Эребуни

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ереванская крепость»)
Перейти к: навигация, поиск
Древний город
Эребуни
урартск. URUer-bu-ú-ni
<tr><td colspan="2" style="text-align:center;">
Стены Эребуни, восстановленные после археологических раскопок</td></tr>
Страна
Урарту
Основан
Основатель
Первое упоминание
Другие названия
Ирпуни, Ирепуни
Разрушен
Причины разрушения
заброшен
Название городища
Состав населения
урарты и переселенные из Хати протоармянские племена
Население
1500
Координаты

Эребуни́ (Ирпуни́, Ирепуни́, Эревуни, Эревани урартск. URUer-bu-ú-ni[1], арм. Էրեբունի) — древний город государства Урарту, развалины которого расположены на холме Арин-Берд в Ереване в Армении. Эребуни был основан царём Урарту Аргишти I в 782 году до н. э. в качестве опорного пункта для закрепления урартов в Араратской долине. В связи с тем, что Эребуни располагался внутри Еревана, а также благодаря возможной этимологической связи слов «Эребуни» (читается так же как "Эревуни") и «Ереван» ("Эреван"), Эребуни отождествляют с Ереваном, считая 782 год до н. э. годом основания Еревана. После упадка города в IV веке до н. э., вплоть до III века н. э. нет данных, указывающих на существование значимого поселения на месте Еревана. Город вновь начинает застраиваться лишь с III века н. э. в 2-х километрах к северу от Эребуни, но уже с формой "Эреван". Журналом «Forbes» поселение было включено в список «9 самых древних крепостей мира»[2]





История изучения

Впервые холм Арин-Берд привлёк внимание учёных в 1894 году, когда российский учёный А. А. Ивановский приобрёл у жителя окрестного села Чолмакчи (ныне район Еревана Старый Норк) камень с урартской клинописью. Местный житель, Папак Тер-Аветисов, утверждал, что нашёл его в 1879 году на холме Арин-Берд. Рисунок и приблизительный перевод надписи был вскоре опубликован М. В. Никольским[3]. Надпись на камне сообщала, что на этом месте урартский царь Аргишти I построил зернохранилище «ёмкостью 10 100 капи». Однако в течение длительного периода времени холм оставался без внимания археологов и только в 1947 году археологическая экспедиция под руководством Б. Б. Пиотровского, занимавшаяся в Ереване раскопками Кармир-Блура, провела на холме разведывательные работы. В 1950 году эта же археологическая экспедиция начала на холме систематические археологические раскопки[4].

Отождествление урартского Эребуни с развалинами на Арин-Берде

25 октября 1950 года во время разведывательных работ армянский учёный К. Л. Оганесян обнаружил два базальтовых камня, покрытых клинописью. Один из этих камней сообщал о строительстве зернохранилища урартским царём Сардури II, а второй приписывал постройку крепости Эребуни царю Аргишти I. После этой находки появилась гипотеза о том, что холм Арин-Берд скрывает развалины древнего Эребуни, и с 1952 года на холме продолжились археологические раскопки, проводимые совместно уже двумя археологическими экспедициями: Институтом археологии и этнографии АН Армянской ССР и Государственным музеем изобразительных искусств им. Пушкина под общим научным руководством Б. Б. Пиотровского. В связи с тем, что много предметов с надписью «Эребуни» были обнаружены при раскопках соседнего Тейшебаини, ещё некоторое время оставались сомнения, действительно ли Эребуни находился на холме Арин-Берд: существовала возможность, что табличка, обнаруженная Оганесяном в 1950 году, попала на холм случайно. Спустя 8 лет, в 1958 году, сомнения окончательно разрешились, и гипотеза получила окончательное подтверждение: во время археологических раскопок ещё одна надпись Аргишти I об основании Эребуни была обнаружена нетронутой, на камне, заложенном в древнюю стену. Таким образом, с 1958 года Эребуни был окончательно локализован на холме Арин-Берд[4][5].

Обнаруженные надписи о постройке Эребуни урартским царём Аргишти I
Находка 1950 года Находка 1958 года (хранится в «Музее Эребуни», в Ереване)
Перевод надписей: Величием бога Халди Аргишти, сын Менуа, эту могущественную крепость построил; установил её имя Эребуни для могущества страны Биайни и для устрашения вражеской страны. Земля была пустынной, могучие дела я тут совершил. Величием бога Халди Аргишти, сын Менуа, царь могущественный, царь страны Биайни, правитель города Тушпы[6].


Вопрос взаимосвязи Эребуни и Еревана

Прочтение названия также долго вызывало сомнения исследователей. Первоначально название урартского города читали Ирпуни́, Ирепуни́, Ирбуни́ и даже Сабуни́. Только после того, как окончательно было установлено, что ряд предметов Эребуни был перевезен в Тейшебаини, а также после находки в Тейшебаини щита царя Аргишти I с написанием слова «Эребуни», вызывающем значительно меньше сомнений в правильности прочтения, окончательно устоялась прочтение «Эребуни», а также получили научную основу предположения об этимологической связи между словами «Эребуни» и «Ереван» впервые высказанные Г. Р. Капанцяном в популярной печати[7]. В работе 1959 года академик Пиотровский осторожно высказывал: «Возможно, что даже в названии столицы Армянской ССР города Еревана продолжает жить урартское название города Эребуни … Следует заметить, что сопоставления древних урартских названий со средневековыми и современными, проведенные без достаточного обоснования, могут ввести исследователей в заблуждение.»[8]. Современные историки занимают более определенную позицию, полагая что этимологическая связь Эребуни и Еревана на сегодня общепринята[9][10][11] [12] [13] [14] .

