Епитимья

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Епитимья́ (др.-греч. ἐπιτιμία, «особое послушание») — исполнение исповедовавшимся христианином, по назначению священника, принимавшего таинство покаяния, тех или иных дел благочестия^[что?]; имеет значение нравственно-исправительной меры.

В Православной церкви

В православии епитимья не считается удовлетворением Бога за грехи, и её можно не налагать на кающегося, который чистосердечно раскаивается и обещает не повторять грехи. В настоящее время в православии епитимья налагается редко и в основном на тех, кто упорствует в каком-то грехе, и если священник убеждён, что епитимья не приведёт ни к отчаянию, ни к лености и нерадению. Наложенная епитимья не может быть сверх возможностей человека. Православное каноническое право определяет епитимью не как наказание или карательную меру за совершенные грехи, но как «врачевание духовное». При этом важно учитывать, что епитимья не составляет безусловной необходимости при совершении исповеди. Степень и продолжительность епитимьи обусловлена тяжестью греховных преступлений, но зависит от усмотрения духовника. Суровые епитимьи, предусмотренные древними канонами (долговременное отлучение от причастия, даже предписание молиться не в храме, а на паперти и др.), в настоящее время практически не употребляются. Над исполнившим епитимью читается особая «Молитва над разрешаемым от запрещения», через которую он полностью восстанавливается в своих «церковных правах». В дореволюционной России существовала, кроме того, епитимья, налагаемая гражданским судом на основании уголовных законов за вероотступничество, святотатство, ложную присягу и некоторые тяжкие моральные преступления. В отличие от епитимьи, предписанной духовником, она имела определенное значение наказания. Способы её исполнения и контроль осуществлялись епархиальными властями, получавшими решение суда.

Монастырская епитимья была известна под названием «ссылка в монастырь под начал». Время ссылки указывалось определенным сроком — на год или два, или неопределенным — «до указа», «донеже в чувствие прийдет». Этому же наказанию подвергались и виновные в брачных делах. Наиболее обычной и распространённой епитимьей первой половины XIX века, назначаемой консисторией, были поклоны. Количество поклонов было разным (от 150 до 1000), но за один раз необходимо было сделать не более 100. Осужденный к поклонам должен был положить их на алтарь того собора или города, в уезде которого жил.

Отлучение от Евхаристии

В Православии епитимья, состоящая в отлучении от участия в Евхаристии, назначалась за грехи явные и более важные. Существовало такое указание правил святых отцов относительно сроков отлучения:

• еретикам и раскольникам — пока не отрекутся от своих заблуждений,
• кровосмесникам — на 12 лет,
• прелюбодеям — от 9 до 15 лет,
• убийцам — до 25 лет,
• мужеложникам — до 15 лет,
• скотоложникам — до 15 лет или до конца жизни,
• клятвопреступникам — до 10 лет,
• волшебникам — до 25 лет,
• гробокопателям — на 10 лет.

В Католической церкви

В латинском обряде Католической церкви епитимья назначается священником кающемуся, как правило, во время каждой исповеди. За исключением особых случаев епитимья заключается в прочтении определённого количества молитв.

Литература

• Протоиерей Григорий Дьяченко, «Вопросы на исповеди взрослых христиан», изд. «Русскій Хронографъ», Москва, 1996.
• Булгаков С. В. Настольная книга священно-церковно-служителей. Москва, 1993. Т. II. С. 1106—1122.
• Архиепископ Платон (Фивейский). [azbyka.ru/dictionary/06/platon_o_epitimii-all.shtml О епитимии.]
• Протоиерей Геннадий Нефедов. Учебное пособие по литургике. [azbyka.ru/dictionary/06/nefedov_o_epetimii-all.shtml О епитимиях]
• [sibrelic.ucoz.ru/news/bludodejanija_v_xvii_veke_prestuplenie_i_nakazanie/2012-06-26-71 Грамота Сибирского и Тобольского митрополита Игнатия, о том, чтоб крестьянина Тимошку Пахорукова, изобличеннаго в блудодеянии со снохою, подвергнуть епитимии. ]
• Марков Н. Ф. [www.biblioteka3.ru/biblioteka/pravoslavnaja-bogoslovskaja-jenciklopedija/tom-5/epitimija.html Епитимия] // Православная богословская энциклопедия. — СПб.: Издание Петроград. Приложение к духовному журналу «Странник», 1904. — Т. 5.

Отрывок, характеризующий Епитимья

Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)