Ильинский, Ерванд Тихонович

Ерванд Ильинский
Ерванд Тихонович Ильинский
Род деятельности:	альпинист, главный тренер сборной Казахстана по альпинизму
Дата рождения:	25 августа 1940(1940-08-25) (83 года)
Место рождения:	Воронеж, РСФСР, СССР
Гражданство:	СССР СССР Казахстан
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Ильинский, Ерванд Тихонович (род. 25 августа 1940, Воронеж, РСФСР, СССР). Главный тренер знаменитой сборной Казахстана по альпинизму — первой в мире команды, покорившей все 14 восьмитысячников планеты (1991—2010). Покоритель Эвереста (1990) и первый в Казахстане член клуба «Семь вершин» (2007).

Мастер спорта СССР (1968). Неоднократный чемпион и призер чемпионатов СССР. Старший тренер СКА САВО по альпинизму с 1973 г. Заслуженный тренер КазССР (1975). Заслуженный тренер СССР (1979). Мастер спорта международного класса и заслуженный мастер спорта СССР (1982).

Биография

Родился в Воронеже в 1940 году в семье русского и армянки. В 1949 его родители — медики переехали в Алма-Ату. Закончил Казахский политехнический институт в Алма-Ате по специальности «автоматика и телемеханика» (1968). До института занимался фехтованием и пятиборьем, но однажды журналист и горовосходитель Сарым Кудерин подарил Ерванду свою книжку стихов о горах и ледоруб [www.centrasia.ru/newsA.php?st=1137911280]. Эта книжка круто повернула его судьбу и до сих пор хранится у него дома в посёлке «Горный садовод» под Алма-Атой. Кудерин и стал первым тренером Ильинского в альпинистской секции института, но погиб на восхождении в Сванетии в 1963 году. Ильинский занял его место и стал тренером студенческого «Буревестника» [www.russianclimb.com/russian/russian_library/iljinsky.html], а затем ЦСКА. С тех пор он уже почти 40 лет неизменный главный тренер ЦСКА и сборной Казахстана по альпинизму.

Женат, сыновья Евгений (1972) и Сергей (1974), дочь Мариам (2000) Мария (1973) и внучки [mountain.kz/ru/publications/177/ervand-ilinskii].

Спортивные достижения

17 раз поднимался на семитысячники Союза, из них — 12 раз руководителем, 4 раза по маршруту 6 к/тр., 4 маршрута — первопрохождение [www.alpklubspb.ru/persona/ilinsky.htm].

1982 — Первая советская гималайская экспедиция. Треть команды составляли пятеро казахстанцев: Ерванд Ильинский, Казбек Валиев, Валерий Хрищатый, Юрий Голодов, Сергей Чепчев. Связка Валиев — Хрищатый совершила ночной штурм Эвереста с 8 на 9 мая, но поморозилась и руководитель экспедиции Евгений Тамм приказал двойке Ильинский — Чепчев сопровождать их вниз с высоты 8500 [poxod.ru/literature/e82/p_e82_otredaktorabla_a.html].

1990 год. Международная американо-китайско-советская экспедиция на Эверест с севера через Северное седло под руководством Джима Уиттакера, первого американца, взошедшего на Эверест в 1963 году. 7 и 8 мая казахстанцы Григорий Луняков и Андрей Целищев совершили бескислородное восхождение. За ними 10 мая на гору поднялся и 50-летний тренер советской команды Ильинский [alpinerose.ucoz.ru/publ/1-1-0-32].

2007 — Первый в Казахстане член клуба «Семь вершин» (с 1990 по 2007 взошёл на высшие пики всех континентов: Эверест в Азии, Эльбрус в Европе, Аконкагуа в Южной и Мак-Кинли в Северной Америке, Килиманджаро в Африке, Костюшко в Австралии/Океании и Винсон в Антарктиде) [7vershin.ru/news/all_59/item_425/].

Тренерская деятельность

В 1971 году в альпинистскую секцию КазПТИ к Ильинскому пришли третьеразрядники Казбек Валиев и Валерий Хрищатый, а после победы на чемпионате СССР команды ТуркВО, его пригласили тренером в ЦСКА. С тех пор он подготовил более 100 мастеров спорта СССР, 36 мастеров спорта международного класса и 24 заслуженных мастера [www.time.kz/index.php?newsid=1763].

В 1993 году он разглядел в юном пареньке Денисе Урубко будущую звезду мирового альпинизма и пригласил его в свой клуб.

В 2000 году Ильинский стал тренировать молодых альпинистов Максута Жумаева и Василия Пивцова. Из этого нового поколения казахстанских горовосходителей он сформировал команду, с которой выполнил в 2010 году амбициозную программу «Казахстанская сборная на всех 14 восьмитысячниках планеты» [www.russianclimb.com/russian/kazakhstan.html].

