Ярмагаев, Емельян

Не следует путать с радиорежиссёром Владимиром Ярмагаевым.

Емельян Ярмагаев
Имя при рождении:	Владимир Емельянович Ярмагаев
Дата рождения:	28 июня 1918(1918-06-28)
Дата смерти:	1995(1995)
Гражданство:	СССР
Род деятельности:	прозаик
Жанр:	Историко-приключенческий
Дебют:	1962

Емелья́н Ярмага́ев (настоящее имя Влади́мир Емелья́нович Ярмага́ев; 28 июня 1918 — 1995) — советский и российский писатель.

Сын педагога Емельяна Серафимовича Ярмагаева, племянник радиорежиссёра Владимира Ярмагаева. Учился в музыкальном техникуме. Участник Великой Отечественной войны. Демобилизовавшись, окончил филологический факультет Ленинградского университета. Работал редактором в ленинградском отделении издательства АН СССР, затем многие годы преподавал русский язык и литературу в вечерней школе.

Дебютировал автобиографической повестью о войне «Время нашей зрелости» в журнале «Звезда» (1962, № 3); критик Василий Литвинов расценил этот дебют как многообещающий. Вторая повесть Ярмагаева «Мы пришли с войны» также основана на автобиографическом материале. Две последующие книги «Возвращающий надежду» и «Приключения Питера Джойса» принадлежат к характерным образцам советской историко-приключенческой прозы для подростков.

Библиография

• Время нашей зрелости; Мы пришли с войны: Повести. — Л.: Лениздат, 1968. — 405 с.: ил.
• Возвращающий надежду / Послесл. В.Райцеса; Рис. В. Власова. — Л.: Дет. лит., 1971. — 207 с.
• Приключения Питера Джойса и его спутника Бэка Хаммаршельда в Старом и Новом свете: Повесть / Худож. С. Рудаков. — Л.: Дет. лит., 1976. — 271 с.

Литература

• Ленинградские писатели-фронтовики. 1941—1945: Автобиографии. Биографии. Книги. / Авт.-сост. В. С. Бахтин. — Л.: Советский писатель, 1985. — 520 с.
• Ярмагаев В. Е. Пять вечеров с учителем // «Смена», 1968, No 15, стр. 12—14.

Ссылки

[www.deti.spb.ru/writers_rus/?a_id=488 Ярмагаев Емельян] на «Региональном сайте детских библиотек»

Отрывок, характеризующий Ярмагаев, Емельян

Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.