Кеты

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Енисейские остяки»)
Перейти к: навигация, поиск
Кеты
Самоназвание

кето, кет, денг

Численность и ареал

Всего: 1 219 чел.
Россия Россия
1219 (2010 г.)[1]

Украина Украина:
37 (перепись 2001)[2]

Язык

русский язык, кетский язык

Религия

шаманизм, анимизм, православие

Расовый тип

монголоиды или североазиатская раса

Родственные народы

енисейские народы

Ке́ты (самоназвание кето, кет — «человек», мн. ч. денг — «люди», «народ»; ранее применялись этнонимы остяки́, енисе́йские остяки́, енисе́йцы) — малочисленный коренной народ Сибири, живущий на севере Красноярского края. Используют кетский язык, который относится к группе енисейских языков.





Численность и расселение

По данным переписи населения 2002 года, численность народа — 1494 человека. Проживают в основном в сельской местности трёх районов Красноярского края (1189 чел.): Туруханском (866 кетов в сёлах Келлог, Туруханск, Сургутиха, Мадуйка и др. н. п.), Эвенкийском (211 кетов в селе Суломай и др.) и Енисейском (Сым). В посёлках Келлог, Суломай и Мадуйка кетское население — преобладающее. В начале 2000-х годов несколько десятков представителей этноса проживало в г. Красноярске[3].

Численность кетов в населённых пунктах в 2002 г.:[4]

Красноярский край:

посёлок Келлог 215

посёлок Суломай 148

село Туруханск 126

Численность кетов в России:

<timeline> ImageSize = width:500 height:300 PlotArea = left:40 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:1500 ScaleMajor = unit:year increment:250 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1959 color:gray1 width:1 
  from:0 till:1017 width:15  text:1017 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1970 color:gray1 width:1 
  from:0 till:1161 width:15  text:1161 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1979 color:gray1 width:1 
  from:0 till:1122 width:15  text:1122 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1989 color:gray1 width:1 
  from:0 till:1084 width:15  text:1084 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2002 color:gray1 width:1 
  from:0 till:1494 width:15  text:1494 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1 
  from:0 till:1219 width:15  text:1220 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Язык

Кетский язык является последним живым представителем енисейской языковой семьи. Другие родственные языки — пумпокольский, аринский, ассанский — исчезли ещё в XVIIIXIX веках вместе с их носителями. Существует гипотеза о том, что енисейские языки находятся в отдалённом родстве с адыго-абхазскими, нахскими (чеченский, ингушский) и сино-тибетскими (китайский, тибетский) языками[5]. По переписи 2002 г. в Красноярском крае из 1189 кетов владеют кетским языком 365 чел. (30,7 %), русским языком — 1186 чел. (99,8 %)[6].

В кетском языке выделяется три диалекта: северный, центральный и южный (последний в свою очередь подразделяется на говоры елогуйский и подкаменнотунгусский). Фактические различия между ними относительно невелики.

В 1930-е годы кетами использовался алфавит на латинской основе. В 1980-е был разработан новый алфавит на основе кириллицы.

С 1970-х годов происходит процесс утраты народом своего языка. В настоящее время менее 20 % кетов (возрастная группа от 50 лет и старше) считают кетский родным[3]. Число носителей, по оценкам специалистов, не превышает 150 человек[5].

Кетский язык является объектом лингвистических исследований (Е. А. Крейнович, А. П. Дульзон, С. А. Старостин, Г. К. Вернер), прежде всего, из-за сложности устройства его глагольной морфологии.

Антропология

Предки современных кетов сформировались, по некоторым предположениям, в эпоху бронзы на юге междуречья Оби и Енисея в результате смешения европеоидов Южной Сибири с древними монголоидами. В антропологическом отношении кетов относили к уральскому типу, сочетающему в себе европеоидные и монголоидные черты. Однако последующее изучение позволило выделить кетов в самостоятельный енисейский тип.

