Епанчин, Иван Петрович

Иван Петрович Епанчин
адмирал Иван Петрович Епанчин
Дата рождения	1788(1788)
Место рождения	Санкт-Петербург
Дата смерти	5 августа 1875(1875-08-05)
Место смерти	Санкт-Петербург
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Флот
Звание	адмирал
Командовал	фрегат «Проворный» корабль «Александр Невский» 2-я бриг. 1-й флот. див. 3-я флот. див. Ревельский порт
Сражения/войны	Русско-турецкая война 1828—1829 Наваринское сражение Крымская война
Награды и премии	Орден Святого Владимира 4-й ст. с бантом (1827), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1830), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1835), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1843), Орден Святой Анны 1-й ст. (1846), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1850), Орден Белого орла (1856), Орден Святого Александра Невского (1859), Орден Святого Владимира 1-й ст (1872), Орден Данеброг 1-й ст. (1850) (Дания), Орден Бани 3-й ст. (Англия), Орден Святого Людовика 3-й ст. (Франция).
Связи	брат Н. П. Епанчин племянник А. П. Епанчин

Иван Петрович Епанчин (1788, Санкт-Петербург — 5 августа 1875, Санкт-Петербург) — русский адмирал (1856), участник Наваринского сражения, военный губернатор Ревеля.

Биография

Родился в семье отставного секунд-майора Петра Александровича Епанчина (1753—1822).

Окончив Морской корпус вторым по успехам, был произведён 27 декабря 1805 года в чин мичмана.

В 1823 году командуя 14-пушечной шхуной «Радуга» выполнял гидрографические работы в Финском заливе.

На следующий год командуя 16-пушечным шлюпом «Свирь» выполнял опись берегов Финского залива и 6 октября 1824 года из-за ошибки в счислении сел на мель у острова Нерва, не смог сняться и корабль был разбит волнами, экипаж был спасен бригом «Олимп».

В 1827 году капитан-лейтенант Епанчин, командуя 48-пушечным фрегатом «Проворный», в составе эскадры контр-адмирала Л. П. Гейдена, принял деятельное участие в Наваринском сражении и повредил и вывел из строя два турецких фрегата. В 1828—1830 годах продолжал крейсерство в Средиземном море и Архипелаге, командуя 74-пушечным кораблём «Александр Невский», и в составе эскадры контр-адмирала П. И. Рикорда принял участие в блокаде Дарданелл.

В 1830 году награждён орденом Св. Георгия 4-й степени № 4490 за выслугу 25 лет в офицерских чинах. Командовал в 1832—1837 годах 110-пушечным кораблем «Император Пётр I» и в составе эскадр находился в практических плаваниях в Балтийском море и Финском заливе.

В июне — сентябре 1835 года в составе эскадры вице-адмирала П. И. Рикорда доставил Гвардейский корпус из Кронштадта в Данциг, а затем перевез его в Ревель. В 1835 году награждён орденом Святого Владимира 3-й степени.

В 1838 году был произведён в контр-адмиралы и назначен командиром 2-й бригады 1-й флотской дивизии. В 1843 году награждён орденом Святого Станислава 1-й степени.

В 1846 году назначен командующим 3-й флотской дивизией и награждён орденом Святой Анны 1-й степени. В кампанию 1847 года, имея флаг на 74-пушечном корабле «Ингерманланд» (капитан 2-го ранга С. В. Воеводский), командовал Сводной дивизией Балтийского флота, крейсеровал на Балтике и в Немецком море до Доггер-банки.

В мае 1848 года 3-я дивизия Балтийского флота (6 линейных кораблей, 1 фрегат, 1 бриг и 1 пароход) под командованием Епанчина совершила переход к датским берегам и крейсировала между островами Мён, Рюген и Борнгольм. В том же году произведён в вице-адмиралы и утвержден в должности начальника дивизии.

В 1850 году Епанчину было дано особое, весьма ответственное поручение. По воле императора Николая I, почти весь Балтийский флот был отправлен в датские воды, с целью энергичным образом повлиять на решение шлезвиг-гольштейнского вопроса. В это время политическое преобладание России в Европе достигло своего апогея, и влияние русского царя было чрезвычайно; одного появления нашего флота в датских водах оказалось достаточным, чтобы спасти Данию от грозившей ей опасности. Датский король Фридрих VII Ольденбург высоко оценил помощь России, 18 сентября 1850 года лично посетил эскадру и пожаловал вице-адмиралу Епанчину знаки ордена Данеброга 1-й степени с бриллиантами, сохранилась легенда, что, представляясь Королю, Иван Петрович сказал: «Не бойся, король Датский, Епанчин с тобою!». В том же году награждён орденом Святого Владимира 2-й степени.

В 1853 году Епанчин был назначен Ревельским военным губернатором и главным командиром Ревельского порта и награждён золотой табакерской с алмазами — «За участие в Комитете о пересмотре морского Устава».

Во время Крымской войны командовал шхернной флотилией для защиты берегов от Бьёрке до Або. В 1855 году Епанчин был назначен председателем морского генерал-аудиториата, в 1856 году произведён в адмиралы и награждён орденом Белого орла — «За беспорочную выслугу 50 лет в офицерских чинах».

В 1859 году награждён орденом Святого Александра Невского. В 1865 году в честь 60-летия службы в офицерских чинах награждён золотой табакеркой. В 1867 году назначен председателем главного военно-морского суда. В 1868 году награждён бриллиантовыми знаками к ордену Святого Александра Невского. В 1872 году награждён орденом Святого Владимира 1 степени.

На службе Епанчин отличался твердостью характера и чрезвычайной энергией, в частной жизни — добротой, приветливостью и хлебосольством. За свою службу Епанчин удостоился получить 40 раз монаршее благоволение.

В память службы Епанчина во флоте, с Высочайшего соизволения, на пожертвованный им капитал в Инвалидном императора Павла I доме содержался один пенсионер из старейших матросов.

Источники

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
• Скрицкий Н. В. Русские адмиралы. Краткий биографический словарь. — ИД «Рипол классик», 2001.

Отрывок, характеризующий Епанчин, Иван Петрович

Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.