Другие результаты археологических раскопок

Продолжающиеся с 1950 года археологические раскопки в крепости принесли немало ценных находок и внесли большой вклад в изучение государства Урарту. На холме в общей сложности было обнаружено 23 клинописные таблички царей Аргишти I, Сардури II и Русы III. Предметов материальной культуры на холме Эребуни было обнаружено немного, что главным образом связывается с тем, что в середине VI века до н. э. урарты оставили Эребуни без боя и вывезли всё ценное в соседний Тейшебаини[15]. Кроме этого городские постройки Эребуни располагались в основном к востоку от холма, и большая часть этих построек была разрушена во время интенсивного строительства посёлков Нор-Ареш и Вардашен на окраинах Еревана[16]. Эта зона была объявлена заповедником лишь в 1952 году. Раскопки крепости продолжались до 1958 года, раскопки городских кварталов начались в 1968 году. В настоящее время оба посёлка и холм Арин-Берд уже стали частью разросшегося Еревана. На самом холме Арин-Берд устроен Музей «Эребуни», в который в свою очередь наполнен в основном предметами материальной культуры, привезенных «обратно» с раскопок соседнего Тейшебаини. Раскопки городских кварталов, лежащих неподалёку от холма, понемногу продолжаются по сей день с участием армянских и западных археологов[17].

История Эребуни

Основание города (782 год до н. э.)

Как известно из клинописных табличек Аргишти I и его летописи, сохранившейся в столице Урарту — Тушпе, Эребуни был основан в 782 году до н. э. В этот период Урарту переживало свой расцвет и являлось самым могущественным государством Передней Азии. Аргишти I был озабочен расширением границ своего государства и укреплением экономического благополучия. Араратская долина при искусственном орошении, которым в совершенстве владели урарты, имела крайне благоприятные условия для сельского хозяйства, и поэтому являла собой привлекательную территорию для урартской экспансии. Местное население (по летописям — страна Аза) оказывало урартам сопротивление, и в качестве опорного пункта для дальнейшей экспансии Аргишти I основал новый город-крепость Эребуни.

Отрывок из «Хорхорской летописи» Аргишти I, повествующей об основании Эребуни
Летопись обнаружена в конце XIX века на Ванской скале, в Тушпе. Надпись повреждена пушечными снарядами Первой мировой войны.
Перевод отрывка: Величием бога Халди выступил я в поход на страну Хати[18] … … … По велению бога Халди Аргишти, сын Менуа, говорит: город Ирпуни я построил для могущества страны Биаинили и для усмирения вражеской страны. Земля была пустынной; ничего не было там построено. Могучие дела я там совершил. 6 тысяч 600 воинов стран Хате и Цупани я там поселил[19].

Этнический состав и религия Эребуни

Летопись Аргишти I рассказывает о заселении Эребуни пленными из страны Хати[18], а именно 6600 воинами, взятыми в плен в Мелитене и на верхнем Евфрате, по всей вероятности, протоармянами по этнической принадлежности, а также и другими племенами[20]. Кроме этого один из храмов, находящийся в крепости, (так называемый храм «Суси»[21]) был снабжён необычной надписью Аргишти I, которая упоминала божество «Иварша», никогда больше в урартских текстах не встречавшееся.

Клинописная надпись у входа в храм «Суси»
Обнаружена в 1956 году.
Перевод надписи: Богу Иварша этот дом Суси Аргишти, сын Менуа, построил, Аргишти говорит: земля в этом месте была пустынной, ничего там не было построено. Аргишти, царь могущественный, царь великий, царь страны Биайнили, правитель Тушпа-города[22].

На основании этих данных учёные высказали предположение, что бог «Иварша» — это хетто-лувийское божество Иммаршиа, упоминающееся в хеттских клинописных надписях Богазкёйского архива, а храм «Суси» был построен для воинов-переселенцев из стран Хати[18] и Цупани[23]. Недостаточность данных для этой аргументации породило альтернативную теорию о том, что храм «Суси» был построен ради божества местного населения Араратской долины, так называемых в урартских текстах жителей страны Аза[24]. Хотя вопрос о божестве Иварша остаётся открытым, учёные сходятся во мнении, что состав населения Эребуни с момента основания был многонациональный[4][24][25][26].

В крепости также, вероятно с самого основания Эребуни, существовал храм бога Халди, главного бога Урарту. Этот храм занимал значительно большую площадь, чем храм «Суси», и являлся главным храмом Эребуни. В заключительный ахеменидский период жизни Эребуни оба храма были расширены и перестроены в персидские святилища. Храм «Суси» был переделан в «Храм огня», а храм бога Халди в персидскую ападану[4][27].

Святилища Эребуни
Фундамент урартского храма «Суси» и (на переднем плане) обломки более позднего персидского «храма огня». С обеих сторон входа в храм «Суси» сохранились урартские клинописи царя Аргишти I. Восстановленная стена храма бога Халди с настенными росписями и элементами перистиля. Основания колонн на переднем плане — остатки персидской ападаны.

