Ентальцев, Андрей Васильевич
| Ентальцев (Янтальцев) Андрей Васильевич | |
 | |
| Род деятельности: |
подполковник, декабрист |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: |
Василий Ентальцев |
| Мать: |
Варвара Григорьевна Черешникова |
| Супруга: |
Александра Васильевна Лисовская |
Ентальцев (Янтальцев) Андрей Васильевич (1788—1845) — декабрист, подполковник, командир 27 конно-артиллерийской роты. Участник Наполеоновские войн.
Служба
Дворянин; отец — выслужившийся из «купеческих детей» коллежский асессор Василий Ентальцев, мать — Варвара Григорьевна Черешникова, дочь генерал-майора, кавалера ордена Святого Георгия IV класса Григория Черешникова. Воспитывался в Петербурге в пансионе Мейера (1798—1800). В службу вступил в 1801 году юнкером во 2-й артиллерийский полевой батальон. В 1806—1807 годах участвовал в кампаниях против французов. В 1812 году Ентальцев в чине поручика отличился в сражении при Смоленске, за что получил чин штабс-капитана. За отличие в сражении под селом Красным был награждён орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом. С 17.06.1817 — капитан, с 15.09.1819 (за отличие по службе) — подполковник, с 25.01.1823 года — командир 27-й конно-артиллерийской роты.
Декабрист
Член тайных обществ
Член Союза благоденствия (1820 или 1821) и Южного общества. Доставлен в Петербург из Тульчина 20 января 1826 года, заключён в Петропавловскую крепость в № 4 Кронверкской куртины. Признан виновным в том, что знал об умысле на цареубийство (сообщил Пестель), принадлежал к тайному обществу со знанием цели и знал о подготовке к мятежу. Осужденный за VII разряду к каторжным работам на 2 года, 7 февраля 1827 года он был отправлен из Петропавловской крепости в Сибирь.
В Сибири
Каторгу отбывал в Читинском остроге (1827—1828) куда в мае 1827 года приехала его жена, Александра Васильевна (1790—1858[1]). Жил на поселении в Берёзове Тобольской губернии, затем — в Ялуторовске — по ходатайству сестры, Екатерины Васильевны Сикстель. В Ялуторовске Ентальцевы приобрели за 1300 рублей большой дом в коллежского советника Шеншина. Андрей Ентальцев увлекся медициной. Обзавелся специальной литературой, сам готовил лекарства, тратя немалые средства на покупку необходимых препаратов. Подавал ходатайство о разрешении вступить ему рядовым в Отдельный Кавказский корпус, но его просьба была отклонена. В Ялуторовске Ентальцев неоднократно становился жертвой доносов, результатом которых стало психическое заболевание, для лечения которого было разрешено временно перевести его в Тобольск (26.05.1842); в сентябре 1842 года психически больной Ентальцев вместе с женой вернулся в Ялуторовск, где и умер. Похоронен на старом кладбище Ялуторовска. Могила Ентальцева находится под охраной государства.
Напишите отзыв о статье "Ентальцев, Андрей Васильевич"
Примечания
- ↑ Похоронена на кладбище московского Новоалексеевского монастыря; могила не сохранилась.
Литература
- Декабристы. Биографический справочник / Под редакцией М. В. Нечкиной. — М.: Наука, 1988. — С. 66—67. — 448 с. — 50 000 экз.
Отрывок, характеризующий Ентальцев, Андрей Васильевич
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
