Ергомышев, Лев Андреевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ергомышев Лев Андреевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Лев Андреевич Ергомышев
Дата рождения

1808(1808)

Место рождения

Таганрог,

Дата смерти

2 февраля 1859 (20 января 1859)(1859-01-20)

Место смерти

Феодосия,

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

Российский императорский флот

Годы службы

1818-1859

Звание

Капитан 1 ранга

Командовал

шхуна «Ласточка»
фрегат «Браилов»
бриг «Тезей»
корвет «Андромаха»
фрегат «Флора»
линейный корабль «Силистрия»
линейный корабль «Великий Князь Константин»

Сражения/войны

Синопское сражение
Оборона Севастополя

Награды и премии
Связи

отец Андрей Григорьевич Ергомышев

Ергомы́шев Лев Андре́евич (1808, Таганрог — 20 января 1859, Феодосия) — капитан 1-го ранга российского флота, участник Синопского сражения и обороны Севастополя во время Крымской войны[1], кавалер ордена «Святого Станислава» 3 степени, ордена «Святой Анны» 3 степени, ордена «Святого Владимира» 3 степени, ордена «Святого Георгия» 4 степени.





Биография

Лев Андреевич Ергомышев родился в 1808 году в городе Таганроге в семье дворян Херсонской губернии Ергомышева Андрея Григорьевича, капитана 2 ранга и кавалера ордена Святого Георгия 4 класса, и его жены Анны Ивановны. Лев Андреевич Ергомышев воспитывался в доме родителей и 18 февраля 1818 года поступил учеником в Черноморскую штурманскую школу. Сделал военную карьеру и получил звание капитана 1 ранга. Участвовал в Синопском сражении и обороне Севастополя во время Крымской войны[1], был награждён орденами и медалями. 5 октября 1854 года был ранен и направлен на лечение, скончался 20 января (2 февраля) 1859 года[2].

Лев Андреевич Ергомышев был женат на Комстадиус Марии Карловне, дочери предводителя дворянства Херсонской губернии, коллежского секретаря, поручика артиллерии в отставке Комстадиус Карла и его жены, урожденной Альбрандт. Родной брат её матери, дядя Марии Карловны — Альбрандт Лев Львович (1804—1849) — генерал-майор, выдающийся деятель Кавказской войны.

У Льва Андреевича Ергомышева и его жены было пятеро детей:

  • Ергомышева Софья Львовна (род. 12 января 1846) — педагогическая писательница,
  • Ергомышева Любовь Львовна (род. 12 августа 1848),
  • Ергомышева Мария Львовна (род. 22 июля 1850),
  • Ергомышева Анна Львовна (род. 14 декабря 1851),
  • Ергомышев Константин Львович (род. 22 апреля 1856 — ум. 1916) — генерал-майор.

Военная карьера

Лев Андреевич Ергомышев начал свою военную карьеру 18 февраля 1818 года, поступив учеником в Черноморскую штурманскую школу. 19 марта 1824 года Ергомышев поступил на службу гардемарином на Черноморский флот и с 1824 года по 1826 год проходил морскую практику, плавая по Чёрному морю на корабле «Пармен», шлюпе «Диана» и бриге «Мингрелия». 25 сентября 1826 года Ергомышев Лев Андреевич был произведен в мичманы и продолжил службу в 11 флотском экипаже. 10 января 1827 года перевелся на Балтийский флот и до 1833 года служил на фрегате «Нева» и на корабле «Арсис» мичманом, а затем лейтенантом, получив это звание в 1983 году.

В 1834 году Лев Ергомышев возвратился на Черноморский флот и до 1838 года служил на корабле «Силистрия», а затем на фрегате «Браилов». За усердную и ревностную службу в 1837 году Ергомышев получил Высочайшее благоволение, а в 1838 году за отличие и храбрость в действительных сражениях против горцев 12, 13, 14 мая и 10 июля 1838 года при устье рек Туапсе и Шапсуго был награждён орденом «Святого Станислава» 3 степени с мечами.

В 1838—1839 годах на шхуне «Вестовой» Лев Ергомышев совершил переход из Севастополя в Константинополь, а оттуда через Дарданеллы в Эгейское море обратно в Севастополь. В 1840 году плавал по Черному морю на корабле «Силистрия», затем получил в командование шхуну «Ласточка», на которой плавал между Николаевым и Севастополем. В том же 1840 году 10 и 21 мая участвовал в высадке десантов у форта Вельяминовского и у Псезуапе. В 1841—1842 годах плавал в Средиземном море, затем курсировал у берегов Абхазии.

В 1844 году Лев Ергомышев был произведен в чин капитан-лейтенанта и назначен командиром брига «Тезей», на котором плавал между Николаевым, Севастополем и Одессой. С 1847 года Ергомышев командовал корветом «Андромаха», на котором плавал по Черному и Средиземному морям. В декабре 1849 года был награждён орденом «Святой Анны» 3 степени за отлично усердную и ревностную службу. С 1850 года Лев Андреевич Ергомышев командовал фрегатом «Флора», на котором курсировал у восточного берега Черного моря, а в 1851 году был назначен командиром корабля «Силистрия». В конце того же года был произведен в чин капитана 2 ранга. За усердную и ревностную службу Ергомышев в 1852 году получил Высочайшее благоволение, а за выслугу на море 18-ти шестимесячных кампаний был награждён орденом «Святого Георгия» 4 степени и назначен командиром еще только заложенного на стапелях в Николаеве линейного корабля «Великий Князь Константин»[4]. Весной 1853 года на линейном корабле «Великий Князь Константин» совместно с кораблем «Императрица Мария» совершил переход из Николаева в Севастополь к месту постоянного базирования.