Расцвет Эребуни (782—735 годы до н. э.)

Основание города Эребуни достигло своей цели: урарты успешно обосновались в Араратской долине. Первые шесть лет Эребуни оставался единственным урартским городом в Араратской долине, но в 776 году до н. э. Аргишти I основывает Аргиштихинили — ещё один крупный город недалеко от современного Армавира. Устройство Аргиштихинили демонстрирует, что этот город решал преимущественно хозяйственные, а не военные задачи. Таким образом, уже через шесть лет после основания Эребуни урарты прочно закрепились в Араратской долине и пожинали плоды своих хозяйственных деяний. Каналы, проложенные Аргишти I обеспечили землям необходимое орошение, и плодородные земли долины стали приносить богатые урожаи. В период с 782 по 735 годы до н. э. во времена царствования Аргишти I и его сына Сардури II было построено несколько крупных зернохранилищ в Эребуни. Подобное строительство в соседнем Аргиштихинили было ещё масштабней, а за Эребуни сохранялась военная власть и сила в регионе[28].

Примеры клинописных надписей о строительстве зернохранилищ в Эребуни
Надписи были обнаружены во время археологических раскопок 1967—1968 годов на камнях, заложенных в основание помещений. Хранятся в музее «Эребуни» в Ереване.
Перевод надписи:Аргишти, сын Менуа, это зернохранилище заполнил; здесь 10 тысяч 100 капи[29]. Перевод надписи: Величием бога Халди Сардури, сын Аргишти, это зернохранилище насыпал; 10 тысяч 100 капи здесь[29].

Упадок Эребуни (735—600 год до н. э.)

Безоблачный период существования Эребуни закончился с началом заката Урарту. В 735 году до н. э. Сардури II на противоположном от Эребуни западном конце страны потерпел поражение от ассирийского царя Тиглатпаласара III. Это поражение оказалось переломным в истории Урарту. Приблизительно с 735 года до н. э. Урарту постепенно утрачивало своё могущество и свои владения. Хотя армии Ассирии, вечного соперника Урарту, никогда не проникали в урартские владения в Закавказье, последующие годы противостояния с Ассирией сильно ослабили урартскую армию. С другой стороны уже со времени царствования сына Сардури II, Русы I, участились нападения киммерийцев с северо-востока урартских владений на Араратскую долину. В результате хозяйственная деятельность в Араратской долине прекратила своё спокойное и мирное развитие, и были проведены административные реформы, затормозившие развитие и изменившие статус Эребуни и соседнего Аргиштихинили[25].

Тем не менее, оба города продолжали существовать, по крайней мере, до падения Ассирии (609 год до н. э.) и времени правления Русы III, сына Эримены (период правления ок. 605—595 гг. до н. э.). Позиции Урарту в бывшем центре страны, в районе озера Ван, при Русе III сильно пошатнулись, и урартский административный центр вынужденно сместился в Закавказье. Эти события ненадолго вдохнули новую жизнь в Эребуни, сохранились надписи Русы III о строительстве новых зернохранилищ в Аргиштихинили и в Эребуни.

Надпись времён Русы III о строительстве зернохранилища в Эребуни
Обнаружена в 1968 году на холме Арин-Берд. Хранится в музее «Эребуни» в Ереване, Армения.
Перевод надписи:Руса, сын Эрмины, это зернохранилище наполнил. Здесь 6848 капи зерна[29].

Однако вскоре, после недолгого периода возрождения, урартская армия без боя оставляет Эребуни и столицей всё слабеющего Урарту становится другой урартский город Закавказья, Тейшебаини[25]. Археологи, проводившие раскопки, не обнаружили ни урартского культурного слоя в крепости Эребуни, ни следов пожара или других военных разрушений[4]. С другой стороны, при раскопках Тейшебаини было обнаружено много предметов, которые ранее хранились в Эребуни. Урартская история Эребуни на этом заканчивается, а через короткое время, лишившись военной поддержки Эребуни, погибает Аргиштихинили[28], затем взят штурмом и сожжён Тейшебаини, и Урартское государство перестаёт существовать.

Ахеменидский период в истории крепости (V—VI вв. до н. э.)

Вероятно, что тот факт, что урарты оставили Эребуни без боя, позволил сохранить крепость для последующих её обитателей[4]. Согласно археологическим находкам в V—VI вв. до н. э. часть строений крепости подверглась перестройке, на территории крепости появился храм персидского образца[30]. Кроме этого, археологи обнаружили на территории крепости серебряные изделия послеурартского периода, а в 1956 году были обнаружены две монеты милетской чеканки IV века до н. э. Кроме этого в верхнем культурном слое крепости были обнаружены железные конские удила, вероятно, иранского происхождения[31]. Эти данные и находки говорят о том, что в Эребуни во времена Ахеменидов ещё продолжалась жизнь. В этот период, территория, где находился Эребуни, уже иногда называлась «Арменией» и в греческих и в персидских источниках, но была поделена между 13 и 18 сатрапиями Империи Ахеменидов. Учёные предполагают, что Эребуни ещё по крайней мере в течение столетия после падения Урарту использовалась как опорный пункт Империи Ахеменидов. После IV века до н. э. жизнь в крепости Эребуни окончательно замирает[4][25].

