Ервандиды

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ервандиды
арм. Երվանդունիներ

Монета царя Ксеркса Армянского (220 год до н. э.)
Титулы:
Основатель: Ерванд I (сатрап)
Последний правитель: Ерванд IV (в Айрарате),
Ерванд V (в Софене),
Антиох IV (в Коммагене)
Нынешний глава: нет
Год основания: 401 год до н. э. как сатрапы,
331 год до н. э. как цари
Смещение: 200 год до н. э. (в Великой Армении),
95 год до н. э. (в Софене),
72 год (в Коммагене)
Младшие
линии: 		Арцруниды
Армянские царские династии и княжеские роды

Ервандиды, Оронтиды, Ервандуни или Ервандаканы[1] (арм. Երվանդունիներ, др.-греч. Ὀρόντης, перс. اروندی‎; ок. 570 или 520—200 гг. до н. э.) — армянская династия[2][3][4][5], правившая с 401 г. до н. э. в качестве персидских (ахеменидских) сатрапов Армении, в 323—200 гг. до н. э. в качестве царей Айраратского царства[6][7]. Согласно Страбону («География», XI,14, 15), происходила от персидского вельможи Гидарна Старшего, одного из семи убийц Лже-Смердиса. Её ответвлением иногда считается правившая Арменией во II—I вв. до н. э. династия Арташесидов[8][9]. Кроме того, династия Ервандуни управляла Малой Арменией. Династия также правила в таких армянских месопотамских царствах как Коммагена, Осроена, Гордиена, Адиабена, Софена.

Ответвлением династии Ервандидов является армянский княжеский, царский и византийский императорский род Арцрунидов[10].





Название

На армянском языке название династии звучит как Ервандуни́. «Оронтиды», греческий вариант имени династии, является эллинизированной формой мужского персидского имени (перс. اروند -Арванд‎, др. арм.Երուանդ — Еруанд), полученного из авестийского aurand/aurvant и означающего «могучий», «герой»[11].

Происхождение

Точная дата основания династии обсуждается учёными по сей день, но есть мнение, что произошло это после падения Урарту под натиском скифов и киммерийцев, около 612 г. до н. э.[12][13]. Хотя происхождение династии неясно, историки предполагают династические связи с правящей в Персии династией Ахеменидов[14]. Согласно энциклопедии «Ираника» династия иранского происхождения[8]. Предположительно иранское происхождение династии отмечает и американский историк Ричард Ованнисян[15]. По мнению ряда американских исследователей этническое происхождение династии неясно: «Ервандиды были связаны каким-то образом с персами, если не по крови, тo по крайней мере узами брака»[16]. С. Тер-Нерсесян считает Оронтидов семейством, имеющим ахеменидские корни[17]. И. Дьяконов, комментируя сообщение Мовсеса Хоренаци, не исключает вероятность родства династии со старым армянским царским домом, подчёркивая при этом, что сообщение могло быть одной из патриотических легенд историка[18]. Кирилл Туманов также обозначает династию Оронтидов как иранскую[11]. Василий Кузищин отмечает, что правители древней Персии привлекали к управлению сатрапиями местную знать, согласно ему, Ервандиды — представители древнеармянской знати[19]. Этого же мнения придерживается и Бободжан Гафуров, который отмечает, что род Ервандуни имел глубокие местные корни, и возможно происходил от армянских царей доахеменидского времени, а также имел родство с одной из знатных семей, принадлежащих к роду Ахеменидов[20]. По мнению Саймона Паясляна, Ервандиды были непосредственными потомками Ахеменидов через принцессу Родогуну, дочь Артаксеркса II и жену сатрапа Ерванда I[14].

Столицей Армении при Ервандидах был Армавир, а впоследствии, начиная с Ерванда III — Ервандашат[21].

Ервандиды в армянской традиции

Исторические ахеменидские сатрапы Армении

Цари Айрарата и сатрапы Софены

Ветвь царей Коммагены

См. также

Напишите отзыв о статье "Ервандиды"