Происхождение и история

Предки кетов предположительно жили на территории Южной Сибири вместе с другими представителями т. н. енисейскоязычных народов: аринов, ассанов, яринцев, тинцев, бахтинцев, коттов и др. По некоторым данным в I тыс. н. э. они вступили в контакты с тюрко-самодийско-угроязычным населением и в результате миграций оказались на Енисейском Севере. В частности, по реке Кану (правый приток Енисея) были расселены котты, по рекам Усолке и Оне (левобережье низовий Ангары) — асаны, на Енисее в районе Красноярска — арины, выше их по правобережью Енисея до устья реки Тубы — яринцы и байкотовцы. Ниже по Енисею и его притокам Касу, Сыму, Дубчесу, Елогую , Бахте, по низовьям Подкаменной Тунгуски обитали предки современных кетов. Некоторые кетоязычные группы в IX—XIII вв. ушли на север, осев на среднем Енисее и его притоках. Именно здесь, в контакте с хантами и селькупами, а затем и с эвенками, сформировалась самобытная кетская культура. В дальнейшем кеты продвигались на север вплоть до рек Турухан, Курейка и озера Мадуйское, вытесняя оттуда или ассимилируя энцев. В начале XVII века известны три родовые локальные группы — земшаки в низовьях Подкаменной Тунгуски, богденцы в устье Бахты и инбаки в бассейне Елогуя.

До прихода русских кеты уже освоили металлургию, однако жили родо-племенным строем. В состав Московского государства кеты вошли в 1607 году.

Генетические исследования

С кетами некоторыми исследователями связывается окуневская и карасукская культура[7] (2 тыс. до н. э.) Южной Сибири, а также редкая гаплогруппа Q[8], указывающая на родство с индейцами.

Исследование ДНК кетов выявило, что у них доминируют Y-хромосомная гаплогруппа Q1a и митохондриальная гаплогруппа U4[9][10].

Быт

Основным занятием большинства кетов была охота и рыболовство. Главный объект пушного промысла — белка, которая составляла 80 % стоимости всей добывавшейся пушнины. Сильнее всего беличий промысел был развит у южных кетов. Кроме белки кеты добывали колонка, горностая, лисицу, соболя, дикого оленя, лося, а на севере и песца. Вся пушнина кетами продавалась. Для себя оставлялись только заячьи и медвежьи шкуры, а также шкуры и большая часть мяса, добываемых диких оленей и лосей. Орудием добычи прежде всего служили луки и стрелы, которые были также и военным оружием. Острые наконечники стрел, а позже и ружейные пули обмазывались ядом из разложившегося рыбьего жира. С появлением ружей луки почти вышли из употребления. Заимствованное во 2-й половине XVII-XVIII века у самодийцев (ненцев, энцев) транспортное оленеводство распространилось не у всех Кетов, часть их, в том числе вся подкаменнотунгусская группа, оставались безоленными.

Традиционное жилище кетов — конический чум из шестов и берестяных покрышек (кус). Другой распространенный тип жилища — землянка (бан, нус). Внутри чума на земляной пол укладывали берестяные подстилки, пихтовые ветки. Непременная часть убранства — несколько низких столиков из березы (л’ам), за каждым ели 2-3 чел. Из березы и рога изготовляли поварешки и чашки для чая и бульона.

Одежду кеты еще до революции шили преимущественно из покупных тканей и сукна (зипуны) и из шкур домашнего и дикого оленей. Материалом для одежды служили также заячьи и беличьи шкурки.

Летний мужской костюм состоял из короткого, до колен, суконного халата — котлям (от котл — «сукно»), запахивающегося справа налево, с характерными нашивками из тесьмы на плечах и по бортам, из матерчатых штанов, суконных или шерстяных чулок до колен и кожаной обуви — чирков, часто окрашенных отваром ольхи в красноватый цвет.