Предметы из клада серебряных изделий эпохи Ахеменидов
Клад обнаружен в 1968 году на холме Арин-Берд. Хранится в музее «Эребуни» в Ереване, Армения.
Серебряные ритоны Ахеменидской эпохи сочетают элементы восточного, древнегреческого и урартского искусства[32].

Устройство города

Город Эребуни состоял из цитадели, расположенной на вершине холма Арин-Берд, а также из городских кварталов, расположенных у подножья холма. Общая площадь территории города составляла 200 га[33]. Кроме этого, на вершинах двух соседних небольших холмов археологи обнаружили остатки урартской керамики, поэтому возможно, что их вершины также входили в состав древнего города[26]. К сожалению, возможная территория расположения городских кварталов к середине XX века была включена в состав пригородов Еревана и интенсивно застраивалась, а поэтому плохо сохранилась для археологов[16]. Вместе с этим исследователи отмечают, что в отличие от других урартских городов Закавказья (Тейшебаини, Аргиштихинили) крепость Эребуни не была предназначена для тесной интеграции с городскими постройками, что, вероятно, вызвано её изначальным военным предназначением[4]. Учёные полагают, что место расположения Эребуни было обусловлено исключительно военно-стратегическими соображениями: с холма Арин-Берд хорошо просматриваются как Араратская долина, так и большинство дорог, проходящих в регионе[34].

Устройство крепости

Крепость (цитадель) Эребуни имела треугольную форму и занимала вершину холма Арин-Берд высотой около 65 метров. При строительстве крепости верхушка холма была искусственно выровнена. Общая площадь цитадели составляла около 8 гектаров. Фундамент крепости был сооружён из базальтовых глыб, сложенных на выровненную скалу, составляющую основу холма. Единственный подъезд к крепости располагался у её юго-восточной части, остальные склоны Арин-Берда слишком круты. Здесь и находились главные ворота крепости, в фундаменте которых в 1958 году была обнаружена надпись Аргишти I об основании Эребуни[4].

Схема цитадели Эребуни
Помещения урартского периода:
Территория дворца внутри крепости
Перистиль (внутренний двор) дворца
Храм «Суси», построенный Аргишти I для бога Иварша
«Карасные комнаты» (кладовые для хранения вина)
Храм бога Халди


Помещения периода Ахеменидов:
(Часть крепости была перестроена в VI—V веке до н.э.)
Ападана
Храм Огня
Координатные (серые) линии проведены через каждые 50 метров.

Внутренние помещения крепости

В крепости выделяется дворцовая часть, расположенная слева от главных ворот. Дворец Эребуни находился с юго-западной стороны крепости (с видом на гору Арарат) и, вероятно, регулярно использовался царями Урарту. На территории дворцовой части находился храм «Суси», перистильный дворик, хозяйственные помещения, которые включали две винные кладовые, заполненные карасами[4].

Справа от главных ворот находился внутренний двор крепости размером 14×17 метров и примыкающий к нему храм бога Халди. В состав храма входила колоннада и многоуровневое помещение башенного типа, напоминающий маленький зиккурат. В остальных секциях крепости располагались зернохранилища, другие хозяйственные помещения, а также жилища военного гарнизона, охранявшего крепость. Как и в других урартских городах, в Эребуни находились несколько винных кладовых, самая крупная из которых размером 13×38 метров вмещала 100 винных карасов. Общая ёмкость винных кладовых Эребуни составляла по разным оценкам от 750 до 1750 литров[35].

В Ахеменидский период храм «Суси» и храм бога Халди были перестроены в персидские сооружения: «Храм Огня» и «Ападану» соответственно, названные так археологами Эребуни за схожесть с одноименными персидскими постройками в Сузах и Персеполисе[36].

Архитектура крепости

Внешняя крепостная стена состояла из сложенного из базальтовых камней (иногда в качестве камней фундамента использовался также туф) цоколя высотой 2 метра и стены, сложенной из кирпича-сырца, высотой около 7 метров. Крепостная стена была усилена через каждые 8 метров контрфорсами пятиметровой ширины. В некоторых местах общая высота стен достигала 12 метров. Для скрепления камней и сырцового кирпича использовался глиняный раствор. Вокруг крепостных стен с внешней стороны была сделана отмостка, дополнительно укрепляющая фундамент и позволяющая охранникам делать обходы крепости[37].

Стены крепости Эребуни
Фундамент внешней стены с выступающими контрфорсами. Сохранившаяся отмостка на южной стене. Структура стены: каменное основание, выше стена из кирпича-сырца. (За прошедшие столетия стена из кирпичей превратилась в глиняную массу, где лишь просматриваются очертания древней кладки.)

Фундаменты стен у основания не имели расширения, как у более поздних урартских построек, например, в Тейшебаини. Кирпичи изготовлялись из глины с добавлением (для прочности) мелкорубленой соломы, аналогично другим урартским и месопотамским сооружениям. Кирпичная кладка тщательно перевязывалась, для этого использовались кирпичи двух размеров: прямоугольные 32,3×47,4×12,5 см и квадратные 47,4×47,4×12,5 см. Для кладки использовался глиняный раствор. Стены были оштукатурены глиной с примесью мелкорубленой соломы[4].

