Емельяны Перезимники

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Емельяны Перезимники
</td>
Певец-сказитель. Рисунок со шкатулки XIX в.
Тип народно-христианский
Иначе Отдание Святок, Розданный день, Василисы зимние, Емельян кумишный
также Емилиан (церк.)
Значение начало будней зимнего мясоеда
Отмечается славянами
Дата 8 (21) января
Традиции после обеда принимались за будничные дела
Связан с со Святками

Емелья́ны Перези́мники[1] — день в народном календаре у славян, приходящийся на 8 (21) января. В Белоруссии говорили: «До обеда Коляда» — окончательно прощались со Святками. До обеда не работали, а после обеда уже брались за отложенные занятия. В календарной обрядности после этого дня на некоторое время наступало затишье[2].





Другие названия

рус. Отдание Святок, Василисы зимние[3], Емельянов день[4], Емельян — накрути буран[5], Емельян кумишный[6], Розданный день[7], Омельян — божьим светом осиян[8]; укр. Пів-Івана, Різдвяний день[9]; белор. Георгі, Емяльян, Васіліса[2], Провад-Каляда, Адпусціцель, Расцвендзень[10]; полес. Отпуститель, Притеча, Провод коляд, Провод-коляда, Рождяный день, Рожественский день, Розвоный день, Роздваный день, Роздвенский день, Роздвеный день, Роздвяный день, Тёк и Притёк, Тёки-притёки, Тёк-перетёк, Тёк-притёк, Тик-притик, Тики-притики[11]; чеш. Bazilišy[12], Sv. Severín, Sv. Erhart[13][14].

В этот день почитаются в том числе: православными славянами — Емилиан Кизический, Василисса Египетская, Георгий Хозевит; славянами-католиками — Василиса Египетская[12], Северин Норикский, Эрхард Регенсбургский; чьи имена присутствуют в названиях дня.

Обычаи дня

По многим местам существовал обычай — угощать на Емельяна-Василису кума с кумой: это, по примете, приносит здоровье крестникам. А кум и кума, приходя в званый дом, приносили в подарок брусок мыла и полотенце и, вручая, говорили: «Вот тебе, кума, мыльце да белое белильце для крестника». При первом же купании ребёнка надо было использовать это мыло, а обкатывая водой сказать: «Царь морской, да царь двинской, да царь пинежский, дай воды на живот, на здравие раба божия (имя рек), на чистоту его, на красоту его»; «С гуся вода, с Иванушки худоба!»[1].

Розданным день называли, поскольку он приходится на тот же день недели, что и Рождество[7].

По словам народных лекарей — кого треплет неотвязная застарелая лихорадка, того, можно вылечить в этот день «травой-лихоманником» (она же: соколий-перелёт, толстушка, ископыть, козак, семиугодник, уразная, лиходей, Петров-крест, сердечная); в Вятской губернии звали эту траву «Василисой»[15].

В долгие зимние вечера рассказывали истории да сказки, говорили: «Мели Емеля, твоя неделя!»[16].

Украинцы считали, что в этот день ничего нельзя делать. В средней полосе России присматривались к ветру и гадали о погоде летом[17].

Полещуки говорили про этот день: Тiк i притiк починок приволiк — с этого дня женщины могли вернуться к своим работам по прядению и ткачеству, и в ознаменовании этого они украшали прялки, с которыми обходили село, а затем в складчину устраивали пирушку[18].

Чешские поговорки говорят, что с этого дня заканчивалось мясное изобилие на столе: «На святого Северина вешай (убирай) мясо до комина» (чеш. Na svatého Severína věší se maso do komína)[13] и крепчают морозы — «Со святой Базилисы зима повсюду веет холодом» (чеш. O svatým Bazilišy zima všudy čiší)[12], «Со святого Эрхарта зима идёт на подъём» (чеш. O svatém Erhartu zima zebe do nártu)[14].

Поговорки и приметы

  • На Григория-Емельяна ветер с Чёрна моря — быть лету с великой грозой[17].
  • На Амельяна подует (ветер) с Киева — быть лету грозному (тульск.)[19].
  • Со святой Базилисы зима повсюду веет холодом (чеш. O svatým Baziliši zima všudy čiší)[12].
  • Метель зиме за обычай[20].
  • Мели Емеля, твоя неделя![16]
  • Зимний ветер морозу помощник — пуще холодит[5].