Примечания

  1. ↑ А. Е Тер-Саркисянц / История и культура армянского народа: с древнейших времен до начала ХIХ в / «Восточная литература» РАН, 2005 — стр.-ца 59 (Всего страниц: 685)
  2. ↑ Ehsan Yarshater — The Cambridge History of Iran, Volume 3: The Seleucid, Parthian and Sasanid Periods, 1983б ISBN 0-521-20092-X. p. 535.
    Эхсан Яршатер — Кембриджская История Ирана, Том 3: Селевкидский, парфянский и сасанидский периоды, 1983б ISBN 0-521-20092-X. стр. 535.
  3. ↑ Chahin Mark,. «The Kingdom of Armenia». — Routledge, 2001. — P. 190–191. — ISBN 0700714529.
  4. ↑ Christopher J. Walker. Armenia, the survival of a nation. — Croom Helm, 1980. — С. 23. — 446 с. — ISBN 5-9524-0954-7.
  5. ↑ Nina G. Garsoïan. The Epic Histories Attributed to Pʻawstos Buzand: (Buzandaran Patmutʻiwnk). — Department of Near Eastern Languages and Civilizations, Harvard University,, 1989. — С. 456. — 665 с. — ISBN 0674258657, 9780674258655.
  6. ↑ [www.help-rus-student.ru/text/04/422_4.htm БСЭ. «Армянская Советская Социалистическая Республика», разд. V. Исторический очерк]
  7. ↑ [historik.ru/books/item/f00/s00/z0000017/st060.shtml Всемирная история, М., 1956, т. 2, стр. 418]
  8. ↑ 1 2 [www.iranica.com/articles/tigran-ii Encyclopaedia Iranica. Tigran II.]:
    Тигран II был ярким представителем так называемой династии Арташесидов, которая на сегодняшний день идентифицируется как ветвь более ранней династии Ервандидов иранского происхождения, правившей Арменией с V века до н. э.
  9. ↑ Walter Eder, Johannes Renger, Wouter F M Henkelman, Robert Chenault. Brill’s New Pauly: Chronologies of the Ancient World : Names, Dates and Dynasties. — Brill, 2007 — p.95 — ISBN 978-90-04-15320-2
    Therefore, suggestions of a dynasty of Artaxiads (or even «Tigranids»), which would not have had a connection with the Orontids, should be abandoned. The Artaxiads rather appear to be one of three securely attested Orontid lines.
  10. ↑ Энциклопедия Ираника, статья: [www.iranicaonline.org/articles/artsruni-one-of-the-most-important-princely-families-of-armenia-an-offshoot-of-the-orontids-achaemenian-satraps-and-subsequ Artsruni]
  11. ↑ 1 2 Cyril Toumanoff. The Orontids of Armenia. — 1963. — С. 278.
  12. ↑ Пиотровский Б. Б. Ванское царство (Урарту) / Орбели И. А. — Москва: Издательство Восточной литературы, 1959. — 286 с. — 3500 экз.
  13. ↑ Chahin M. The Kingdom of Armenia. — second (revised) edition. — Curzon Press, 2001. — ISBN 0-7007-1452-9.
  14. ↑ 1 2 Simon Payaslian. The history of Armenia from the origins to the present. — PALGRAVE MACMILLAN, 2007. — С. 8-9.
  15. ↑ Richard G. Hovannisian. [books.google.com/books?id=G0lA5uTJ0XEC The Armenian People from Ancient to Modern Times]. — Palgrave Macmillan, 1997. — Vol. I. The Dynastic Periods: From Antiquity to the Fourteenth Century. — P. 46—47. — 386 p. — ISBN 0-312-10169-4, ISBN 978-0-312-10169-5.
  16. ↑ [www.utexas.edu/cola/centers/lrc/eieol/armol-2-R.html T.B. Krause, J.A.C. Greppin, J. Slocum. Linguistics Research Center at University of Texas, USA. The Yervanduni Dynasty.]: Their ethnic background is not clear… The Yervandunis were related somehow to the Persians, if not by blood, at least through bonds of marriage." — «Их этническое происхождение не ясно. Ервандиды были связаны каким-то образом с персами, если не по крови, тo по крайней мере узами брака.»
  17. ↑ Тер-Нерсесян С. М. Армения. Быт, религия, культура. — М.: Центрполиграф, 2008. — С. 22. — 188 с. — ISBN 978-5-9524-2727-3.
    Сегодня установлено, что Оронтиды, семейство, имеющее ахеменидские корни, правили в Армении как сатрапы с 401 года до нашей эры, а после 331 года до нашей эры как цари, временами при сюзеренитете Селевкидов.
  18. ↑ Дьяконов И. М. История древнего мира: Упадок древних обществ. / Глава II. История Армянского нагорья в эпоху бронзы и раннего железа См. [annales.info/other/djakonov/02.htm Прим 305] — М.: Глав. ред. восточной лит-ры, 1989. — Т. т. 3. — С. 282. — ISBN 5-02-016977-3, 9785020169777
  19. ↑ История Древнего Востока. Под редакцией Кузищина В. И., М., 2003. — 497 с. — стр-ца 176
  20. ↑ Б.Г. Гафуров / История иранского государства и культуры / Наука, М; 1971г.- стр.30-31 (всего 349)
    Армения прочно входила в состав державы Ахеменидов на всем протяжении ее существования. Возможно, еще в период Мидийского государства существовало Армянское царство, подчинившееся затем Киру. Позднее па территории Армении существовали две ахеменидские сатрапии. Выше уже говорилось о положении армян в государстве Ахеменидов, о значении ирано - армянских связей и влиянии иранских социально - политических институтов и религии в Армении. В ахеменидский период возник ряд городов, игравших важную роль в последующей истории Армении, в том числе Армавир, выросший на месте урартской крепости Аргиштихинили, рядом с современным селением Армавир в Армянской ССР. Экономическое развитие сопровождалось активными процессами классообразования. Экономические, социально - политические и этнические процессы, происходившие в рассматриваемую эпоху, сыграли большую роль в развитии армянской государственности. В Восточной Армении должность сатрапа была наследственной в роде Ервандуни (Оронтидов); он имел глубокие местные корни (а, возможно, происходил от армянских царей доахеменидского времени) и был также связан родством с одной из знатнейших ахеменидских семей. Вскоре после смерти Александра Македонского образовалось независимое армянское Айраратское царство с центром в Армавире, управлявшееся династией Ервандуни
  21. ↑ Кирилл Л. Туманов. "Исследования истории Христианского Кавказа". — Джорджтаунский университет, 1963. — С. 75.:"The capitals of Armenia were successively: Armavira or Armawir of the Orontids until the transfer by Orones IV of his residence to Eruandasat (*Orontasata)", — "Столицами Армении последовательно были Армавирa, или Армавир, и затем Ервандашат, после переноса туда Ервандом III своей резиденции.

Ссылки

  • [slovari.yandex.ru/~книги/Монархи.%20Древний%20Восток/Армении%20цари/ Рыжов К. В. Все монархи мира: Древний Восток: Справочник. — М.: Вече, 2006. — 576 с.](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2866 дней))

Отрывок, характеризующий Ервандиды

Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Ервандиды&oldid=80185935»