Пол в большинстве помещений устроен на скальной основе, выровненной стяжкой из глиняной массы толщиной 8—9 см. Поверх стяжки был уложен слой кирпичей, поверх которого во многих помещениях был уложен слой дерева, напоминающий современный паркет. Перекрытия главным образом были изготовлены из дерева, лишь в некоторых случаях были использованы арки из кирпичей.

Нижняя часть внутренних помещений крепости была также сложена вперемешку из базальтовых и туфовых камней, верхняя из сырцевого кирпича. Археологические раскопки позволили установить, что в качестве дверных балок использовался толстый деревянный брус, двери были деревянные и массивные толщиной 12 см, крыша состояла из деревянных балок переплетенных камышом[4].

Архитектурные элементы крепости Эребуни
По материалам археологических раскопок.
Перекрытие двери внутреннего помещения, выполненное из деревянного бруса. Реконструкция по материалам археологических раскопок. Крыша внутреннего помещения: деревянные балки, покрытые камышом. Реконструкция по материалам археологических раскопок. Каменная лестница в хозяйственные помещения.

Архитектура храмов

Архитектура храмов бога Халди и храма «Суси» в Эребуни отличается от архитектуры цитадели и по-своему примечательна.

Храм бога Халди

Храм бога Халди в Эребуни примечателен тем, что является самой крупной хотя бы частично сохранившейся урартской храмовой постройкой[38]. Храм бога Халди был заложен Аргишти I, о чём свидетельствует обнаруженная в 1968 году частично сохранившаяся клинописная табличка. Храм состоял из четырёх частей: подсобной комнаты 7,2 × 7,2 м, большого зала 7,2 × 37,0 м, квадратной башни с лестницей и перистильного П-образного двора. Пол большого зала в отличие от других помещений был выложен из деревянных дощечек, напоминающих паркет. Перистильный двор храма — уникальное для урартской архитектуры сооружение, хотя типичное для архитектуры других древневосточных культур. Крышу двора поддерживали 12 колонн, под полом, вымощенным мелким булыжником, была обустроена система отвода сточных вод. Башня с лестницей отдаленно напоминала небольшой месопотамский зиккурат[39], весь храм был ориентирован по диагонали к сторонам света, что также согласуется с месопотамской традицией. Стены храма были расписаны настенными рисунками, преимущественно на голубом фоне. В ахеменидский период половина храма бога Халди использовалась для хозяйственных нужд, а другая половина стала частью крупной ападаны.

Архитектура храма «Суси»

Храм «Суси» представляет собой прямоугольное помещение с внутренними размерами 5,05 × 8,08 м, внешними 10,00 × 13,45 м, площадью 40 кв. метров, и был очевидно предназначен лишь для небольшого числа посетителей. Храм был расположен строго по диагоналям к сторонам света, что характерно для храмов Месопотамии. В глубине помещения размещался жертвенник. Освещался храм через верхнее отверстие, которое также использовалось для отвода дыма от жертвенного костра. Внутренние стены храма были украшены настенными росписями. В храме был один дверной проём, по обеим сторонам которого остались клинописные надписи царя Аргишти I о закладке сооружения. Фундамент храма выполнен из более крупных и тщательнее вытесаных блоков, чем другие фундаменты Эребуни, что архитектурно сближает его с урартскими крепостями на северном берегу озера Ван. В связи с этим учёные предполагают, что храм возможно сооружался при помощи неурартского населения Эребуни (либо, более вероятно, при помощи переселенцев из страны Хати, либо при участии местного населения страны «Аза»). В ахеменидский период храм был также перестроен в персидский храм[4].

Архитектура храмов Эребуни
Фрагмент перистильного двора храма бога Халди, реконструкция. Изображение бога Халди, настенная роспись храма, реконструкция. Вход в храм «Суси».

Монументальные росписи

По-видимому, благодаря тому, что урарты оставили Эребуни без боя, именно в этом городе лучше всего сохранились монументальные внутренние росписи стен, следы которых были обнаружены археологами почти во всех урартских городах[4]. Первые росписи были обнаружены в первый год раскопок, в 1950 году, в храме бога Халди. После этого археологи, исследовавшие Эребуни, проделали большую работу по сохранению упавших кусков стен и штукатурки с фрагментами росписей и по их консервации. Урартская технология окрашивания сохранила до наших дней яркую гамму красок настенных росписей. Уцелевшие оригинальные фрагменты росписей хранятся в музеях Армении, в основном в Историческом музее Армении. В музее «Эребуни», на развалинах самого Эребуни и в других музеях также выставлены многочисленные копии и реконструкции этих росписей.

Монументальные росписи из крепости Эребуни

Водоснабжение города

Как и в других урартских крепостях, в крепости Эребуни были тщательно продуманы и организованы системы водоснабжения и водоотвода. Водоснабжение крепости обеспечивал подземный самотечный водопровод из круглых каменных труб, стыкующихся друг с другом. Внешний диаметр труб составлял 40 см, внутренний 10 см, стыки между ними заделывались глиной. Источником воды для водовода вероятно являлись источники Гарнийских гор, расположенные в 7 км от Эребуни[40]. Остатки веток древнего урартского водопровода были обнаружены при раскопках на холме Арин-Берд. Водовод был тщательно скрыт и имел также стратегическое значение, особенно на случай осады крепости[4].