См. также

Напишите отзыв о статье "Емельяны Перезимники"

Примечания

  1. 1 2 Некрылова, 1991, с. 84.
  2. 1 2 Васілевіч, 1992.
  3. Коринфский, 1901, с. 114, 115.
  4. Мясников, 2004, с. 52.
  5. 1 2 Некрылова, 2007, с. 66.
  6. Народная культура Сибири, 1998, с. 97.
  7. 1 2 Виноградова, Плотникова, 2009, с. 584.
  8. Рожнова, 1992, с. 20.
  9. Скуратівський, 1995, с. 37.
  10. Лозка, 2002, с. 49.
  11. Толстая, 2005, с. 292.
  12. 1 2 3 4 Валенцова и др., 2012, с. 634.
  13. 1 2 [pranostiky.vlocka.net/pranostiky-na-leden/8-leden-na-svateho-severina-vesi-se-maso-do-komina.html Pranostiky na 8. leden]
  14. 1 2 [www.svatek.org/pranostiky/o-svatem-erhartu-zima-zebe-do-nartu-detail Pranostika na 8. ledna]
  15. Коринфский, 1901.
  16. 1 2 Брудная и др., 1995, с. 371.
  17. 1 2 Ермолов, 1901, с. 38.
  18. Валенцова и др., 2012, с. 633.
  19. Сахаров, 1885, с. 13.
  20. Миронов, 1991, с. 20.

Литература

  1. Январь / Валенцова М. М., Плотникова А. А., Ясинская М. В. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 2012. — Т. 5: С (Сказка) — Я (Ящерица). — С. 632–636. — ISBN 978-5-7133-1380-7.
  2. Святки / Виноградова Л. Н., Плотникова А. А. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 2009. — Т. 4: П (Переправа через воду) — С (Сито). — С. 584–589. — ISBN 5-7133-0703-4, 978-5-7133-1312-8.
  3. Ермолов А. С. [books.google.ru/books?id=q2PuAgAAQBAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Народная сельскохозяйственная мудрость в пословицах, поговорках и приметах]. — СПб.: Типография А. С. Суворина, 1901. — Т. 1. Всенародный меяцеслов. — 691 с.
  4. Коринфский А. А. Народная Русь. — М.: Издание книгопродавца М. В. Клюкина, 1901. — 723 с.
  5. Миронов В. А. Двенадцать месяцев года. Календарь народных примет. — М.: Советская Россия, 1991. — 174 с. — ISBN 5-268-00912-2.
  6. Мясников А. Л. Летописный календарь России. — СПб.: Александр ПРИНТ, 2004. — 768 с. — ISBN 5-7580-0087-6.
  7. Народная культура Сибири: Материалы VII научно-практического семинара Сибирского регионального вузовского центра по фольклору / Редкол.: Т. Г. Леонова (отв. ред.) и др. — Омск: Издательство Омского гос. педагог. университета, 1998. — 239 с. — ISBN 5-8268-0269-3.
  8. Некрылова А. Ф. Круглый год. — М.: Правда, 1991. — 496 с. — ISBN 5-253-00598-6.
  9. Некрылова А. Ф. Русский традиционный календарь: на каждый день и для каждого дома. — СПб.: Азбука-классика, 2007. — 765 с. — ISBN 5352021408.
  10. Рожнова П. К. Радоница. Русский народный календарь: обряды, обычаи, травы, заговорные слова. — М.: Дружба народов, 1992. — 174 с. — ISBN 5-285-00135-8.
  11. Сахаров И. П. [bibliotekar.ru/rusSaharov/index.htm Сказания русского народа. Народный дневник]. — СПб.: Издание А. С. Суворина, 1885.
  12. Толстая С. М. Полесский народный календарь. — М.: Индрик, 2005. — 600 с. — (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования). — ISBN 5-85759-300-X.
  13. Энциклопедия зимних праздников / Сост.: Л. И. Брудная, З. М. Гуревич, О. Л. Дмитриева. — СПб.: Респект, 1995. — 459 с. — ISBN 5-7345-0047-Х.
  14. Васілевіч Ул. А. [starbel.narod.ru/kalendar.htm Беларускі народны каляндар] // Паэзія беларускага земляробчага календара. Склад. Ліс А.С.. — Мн., 1992. — С. 554-612.  (белор.)
  15. Лозка А. Ю. Беларускі народны каляндар. — Мн.: Полымя, 2002. — 238 с. — ISBN 98507-0298-2.  (белор.)
  16. Скуратівський В. Т. Дiдух. — К.: Освiта, 1995. — 272 с. — ISBN 5-330-02487-0.  (укр.)

Ссылки

  • [days.pravoslavie.ru/Days/20120108.htm 21 января в православном календаре] // Pravoslavie.ru

Отрывок, характеризующий Емельяны Перезимники

Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.