Программа Казахстан на всех 14 восьмитысячниках мира

Первые три экспедиции возглавлял Казбек Валиев, все остальные — Ерванд Ильинский (в 2003 и 2007 — совместно с Багланом Жунусовым).

1991, 10 мая — Дхаулагири (8167 м), первопроход по Западной стене. Бескислородное восхождение совершили 10 альпинистов: Моисеев, Букреев, Хрищатый, Сувига, Хайбуллин, Мизамбеков, Присяжный, Савин, Целищев и Шегай.

1995, 8 декабря — Манаслу (8163 м), зимой по классике. Бескислородное восхождение совершили 8 альпинистов: Моисеев, Букреев, Сувига, Гатаулин, Баймаханов, Соболев, Маликов и Муравьёв.

1996, октябрь — Чо-Ойю (8201 м), классика с севера, совместно с японскими спортсменами. 25 сентября Букреев покорил вершину в одиночку, позже взошли связки Гатаулин и Фарафонов, Моисеев и Маликов, но на горе погиб японец Ойо, пытавшийся подняться без кислорода.

1997, май — Эверест (8848 м), классика с севера. На гору взошли 10 альпинистов. 2 мая на вершину поднялись Фролов и Молотов, Овчаренко и Сувига. 20 мая поднялись Греков и Савина, Лавров и Муравьёв, Соболев и Фарафонов. Все с помощью кислорода, кроме Сувиги [www.mountain.ru/world_mounts/himalayas/2003/Everest_97/].

2001, 13 августа — Гашербрум I (8068 м), классика через японский кулуар, без кислорода взошли все 7 участников: капитан команды Урубко, Жумаев, Пивцов, Распопов, Лавров (ядро команды), также Молгачев и Литвинов.

2001, 20 августа — Гашербрум II (8035 м), , классика с юго-запада, бескислородное восхождение той же семёрки казахстанской экспедиции [www.mountain.ru/expeditions/2001/g2h/].

2002, 13 мая — Канченджанга Главная (8586 м) бескислородное восхождение по юго-западному гребню семёрки казахстанской команды (только Бродский вместо Литвинова) [sport.gazeta.kz/art/?aid=2410].

2002, 25 октября — Траверс Шишабангма Центральная (8008 м) — Шишабангма Главная (8027 м), классика с севера, с китайской стороны, без кислорода взошли две связки Жумаев — Пивцов и Урубко — Распопов [old.risk.ru/rus/mount/himalaya/2002/autumn02/shisha/index.html]. . 2003, 17 июня — Нанга Парбат (8126 м), по Диамирской стене (маршрут Кинсхофера), бескислородное восхождение ядра команды — пяти альпинистов, также Литвинов и Чумаков.

2003, 16 июля — Броуд-пик (8048 м), бескислородное восхождение по Западному ребру той же команды из семи альпинистов [www.glumteam.ru/?page=122].

2004, 22 мая — Макалу (8485 м), по Западному ребру (маршрут Робера Параго), из всего состава команды на пик поднялась только связка Максут Жумаев — Василий Пивцов [mount.kz/new/new5.htm].

2006, 19 мая — Аннапурна Главная (8091 м), классика с севера по французскому маршруту, двойка Жумаев — Пивцов, в альпийском стиле.

2007, 2 октября — К2 (8611 м), двойка Урубко — Самойлов.

2010, 16 мая — Лхоцзе Главная (8516 м), по кулуару СЗ стены, заключительное восхождение в программе «Казахстанская сборная на всех 14 восьмитысячниках мира», гору покорили Жумаев, Пивцов и Чехлов [news.nur.kz/156658.html].

Всего в рамках Программы успешные восхождения совершили 32 альпиниста, включая одну женщину — Людмила Савина взошла на Эверест в 1997 году. А связка Жумаев — Пивцов в ходе Программы покорила 8 восьмитысячников.

Награды

• Орден «Знак Почета» (1982) за штурм Эвереста.
• Орден Дружбы народов (1990) за восхождение на Эверест.
• Орден «Отан» (1997) за руководство восхождением на Эверест.
• Памятная медаль «Ветерану войны в Афганистане 1979—1989 гг» за выполнение спецзадания Генштаба МО СССР (2000) [www.risk.ru/users/nomade/9528/].
• Лауреат премии «Тарлан» («За вклад») 2007 года.
• Кавалер Золотого ордена Национального Олимпийского комитета РК за выдающиеся заслуги в спорте (2010).

Отрывок, характеризующий Ильинский, Ерванд Тихонович

– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.