Также тщательно был организован отвод сточных вод из крепости. Например, в большом внутреннем дворе крепости и в перистильном дворе сохранились колодцы для сбора дождевой воды с последующим водоотводом.

Вода из водовода крепости вероятно не использовалась в городских кварталах города, так как её не хватало. На территории города был обнаружен каменный чан, фильтрующий воду из более загрязненных источников[41].

Наследие Эребуни

Крепость Эребуни на холме Арин-Берд с некоторой степенью условности считается (словами Б. Б. Пиотровского) «древним ядром» современного Еревана. С одной стороны, крепость Эребуни была покинута урартами в VI веке до н. э., а затем занята персами в V—IV веках до н. э. и в IV веке до н. э. окончательно заброшена[4][25]. Известно также, что после завоевания Империи Ахеменидов Александром Македонским греческий центр в Армении уже находился вблизи современного Вагаршапата, в 20 километрах от Эребуни[16]. Таким образом, нет прямой связи между Эребуни, покинутым в IV веке до н. э., и Ереваном, впервые упоминаемым в 609 году н. э. (но, возможно, существующим с III в. н. э.). С другой стороны, возможна этимологическая связь между словами «Ереван» («Эривань») и «Эребуни» (несмотря на первоначальное чтение «Ирпуни»), которая позволяет допустить определённую связь между Эребуни и Ереваном[25]. Кроме этого, несомненно культурное влияние Урарту на Армению в целом и на Ереван в частности. Исследователи также видят в перестройках Эребуни эпохи Ахеменидов и в серебряных изделиях этого времени, обнаруженных в Эребуни, следы культурного влияния Урарту на Империю Ахеменидов[4][32].

Эребуни в настоящее время

Все археологические работы в крепости Эребуни, расположенной на вершине холма, в настоящее время законсервированы. Многие объекты крепости, включая большие участки фундаментов стен, фундаментов храмов частично реставрированы. Отдельные элементы храма бога Халди и хозяйственных помещений крепости, где наилучшим образом сохранились участки кирпичной кладки, фрагментарно реставрированы и частично реконструированы, чтобы продемонстрировать посетителям принцип их устройства в урартское время[42].

У подножья северо-западной части холма в 1968 году открыт Музей «Эребуни», где собраны находки собственно из Эребуни и из соседнего Тейшебаини, при этом оригиналы некоторых наиболее ценных предметов материальной культуры из обоих городов заменены копиями, а сами предметы находятся в Историческом музее Армении или в его запасниках[17].

У противоположного склона холма, где в урартское время располагались городские постройки, в 2002 году возобновились археологические раскопки, финансируемые Фондом Сороса, в которых участвуют армянские и западные археологи[17].

Слово «Эребуни» популярно в современной Армении и часто используется в названиях коммерческих структур и торговых марок. Район Еревана, на территории которой находится крепость Эребуни, носит название «Эребуни», так же назван один из аэропортов Еревана.

В апреле 2012 года журналом «Forbes» поселение Эребуни было включено в список «9 самых древних крепостей мира»[2].

Напишите отзыв о статье "Эребуни"