Средством передвижения в зимнее время являлись широкие, подклеенные камусом лыжи. В качестве водного транспорта использовались долбленки-однодеревки и большие дощатые лодки-илимки (грузоподъемность до четырех тонн) с мачтой и парусом, жилой частью, крытой берестой[11]. На промысле охотники пользовались ручными нартами и волокушей из кожи лося.

Религия

В основе религиозных представлений кетов лежал анимизмК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4306 дней]. Мир, делившийся на три сферы (верхний небесный мир, средний мир людей и нижний подземный мир) населялся множеством добрых и злых духов.

Высшим добрым началом в кетской мифологии было небесное божество Есь. Низвергнутая на землю жена этого божества, Хоседэм, олицетворяла собой зло[12].

С приходом в Сибирь русских землепроходцев и миссионеров кеты, наряду с другими сибирскими народами, начали принимать православное крещение.

Напишите отзыв о статье "Кеты"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 [www.gks.ru/free_doc/new_site/perepis2010/croc/Documents/Vol4/pub-04-04.pdf Всероссийская перепись населения 2010 года]. Проверено 24 декабря 2009. [www.webcitation.org/616BvJEEv Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
  2. [2001.ukrcensus.gov.ua/rus/results/nationality_population/ Всеукраїнський перепис населення 2001. Русская версия. Результаты. Национальность и родной язык.]
  3. 1 2 Кривоногов В. П. Кеты: десять лет спустя (1991—2001 гг.). — Красноярск: РИО КГПУ, 2003. — ISBN 5-85981-064-4
  4. std.gmcrosstata.ru/webapi/opendatabase?id=vpn2002_pert База микроданных Всероссийской переписи населения 2002 года
  5. 1 2 [lingsib.unesco.ru/ru/languages/ket.shtml.htm Кетский язык]
  6. [www.perepis2002.ru/index.html?id=44 Всероссийская перепись населения 2002 г. Население коренных малочисленных народов по территориям преимущественного проживания и владению языками]
  7. [arcticmuseum.com/ru/?q=l14 Кеты]
  8. [freepages.genealogy.rootsweb.ancestry.com/~gallgaedhil/haplo_q.htm Haplogroup Q]
  9. [www.nature.com/articles/srep20768 Genomic study of the Ket: a Paleo-Eskimo-related ethnic group with significant ancient North Eurasian ancestry, 2016]
  10. [xn--c1acc6aafa1c.xn--p1ai/?page_id=7220 Последние кочевые охотники Сибири оказались потомками древних евразийцев]
  11. [www.krskstate.ru/krasnoyarskkray/narod/0/etno_id/114/ Народы и народности, населяющие Красноярский край]
  12. Макаров Н. П., Баташев М. С. История и культура народов Приенисейского края. — Красноярск: СФУ, 2007. С. 204. — ISBN 978-5-7638-0772-1

Литература

Ссылки

  • [geo.1september.ru/article.php?ID=200700609 «Кеты — енисейцы по сторонкам от Енисея»]
  • [www.raipon.info/index.php?option=com_content&view=article&id=238:2009-08-19-10-04-57&catid=17:2009-03-25-15-07-17&Itemid=24 Общая информация о кетах на сайте Ассоциации коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока РФ]
  • [www.indigenous.ru/russian/people/r_kety.htm Синникова О. Кеты]
  • [pandora.cii.wwu.edu/vajda/ea210/ket.htm Vajda E. The Ket and Other Yeniseian Peoples]  (англ.)
  • [portal.krsnet.ru/razdels/fest/2007/web/kalinichenko/narod/keti.htm Тематические материалы о кетах на сайте В. О. Калиниченко]
  • [minlang.srcc.msu.ru/kets/index.htm Мультимедийная база данных кетского языка]
  • Новосёлова Дарья. [scepsis.net/library/id_3217.html Enjoy extinction: гуманитарная катастрофа малых народов как ресурс для гуманитарных наук]

Отрывок, характеризующий Кеты


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.