В 18 ноября 1853 года в эскадре вице-адмирала Нахимова Ергомышев, командуя линейным кораблем «Великий князь Константин», участвовал в истреблении турецкой эскадры на Синопском рейде. За отличную храбрость, оказанную в сражении Льву Андреевичу Ергомышеву был пожалован чин капитана 1 ранга, годовой оклад жалования и вместо аренды в течение 12 лет по 800 рублей ежегодно из государственного казначейства.

С 13 сентября по 9 октября 1854 года Лев Ергомышев находился в составе гарнизона города Севастополя и командовал бастионом и батареями на Бомборской высоте, имея под командою 4 морских и 4 пехотных батальона. 5 октября 1854 года при бомбардировании неприятелем города Севастополя, находясь на 3-ем бастионе, при взрыве порохового погреба был контужен в лицо и левое плечо, а потом ядром в правую сторону головы и плечо. За храбрость и мужество при обороне Севастополя Лев Андреевич Ергомышев был награждён орденом «Святого Владимира» 3 степени с мечами и золотой полусаблей с надписью «За храбрость» и отправлен на лечение от контузии в симферопольский госпиталь.

С 1 января по 7 октября 1855 года Лев Ергомышев находился в отпуске для излечения от ран и контузий в Киеве. После лечения 16 октября 1855 года был назначен командиром 35 флотского экипажа, а также награждён серебряной медалью «За защиту Севастополя». 30 апреля 1856 года в связи с ухудшением состояния здоровья был назначен членом экспедиции пароходных сообщений, а в сентябре — капитаном Одесского порта. В конце того же года Лев Ергомышев был награждён бронзовой медалью «В память войны 1853—1856 годов».

29 апреля 1858 года Лев Ергомышев был назначен комендантом Феодосийского порта с состоянием по флоту[2][5]. Лев Андреевич Ергомышев умер 20 января (2 февраля) 1859 года и был похоронен в городе Феодосия.

Награды

Лев Андреевич Ергомышев был награждён:

  • 1838 — орден «Святого Станислава» 3 степени с мечами за отличие и храбрость в действительных сражениях против горцев 12, 13, 14 мая и 10 июля 1838 года при устье рек Туапсе и Шапсуго;
  • 1849 — орден «Святой Анны» 3 степени за отлично усердную и ревностную службу;
  • 1852 — орден «Святого Георгия» 4 степени за выслугу на море 18-ти шестимесячных кампаний;
  • 1854 — орден «Святого Владимира» 3 степени с мечами и золотой полусаблей с надписью «За храбрость» за храбрость и мужество при обороне Севастополя;
  • 1855 — серебряная медаль «За защиту Севастополя»;
  • 1856 — бронзовая медаль «В память войны 1853—1856 годов».

Память

Похоронен в Феодосии, на Старом городском кладбище.

В Феодосии, по улице Горького у д. 24-26, на Платановой аллее установлен постамент Льву Андреевичу Ергомышеву с текстом: «Ергомышев Лев Андреевич — Герой Синопа и Крымской войны»[6].

Напишите отзыв о статье "Ергомышев, Лев Андреевич"

Примечания

  1. 1 2 [www.reglibrary.mk.ua/index.php/149-elektronna-biblioteka/617-ocherki-istorii-kultury-yuzhnogo-pribuzhya-ot-istokov-do-nachala-khkh-veka-kniga-pervaya-iz-proshlogo-kulturno-zhizni-na-nikolaevshchine-razdel-2?showall=&start=3 «Из прошлого культурной жизни на Николаевщине», Книга первая, Раздел 2: Черноморская штурманская рота, стр. 4 из 26]
  2. 1 2 [www.fasmer-dictionary.info/enc_biography/Ergomshev-lev-andreevich-92038.html Большая биографическая энциклопедия: Лев Андреевич Ергомышев]
  3. [sev.archives.gov.ua/index.php/vistavki-online/64 Оттиски печатей линейных кораблей и фрегатов Черноморского флота, участвовавших в Крымской (Восточной) войне]. Государственный архив г. Севастополя.
  4. [www.runivers.ru/doc/d2.php?CENTER_ELEMENT_ID=147170 Август Комстадиус. Осаждённый Севастополь в письмах убитого офицера.]
  5. [old-museum.org/town/town_history_006_12.htm Феодосия: во время Крымской войны]
  6. [www.travvi.com/objects/461 Феодосия: Бюст Ергомышева Льва Андреевича]

Литература

  • [familyface.com/homo/pr/view/id/3011 FamilyFace: Лев Андреевич Ергомышев]

Отрывок, характеризующий Ергомышев, Лев Андреевич

Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.