Примечания

  1. Согласно новому прочтению, например см. Арутюнян Н. В., Оганесян К. Л. Новые урартские надписи из Эребуни // Вестник древней истории. — Москва, 1970. — № 3. — С. 107—112.. Ранее читалось урартск. URUir-pu-ú-ni, см. например Меликишвили Г.А. [annals.xlegio.ru/urartu/ukn/index.htm Урартские клинообразные надписи] // Вестник древней истории. — Москва, 1953 — 1954. — № 1 — 4, 1953; 1, 1954.). Детерминатив URU как и в других клинописных языках Месопотамии означает «город».
  2. 1 2 Асель Сулеевва. [www.forbes.ru/forbeslife-photogallery/dosug/257743-chtoby-pomnili-9-memorialnykh-muzeev-kotorye-stoit-posetit-kazh/photo/6 9 самых древних крепостей мира]. Forbes (17 сентября 2012). Проверено 21 мая 2014.
  3. Никольский М.В. Клинообразная надпись из Ганли-тапа около Эривани // Древности восточные. — Издательство Московского археологического общества, 1894. — Вып. II.
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 Оганесян К. Л. Арин-Берд I, Архитектура Эребуни по материалам раскопок 1950—1959 гг. — Ереван: Издательство АН Армянской ССР, 1961.
  5. Пиотровский Б. Б. Ванское царство (Урарту) / Орбели И. А. — Москва: Издательство Восточной литературы, 1959. — С. 22—23. — 286 с. — 3500 экз.
  6. Компиляция Б. Б. Пиотровского на основании публикаций Меликишвили Г.А. [annals.xlegio.ru/urartu/ukn/index.htm Урартские клинообразные надписи] // Вестник древней истории. — Москва, 1953 — 1954. — № 1 — 4, 1953; 1, 1954. и Оганесян К. Л. Арин-Берд (Ганли-тапа) — урартская крепость города Ирпуни // Известия академии наук Армянской ССР. — Ереван, 1951. — № 8.
  7. Капанцян Г. Р. Новая клинопись // Коммунист : газета. — Ереван, 1950. — Т. X, № 4.
  8. Пиотровский Б. Б. Ванское царство (Урарту) / Орбели И. А. — Москва: Издательство Восточной литературы, 1959. — С. 31. — 286 с. — 3500 экз.
  9. Iranica. [www.iranicaonline.org/articles/erevan-1 EREVAN]. «Erevan is located on a site that has been occupied for millennia. Today it is generally acknowledged that the name is to be traced to that of an 8th-century B.C.E. Urartian fortress, E/Ir(e)b/puni… Modern Erevan can be said to continue both the name and the history of Erebuni. The identification is confirmed by an Urartian cuneiform inscription found in September 1950 on the mound Arin-Berd (i.e., Ganli Tappa) on the southeastern edge of Erevan »
  10. Richard G. Hovannisian. [books.google.com/books?id=G0lA5uTJ0XEC The Armenian People from Ancient to Modern Times]. — Palgrave Macmillan, 1997. — Vol. I. The Dynastic Periods: From Antiquity to the Fourteenth Century. — P. 27. — 386 p. — ISBN 0-312-10169-4, ISBN 978-0-312-10169-5. «In the eighth century B.C.. the fortress-cities of Teishebaini (Armenian Karmir Blur) and Erebuni (Arin Berd) were established, in what is now Erevan, by King Argishti II.»
  11. Robert H. Hewsen. Armenia: A Historical Atlas — University of Chicago Press, 2001. — 341 p. — ISBN 0226332284, ISBN 9780226332284. Стр. 27. «The study of Urartian historical geography, while perhaps no longer in its infancy, is still in its early stages. Although some toponyms can be identified with certainty (e.g., Tuspa = Van; Erebuni = Erevan), most of them, including some important districts, cannot be located with any degree of exactness, a fact not readily apparent on many maps.»
  12. Britannica. Yerevan. «Though first historically recorded in 607 ce, Yerevan dates by archaeological evidence to a settlement on the site in the 6th-3rd millennia bce and subsequently to the fortress of Yerbuni in 783 bce. From the 6th century bce it formed part of the Armenian kingdom.»
  13. J.R.Russel. Armeno-Iranica. // Papers in honour of Professor Mary Boyce / Red.: Jacques Duchesne-Guillemin: encyclopédie permanente des études iraniennes, Vol. 1. Brill Archive, 1985. ISBN 906831002X, 9789068310023. P. 454 «Erevan, named after the ancient Urartean fortress of Erebuni»
  14. Paul Zimansky. Urartian and the Urartians // Sharon R. Steadman, Gregory McMahon. The Oxford handbook of ancient Anatolia (10,000-323 BCE). Oxford University Press, 2011. ISBN 0195376145, 9780195376142. P. 557. « All but a few Urartian sites were abandoned, and only rarely do place-names in Urartian texts carry over into later eras, Erevan from Erebuni being one notable exception.»
  15. Оганесян К.Л. Крепость Эребуни (782 г. до н.э.) / Пиотровский Б.Б.. — Ереван: Айастан, 1980. — 144 с. — 1500 экз.
  16. 1 2 3 Ходжаш С. И., Трухтанова Н. С., Оганесян К. Л. Эребуни. Памятник Урартского зодчества VIII—VI в. до н. э. — М.: Искусство, 1979.
  17. 1 2 3 Каталог археологических предметов музея «Эребуни». — Ереван: издательство Управления по охране памятников истории и культуры Республики Армения, 2002. — 80 с. — ISBN 99930-2-535-6.
  18. 1 2 3 Отождествление Хати, урартск. Ḫāti, с Мелитеной сделано на основе Дьяконов И.М. [annales.info/other/djakonov/index.htm#pian Предыстория армянского народа. История Армянского нагорья с 1500 по 500 г. до н.э. Хурриты, лувийцы, протоармяне] / Еремян С. Т. — Ереван: Издательство АН Армянской ССР, 1968. — С. 233. — 266 с. — 1000 экз. и Дьяконов И.М. Малая Азия и Армения около 600 г. до н.э. и северные походы вавилонских царей // Вестник древней истории. — Москва: Наука, 1981. — № 2. — С. 34—63.
  19. Перевод Г. А. Меликишвили из книги: Меликишвили Г. А. Урартские клинообразные надписи. — Москва: Издательство АН СССР, 1960.
  20. «История Востока: Восток в древности», глава XVIII «[gumilevica.kulichki.net/HE1/he118.htm#he118para1 Урарту, Фригия, Лидия]», часть 2 «Возвышение Урарту»:
  21. На самом деле «susi-» — урартский детерминатив, который вероятно обозначает просто «храм», однако это обстоятельство ещё не было известно учёным в начальный период раскопок в Эребуни, и за данным храмом бога Иварша во всей последующей литературе сохранилось условное название «Суси».
  22. Перевод Г. А. Меликишвили из статьи: Меликишвили Г. А. К вопросу о хетто-цупаннийских переселенцах в Урарту // Вестник древней истории. — Москва, 1958. — № 2.
  23. Меликишвили Г. А. К вопросу о хетто-цупаннийских переселенцах в Урарту // Вестник древней истории. — Москва, 1958. — № 2.
  24. 1 2 Арутюнян Н. В. Биайнили (Урарту). — Ереван: Издательство Академии наук Армянской ССР, 1970.
  25. 1 2 3 4 5 6 Пиотровский Б. Б. Ванское царство (Урарту) / Орбели И. А. — Москва: Издательство Восточной литературы, 1959. — 286 с. — 3500 экз.
  26. 1 2 Лосева И. М. Раскопки цитадели урартского города Ирпуни // Краткие сообщения Института истории материальной культуры. — Москва, 1955. — № 58.
  27. Оганесян К.Л. Крепость Эребуни (782 г. до н.э.) / Пиотровский Б.Б.. — Ереван: Айастан, 1980. — С. 91—113. — 144 с. — 1500 экз.
  28. 1 2 Мартиросян А. А. Аргиштихинили. — Ереван: Издательство АН Армянской ССР, 1974.
  29. 1 2 3 Перевод Н. В. Арутюняна из статьи: Арутюнян Н. В. Оганесян К. Л. Новые урартские надписи из Эребуни // Вестник древней истории. — Москва, 1970. — № 3.
  30. Оганесян К. Л. Раскопки урартского города Эребуни // Советская археология. — 1960. — № 3.
  31. Лосева И. М. Новые археологические исследования отряда ГМИИ им. А. С. Пушкина на холме Арин-берд // Советская археология. — Москва, 1958. — № 2.
  32. 1 2 Аракелян Б. Н. Клад серебряных изделий из Эребуни // Советская археология. — 1971. — № 1.
  33. Оганесян К.Л. Крепость Эребуни (782 г. до н.э.) / Пиотровский Б.Б.. — Ереван: Айастан, 1980. — С. 33. — 144 с. — 1500 экз.
  34. Оганесян К.Л. Крепость Эребуни (782 г. до н.э.) / Пиотровский Б.Б.. — Ереван: Айастан, 1980. — С. 34. — 144 с. — 1500 экз.
  35. Оганесян К.Л. Крепость Эребуни (782 г. до н.э.) / Пиотровский Б.Б.. — Ереван: Айастан, 1980. — С. 16. — 144 с. — 1500 экз.
  36. James Russell. The Formation of the Armenian Nation // Govannisian R.G. The Armenian People from Ancient to Modern Times. The Dynastic Periods: From Antiquity to the Fourteenth Century. — New York: University of California, Los Angeles, St. Martin’s Press. — Т. 1. — ISBN 0-312-10169-4.
  37. Оганесян К.Л. Крепость Эребуни (782 г. до н.э.) / Пиотровский Б.Б.. — Ереван: Айастан, 1980. — С. 40. — 144 с. — 1500 экз.
  38. Оганесян К.Л. Крепость Эребуни (782 г. до н.э.) / Пиотровский Б.Б.. — Ереван: Айастан, 1980. — С. 63—64. — 144 с. — 1500 экз.
  39. Оганесян К.Л. Крепость Эребуни (782 г. до н.э.) / Пиотровский Б.Б.. — Ереван: Айастан, 1980. — С. 64. — 144 с. — 1500 экз.
  40. Оганесян К.Л. Крепость Эребуни (782 г. до н.э.) / Пиотровский Б.Б.. — Ереван: Айастан, 1980. — С. 125. — 144 с. — 1500 экз.
  41. Оганесян К.Л. Крепость Эребуни (782 г. до н.э.) / Пиотровский Б.Б.. — Ереван: Айастан, 1980. — С. 125—126. — 144 с. — 1500 экз.
  42. Оганесян К.Л. Крепость Эребуни (782 г. до н.э.) / Пиотровский Б.Б.. — Ереван: Айастан, 1980. — С. 131—138. — 144 с. — 1500 экз.

