Емельянов, Яков Емельянович

Я́ков Емелья́нович Емелья́нов (1848, деревня Алан-Полян, Лаишевский уезд, Казанская губерния — 3 февраля 1893, село Уреевы Челны, Лаишевский уезд, Казанская губерния) — священник Русской православной церкви, кряшенский поэт, учитель.

Получил известность среди кряшен благодаря двум сборникам стихов, опубликованным ещё при его жизни. В народе Емельянов имел прозвище «Жырчы Жякяy».

Биография

Родился в 1848 году в деревне Алан-Полян Лаишевского уезда Казанской губернии (ныне Рыбнослободский район Татарстана) в многодетной семье государственных крестьян Емельяна и Акулины. у него было 3 старших брата: Николай, Кондрат, Иван, младший брат Прокофий, младшие сестры Пелагея, Аксинья и Феодосия. Семья Якова не отличалась религиозностью и, по-видимому, в семье не было образованных.

В возрасте 16-ти лет Яков пешком приходит в Казань, где только что (в 1863 году) была открыта Казанская крещёно-татарская школа — четырёхклассное учебное заведение, в котором впервые в истории могли учиться кряшенские дети. Постановка школы носила семейный характер. В школе не было никаких искусственных форм и формальной выправки, а также телесных и других наказаний. Его наставником был Василий Тимофеев, соратник Николая Ильминского.

В 1867 году, по окончании курса, был отправлен учителем земской школы в село Уреевы Челны Лаишевского уезда где 6 лет обучал детей чтению и начальным предметам.

В годы пребывания Якова учителем в Уреевых Челнах Николай Ильминский ему пишет: «…Милый мой Яков! Письмо твоё я получил и, прочитав, очень обрадовался <…> Эй жегетляр, сильней старайтесь! Много ли, мало ли что узнаешь, увеличивай и сам старайся, учись и учи. Сколько сам знаешь, и других тому наставляй; не задерживай дело Господне …».

Обучая детей, Яков поднимал свой уровень религиозного и светского образования и культуры. Знакомился с русской литературой XIX века, с творчеством русских поэтов, в первую очередь Ивана Никитина, Алексея Кольцова, Николая Некрасова и др. Знакомился с новыми переводами Св. Писания и богослужебных книг на кряшенский язык. В эти годы были переведены праздничные чтения из Апостола, часы, шестопсалмие, последование к Причащению и др.

На лето 1871 года, был направлен Николаем Ильминским в Свияжский монастырь к начальнику Свияжского училища смотрителю Платону Максимовичу специально для изучения русского языка, так как для поступления в духовное сословие необходимо было сдать экзамен на знание русского.

1 сентября 1873 года Емельянов был переведен учителем в Казанскую центральную крещено-татарскую школу.

Примерно в эти же годы Емельянов женится на Прасковье Петровой. О ней известно только то, что она была на год младше Якова.

24 марта 1874 года архиепископом Казанским и Свияжским Антонием (Амфитеатровым) был рукоположён в сан диакона к домовой церкви Центральной крещено-татарской школы.

19 ноября того же года, диакон Иаков Емельянов был переведён на учительскую должность в Средне-Арняшскую школу Братства святителя Гурия. Здесь о. Иаков состоял сверхштатным дьяконом при церкви св. Иоанна Предтечи.

В 1879 году с одобрения и с помощью Совета Братства святителя Гурия издается первый сборник его стихов под названием «Стихи на крещено-татарском языке» дьякона Иакова Емельянова.

Когда в инородческом селении открылась вакансия помощника настоятеля церкви, Совет Братства ходатайствовал перед архиереем о его рукоположении.

12 октября 1880 года в священники села Юкачи Мамадышского уезда (ныне Мамадышского района) архиепископом Казанским и Свияжским Сергием (Ляпидевским) был рукоположён в сан иерея.

24 февраля 1881 года вступил в должность законоучителя Юкачинского приходского училища. С прихожанами ведет воскресные катехизические беседы.

С 1882 года служил в селе Чура Мамадышского уезда (ныне Кукморский район).

16 сентября 1888 года переведён к церкви небольшого села Урясь-Учи.

«Месяцев за пять до своей смерти о. Яков попросился в с. Уреевы Челны, где 20-летним юношей он состоял учителем, в 4-х км. от родной деревни Аланки». Здесь он и умер 3 февраля 1893 года в возрасте 45-ти лет. Умер от болезни легких, морозной ночью. В статье М. Глухова есть сведение, что на похороны о. Иакова пришло большое количество людей из разных мест. Место его захоронения неизвестно, но надо полагать, что его похоронили в родной деревне Алан-Полян или же, следуя традиции, у алтаря храма села Уреевых Челнов, как священника данной церкви.

Ссылки

• Священник Димитрий Сизов [www.missiakryashen.ru/about/persons/jacob-yemelyanov/160/ К 160-летию со дня рождения поэта]
• [kazan-center.ru/osnovnye-razdely/10/407/ научная конференция «Яков Емельянов и место творческой интеллигенции в кряшенском национальном движении»]
• [kds.eparhia.ru/bibliot/dipl/sizov/gl_1/ Глава I. Биография о. Иакова Емельянова]

Отрывок, характеризующий Емельянов, Яков Емельянович

– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?