Попович, Емельян Александрович

Емельян Александрович Попович

Емельян Александрович Попович (укр. Омелян Олександрович Попович; 18 августа 1856, г. Ватра-Дорней, Герцогство Буковина, Австро-Венгрия (ныне — в жудеце Сучава, Румыния) — 22 марта 1930, Залещики) — украинский общественно-политический деятель конца XIX — первой четверти XX века Буковины, публицист, педагог.

Первый украинский президент Буковины (1918).

Биография

Родился в семье священника. Обучался в Черновицкой немецкой гимназии, затем сдал экстерном экзамены и поступил на учёбу в Черновицкую государственную учительскую семинарию, которую окончил в 1877 году. Учительствовал. Учась в семинарии, начал писать стихи на патриотическую тематику и педагогические статьи, принимал активное участие в общественной жизни края и студенческой молодёжи как член тайного студенческого общества «Согласие», директор любительского молодёжного театра.

В 1892—1895 годы — повятовый инспектор народных школ на Буковине, в 1895—1906 — референт по делам начальных школ при Краевом совет школ Буковины, в 1906—1912 — первый краевой инспектор буковинских украинских народных школ и семинарий. С 1896 преподавал в учительской семинарии в Черновцах.

Общественно-политическая деятельность

Общественная деятельность Емельяна Поповича связана с созданием обществ «Женское общество» с кружками по селам, «Союз Сечей», "Vere и N Der Lehrer Und Lehrerien "(« Объединение учителей и учительниц»), началом издательства «Издания Русской Беседы», преобразованием музыкально-театрального общества на «Буковинский Боян». Он был членом филиала «Народного Дома», некоторое время — председателем «Общества украинской православной шляхты», почетным членом академического общества «Запорожье», членом правления «Русской кассы», плодотворно работал в обществе «Культурная Рада», которое заботилось об украинских школах в эмиграции. По его почину создана «Русская школа», впоследствии реорганизованная и «Украинская школа».

Много сил А. Попович отдал издательскому делу. На протяжении 1879—1899 публиковал календари «Русской Беседы», в 1885—1895 гг. редактировал издания «Библиотека для молодёжи, мещан и крестьян», печатался в «Родимых Листках», «Лопата» (1876—1877), в первой половине 1880-х годов — «Родном Доме», «Ласточки» (Львов), редактировал украинскую часть печатного органа буковинских учителей «Bukoviner Lehrerstimme». А. Попович был одним из соучредителей газеты «Буковина», а также её редактором в 1885—1891, протяжении 40 лет в ежегоднике «Буковинский православный календарь». В 1903 году основал первую на Буковине Сечь.

В 1911—1918 годах избирался депутатом Буковинского краевого сойма и был членом его исполнительного органа. Одновременно, педагог продолжал работу в Краевом школьном совете.

Многолетний председатель буковинского общества «Русская Беседа» (с 1878), «Русской школы» и ряда других культурно-просветительских обществ.

В ноябре 1918 во время существования ЗУНР был президентом украинской части Буковины, вице-президентом Украинской народной Рады. После распада Австро-Венгерской империи в начале ноября 1918 года был сторонником распределения Буковины по этническому принципу. 6 ноября 1918 года Е. Попович и А. Ончул по взаимному согласию приняли государственную власть соответственно над румынской и украинской частью края от последнего австрийского президента Буковины графа И. Ецдорфа.

После захвата Буковины силами королевской Румынии поселился в Галиции, в 1920-е годы был инспектором «Родной школы» во Львове.

Творчество

Попович — автор ряда рассказов («Материна любовь», «Гуцульский рай», «Истинная мать» и др.), сказок («Громада», «Мужик и смерть», «Медведь», «Девица со кувшином» и др.), стихов («Буковина!», «Мысли», «Зося», «Zueignung», «Конец зимы», «Христос Воскрес», «Школьный журнал», «Наш край», «Приветливая песня» и др.), переводов, составил «Русинско-немецкий словарь», написал для молодёжи ряд книг («Ребята-садоводы», «25 повесток», «Из жизни Императора Франца», «Песенник для народных школ»), издал книги для взрослых («Съ нами Богъ», «Чума водочная», "Разговоры врача Розумовича с красномесскими людьм "и др.).

Основные идеи его научно-методического наследия изложены в методических пособиях и статьях, посвященных вопросам педагогической науки и методики преподавания. Значительную часть его литературного наследия занимают педагогические статьи («Die Volksschule In Kotzman», «Das Weswn, Ziel, Stoff U. Methode Der ü rthografischen Uebungen In Der ruthenischen Sprache», «Что может школа», «Из школы для школы», «Кое-что о воспитании», «Наука языка в народной школе», «Досьвід в науці природописній», «Как поступать в науке природописнательной», «Язык учителя с учеником», «Учимся русскому языку» и др.) и рефераты, в которых он освещал различные проблемы буковинского школ, ставил вопрос воспитания детей в семье и школе, своими советами стремился помочь родителям и учителям в деле воспитания подрастающего поколения на основе общечеловеческих ценностей, знания и уважения к национальной культуре, родному языку, родному народу.

Среди произведений Поповича главное место занимают учебники для народных школ, такие, как «Букварь для народных школ», учебник для обучения грамоте «Читанка и грамматика для народных школ», который дорабатывались и неоднократно переиздавались (1895, 1911, 1912, 1914, 1915), «Чтение для народных школ» для 3 и 4 года обучения и грамматику к ней; несколько хрестоматий для 5 и 6 года обучения, а также грамматику к ней. Ему принадлежат «Новый Букварь», «Первая русская читанка для народных школ в Буковинъ», «Счетная книга для народных школ» в трех частях, «Ruthenisches Sprachbuch für Mitteschulen» в трех частях и т. д.

Память

В 1992 году Черновицкий городской совет присвоил имя Е. Поповича бывшей улице Кирова.

Литература

• Омелян Попович (1856—1930) // Письменники Буковини другої половини ХІХ — першої половини ХХ століття: Хрестоматія. Ч.1 / Упоряд.: Б. І. Мельничук, М. І. Юрійчук. — Чернівці, 2001. — С. 152—159. (укр.)
• Омелян Попович // Буковина. Визначні постаті (1774—1918): Біогр. довідник. — Чернівці, 2000. — С. 105—108. (укр.)

Отрывок, характеризующий Попович, Емельян Александрович

В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.