Литература

  • Оганесян К.Л. Крепость Эребуни (782 г. до н.э.) / Пиотровский Б.Б.. — Ереван: Айастан, 1980. — 144 с. — 1500 экз.
  • Ходжаш С. И., Трухтанова Н. С., Оганесян К. Л. Эребуни. Памятник Урартского зодчества VIII—VI в. до н. э. — М.: Искусство, 1979.
  • Оганесян К. Л. Арин-Берд I, Архитектура Эребуни по материалам раскопок 1950—1959 гг. — Ереван: Издательство АН Армянской ССР, 1961.
  • [www.qypchaq.unesco.kz/Sources-Russian.htm Крепость Эребуни] / Гаркавец А. Н. — Алматы: Баур, 2005. — 192 с. — ISBN 5-7667-3603-7.
  • Арутюнян Н. В. Город Эребуни согласно клинописным источникам // Древний Восток. Города и торговля. — Ереван, 1973.
  • Арутюнян Н. В. Оганесян К. Л. Новые урартские надписи из Эребуни // Вестник древней истории. — Москва, 1970. — № 3.
  • Лосева И. М. Новые археологические исследования отряда ГМИИ им. А. С. Пушкина на холме Арин-берд // Советская археология. — Москва, 1958. — № 2.
  • Оганесян К. Л. Раскопки урартского города Эребуни // Советская археология. — 1960. — № 3.

Ссылки

  • [www.armenica.org/cgi-bin/armenica.cgi?=2=bc=1====bcz0002 Информация об Эребуни] на сайте Armenica.org  (англ.)
  • Изображения развалин Эребуни на Panoramio: [www.panoramio.com/photo/78788147 photo1], [www.panoramio.com/photo/78788110 photo2], [www.panoramio.com/photo/78788160 photo3], [www.panoramio.com/photo/78788212 photo4], [www.panoramio.com/photo/78838615 photo5]

Отрывок, характеризующий Эребуни


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.