Енгибарян, Владимир Николаевич

Владимир Енгибарян
Общая информация
Полное имя:	Владимир Николаевич Енгибарян
Гражданство:	СССР СССР → Армения Армения → США США
Дата рождения:	24 апреля 1932(1932-04-24)
Место рождения:	Ереван, Армянская ССР, СССР
Дата смерти:	1 февраля 2013(2013-02-01) (80 лет)
Место смерти:	Лос-Анджелес, США
Тренер:	А. Н. Арутюнов Э. О. Аристакесян
Медали Бокс Олимпийские игры Золото Мельбурн 1956 до 63,5 кг Чемпионаты Европы Золото Варшава 1953 до 60 кг Бронза Берлин 1955 до 63,5 кг Золото Прага 1957 до 63,5 кг Золото Люцерн 1959 до 63,5 кг Государственные награды

Владимир Николаевич Енгибарян (арм. Վլադիմիր Ենգիբարյան; 24 апреля 1932, Ереван — 1 февраля 2013, Лос-Анджелес) — советский боксёр, трёхкратный чемпион СССР (1955, 1956, 1958), трёхкратный чемпион Европы (1953, 1957, 1959), чемпион Олимпийских игр (1956). Заслуженный мастер спорта СССР (1956). За спортивную карьеру на различных уровнях провёл 267 боев, в 255 из них добивался победы.

Биография

Владимир Енгибарян родился 24 апреля 1932 года в Ереване. Начал заниматься боксом в возрасте 14 лет. Тренировался сначала под руководством Артёма Арутюнова, потом Эдуарда Аристакесяна.

В 1951 году стал бронзовым призёром чемпионата СССР в легчайшем весе. В 1952 году призывался на сборы олимпийской сборной СССР, но не поехал на Олимпийские игры в Хельсинки. В 1953 году на дебютном для советской команды чемпионате Европы в Варшаве, он первым из советских боксёров стал чемпионом Европы. В 1955 году впервые выиграл чемпионат СССР, а в 1956 году на Олимпийских играх в Мельбурне вторым из советских боксёров (после Владимира Сафронова) завоевал титул олимпийского чемпиона. В 1957 и 1959 годах он снова побеждал на чемпионатах Европы и ехал на Олимпийские игры в Риме явным фаворитом, но, получив травму плеча, проиграл в четвертьфинале польскому боксёру Мариану Каспшику. После этого принял решение завершить свою спортивную карьеру.

В дальнейшем занимался тренерской деятельностью в ереванской детско-юношеской школе бокса (с 2011 года носящей его имя), стал судьей международной категории. В 1970-х годах представлял СССР в судейской комиссии АИБА, выступал в качестве рефери на крупнейших международных соревнованиях.

С 1993 года жил в Лос-Анджелесе (Калифорния, США).

Умер 1 февраля 2013 года. Похоронен в Ереванском городском пантеоне.

Литература

• Григорян Л.Р., Чумаков С.В. И снова - гонг! [О В. Енгибаряне]. — М.: Физкультура и спорт, 1984. — 192 с. — (Сердца, отданные спорту). — 50 000 экз.

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/en/vladimir-engibaryan-1.html Профиль на сайте Sports-reference.com (англ.)]
• [www.championat.com/boxing/article-152967-blagorodnyj-kudesnik-ringa.html Благородный кудесник ринга]
• [akter.kulichki.net/boxing/engibaryn.htm/ Биография Владимира Енгибаряна] на сайте [akter.kulichki.net// akter.kulichki.net/]
• [noev-kovcheg.1gb.ru/article.asp?n=92&a=37 Статья и интервью с Владимиром Енгибаряном] в газете [www.noev-kovcheg.ru/ «Ноев ковчег»]

Отрывок, характеризующий Енгибарян, Владимир Николаевич

Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.