Иокогама, Япония	Полуфинал турнира RINGS 2001 в абсолютном весе.
Победа	8-1	Рюси Янагисава	Единогласное решение	RINGS: World Title Series 4	20 октября 2001	3	5:00	Токио, Япония	Четвертьфинал турнира RINGS 2001 в абсолютном весе.
Победа	7-1	Ренату Собрал	Единогласное решение	RINGS: 10th Anniversary	11 августа 2001	2	5:00	Токио, Япония	Полуфинал турнира RINGS 2001 в открытом весе.
Победа	6-1	Керри Шолл	Болевой приём (рычаг локтя)	RINGS: World Title Series 1	20 апреля 2001	1	1:47	Токио, Япония	Четвертьфинал турнира RINGS 2001 в открытом весе.
Победа	5-1	Михаил Апостолов	Удушающий приём (сзади)	RINGS Russia: Russia vs. Bulgaria	6 апреля 2001	1	1:03	Екатеринбург, Россия
Поражение	4-1	Цуёси Косака	Технический нокаут (остановка по решению врача)	RINGS: King of Kings 2000 Block B	22 декабря 2000	1	0:17	Осака, Япония	Второй тур турнира RINGS King of Kings 2000 в тяжёлом весе.
Победа	4-0	Рикарду Арона	Единогласное решение	RINGS: King of Kings 2000 Block B	22 декабря 2000	3	5:00	Осака, Япония	Вступительный тур турнира RINGS King of Kings 2000 в тяжёлом весе.
Победа	3-0	Хироя Такада	Нокаут (удары)	RINGS: Battle Genesis Vol. 6	5 сентября 2000	1	0:12	Токио, Япония
Победа	2-0	Левон Лагвилава	Удушающий приём (сзади)	RINGS Russia: Russia vs. Georgia	16 августа 2000	1	7:24	Тула, Россия
Победа	1-0	Мартин Лазаров	Удушающий приём («гильотина»)	RINGS Russia: Russia vs. Bulgaria	21 мая 2000	1	2:24	Тула, Россия

Награды и достижения

Смешанные боевые искусства

Результат	Дата	Мероприятие	Вес	Место проведения
Чемпион	19 июля 2008 — настоящее время	WAMMA World Heavyweight Championship	Тяжёлый	Анахайм, Калифорния, США
Чемпион	16 марта 2003 — март 2007	Pride World Heavyweight Championship	Тяжёлый	Иокогама, Япония
Победитель	2004	Pride Grand Prix Tournament	Тяжёлый	Сайтама, Япония
Победитель	2002	Rings Kings of Kings Tournament	Открытые веса	Иокогама, Япония
Победитель	2001	Rings World Class Tournament	Тяжёлый	Иокогама, Япония

Дзюдо

Результат	Дата	Мероприятие	Вес	Место проведения
7-е место	1 апреля 2000	Dutch Grand Prix	100 кг	Роттердам, Нидерланды
3-е место	7 февраля 1999	Sofia Liberation A-Team	100 кг	София, Болгария
3-е место	24 января 1999	Московский международный турнир по дзюдо	100 кг	Москва, Россия
3-е место	5 декабря 1998	Чемпионат России по дзюдо	Открытые веса	Кстово, Россия
Победитель	1997	Международный турнир по дзюдо	100 кг	Курск, Россия

Боевое самбо

Результат	Дата	Мероприятие	Вес	Место проведения
Победитель	2012	Чемпионат России по боевому самбо	свыше 100 кг	Москва, Россия
Победитель	2009	Чемпионат России по боевому самбо	100 кг	Кстово, Россия
3-е место	2008	Чемпионат мира по боевому самбо	Тяжёлый	Санкт-Петербург, Россия
Победитель	2008	Чемпионат России по боевому самбо	100 кг	Санкт-Петербург, Россия
Победитель	2007	Чемпионат мира по боевому самбо	Открытые веса	Прага, Чехия
Победитель	2007	Чемпионат России по боевому самбо	100 кг	Бурятия, Россия
Победитель	2006	Чемпионат России по боевому самбо	100 кг	Бурятия, Россия
Победитель	2005	Чемпионат мира по боевому самбо	Тяжёлый	Прага, Чехия
Победитель	2002	Чемпионат мира по боевому самбо	Открытые веса	Панама, Панама
Победитель	2002	Чемпионат мира по боевому самбо	Тяжёлый	Салоники, Греция
Победитель	2002	Чемпионат России по боевому самбо	100 кг	Москва, Россия
3-е место	2000	Чемпионат России по боевому самбо	100 кг	Оренбург, Россия
Победитель	1998	Чемпионат Вооруженных сил России по боевому самбо	100 кг	Россия
2-е место	1998	Чемпионат Вооруженных сил России по боевому самбо	Открытые веса	Россия
3-е место	1998	Чемпионат России по боевому самбо	100 кг	Калининград, Россия
Победитель	1997	Чемпионат Европы по боевому самбо	100 кг	Тбилиси, Грузия
Победитель	1997	Чемпионат России по боевому самбо	100 кг	Санкт-Петербург, Россия

Награды и звания

• Медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени (21 мая 2007 года) — за заслуги в развитии физической культуры и спорта и многолетнюю добросовестную работу
• Орден Петра Великого I степени (2007)
• Почётное звание «Лучший в спорте Санкт-Петербурга» (2009)
• Медаль «За заслуги перед Землей Белгородской» (2009)
• Звание «Почётного гражданина Белгородской области» за выдающиеся достижения в спорте и личный вклад в развитие физической культуры и спорта (2009)
• Золотой орден семьи Романовых «Святой Николай II» I степени (2010)
• Почётное звание лауреата областной акции «50-летию области — 50 славных дел»

Деятельность вне спорта

Кино

В 2009-м году, в период подготовки к бою с Роджерсом, Фёдор принял участие в съёмках фильма «Ключ Саламандры», где сыграл роль бойца спецназа — Фёдора.

Книги

В 2008 году издательством Victory Belt Publishing была выпущена книга «Fedor: The Fighting System of the World’s Undisputed King of MMA» (с англ. — «Фёдор: боевая система неоспоримого Короля ММА»), соавторами которой стали Глен Кордоза, Эрик Краус и Фёдор Емельяненко.

В 2012 году Фёдор Емельяненко стал соавтором книги «Самбо — наука побеждать».

Политическая деятельность

С 3 сентября 2007 года Фёдор Емельяненко является членом политической партии «Единая Россия». В октябре 2010 года Емельяненко был избран в Белгородскую областную думу в составе списка кандидатов от партии. В предвыборной программе бойца значительное внимание было уделено развитию молодёжных движений и спортивных интересов общественности. Будучи избранным, Емельяненко сказал, что будет «следить за соблюдением прав человека и делать жизнь людей лучше». В августе 2012 года Емельяненко стал членом Совета по развитию физкультуры и спорта, после чего с семьёй переехал из Старого Оскола в Москву. В этом же году Федор сложил полномочия и стал советником министра спорта РФ.

Рекламирование одежды

В 2011 году Емельяненко стал «лицом» российского бренда спортивной одежды «Forward». Компания планирует выпуск отдельной линейки «от Фёдора Емельяненко», в разработке которой сам спортсмен будет принимать участие. По словам Емельяненко, он бы хотел, чтобы коллекция содержала не только национальную, но и духовную составляющую.

Прочее

Фёдор является персонажем компьютерной игры от Electronic Arts.

Ссылки

• [mixfight.ru/fighters/fedor/ Профиль Фёдора Емельяненко на сайте M-1 Mixfight]
• [sherdog.com/fighter/Fedor-Emelianenko-1500 Профиль Фёдора Емельяненко на сайте Sherdog.com]

Отрывок, характеризующий Емельяненко, Фёдор Владимирович

Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.