Ереванский государственный медицинский университет имени Мхитара Гераци

Ереванский государственный медицинский университет им. Мхитара Гераци (ЕГМУ)
Оригинальное название	Մխիթար Հերացու անվան Երեվանի Պետական Բժշկական Համալսարան
Год основания	1920
Ректор	Нариманян Михаил Захарович
Студенты	3000
Расположение	Армения Армения
Юридический адрес	Республика Армения, 0025, г. Ереван, ул. Корюна д.2
Сайт	[www.ysmu.am www.ysmu.am]
Награды

К:Учебные заведения, основанные в 1920 году

Ереванский государственный медицинский университет им. Мхитара Гераци — ведущее высшее медицинское учебное заведение Республики Армения. До 1930 года — медицинский факультет Ереванского университета, до 1996 года — Ереванский государственный медицинский институт (ЕрМИ).

Университет назван в честь Мхитара Гераци (XII в.) — врача и автора лечебника, основоположника армянской медицины.

История

До образования первой Республики Армения армяне вынуждены были получать высшее образование в университетах России и Европы. Вопрос об открытии высшего учебного заведения в Армении стал безотлагательным после закрытия частного вуза в Грузии, в котором получали образование многочисленные студенты из Армении.

16 мая 1919 года Совет министров Республики Армения принимает решение основать в Ереване университет с 4 факультетами: историко-лингвистическим, экономико-юридическим и медицинским факультетами, а также физико-математеческим факультетом с техническими подразделениями.

31 января 1920 года университет временно открывается в здании Александрапольской торговой школы, так как в Ереване отсутствовали необходимые условия. На торжественном открытии университета присутствовали премьер-министр Республики Александр Хатисов, министр культуры и общественной науки Н. Агбалян, а также множество гостей как из Армении, так и из стран зарубежья.

С нового учебного года университет был перемещен в здание Ереванской педагогической семинарии и назван Ереванским народным университетом, а с 1922 года — государственным университетом.

В эти годы Армения была в крайне тяжелых социально-экономических и санитарно-эпидемиологических условиях. Почти всё население было лишено возможности получать первую медицинскую помощь. В связи с этим целенаправленно осуществлялась работа по открытию медицинского факультета.

В конце октября 1920-го года премьер-министр Г. Оганджанян и министр народного образования Г. Казарян подписали постановление «О медицинском факультете в университете». Однако в силу политических обстоятельств данное постановление не было приведено в исполнение.

29-го ноября 1920-го года в Армении была установлена советская власть. Декретом ревкома Республики от 22-го декабря 1920-го года был создан Наркомат здравоохранения. По решению последнего 3-го ноября 1921 года при Ереванской городской больнице была открыта школа подготовки медицинских кадров. Фактически, это было первое медицинское учебное заведение в Армении. Учебные программы школы соответствовали стандартам высшего образования. Тем не менее ещё не было необходимых условий для обеспечения регулярного учебного процесса. В марте 1922-го года на базе Ереванской медицинской школы был открыт медицинский факультет Ереванского государственного университета. Деканом факультета был назначен опытный организатор здравоохранения доктор Спандарат Камсаракан. На пути организации учебного процесса стояло множество препятствий: отсутствие аудиторий, лабораторий, клинических больниц, медицинского оборудования, инструментов и учебников, а профессорско-преподавательский состав факультета состоял из 6-ти человек.

Первоначально учебной базой для медицинского факультета служил Анатомо-физиологический институт, находящийся в невзрачном здании, лишенном элементарных удобств. В данном здании были размещены кафедры нормальной анатомии, физиологии и гистологии. Кафедра патологической анатомии временно действовала в прозекторской второй городской больницы, а кафедра фармакологии — в одном из помещений Дома культуры городского совета. В 1922-27 гг. формирование как теоретических, так и клинических кафедр было в основном завершено. В 1927-м году была отстроена часть анатомического корпуса, и теоретические кафедры были перенесены туда, а Анатомо-физиологический институт был расформирован.

В 1930-м году была отстроена часть биохимического корпуса, в котором разместились теоретические кафедры и администрация института. В 1931-32 гг. было полностью сдано в эксплуатацию здание анатомикума, вместившее в своих стенах кафедры морфологии и судебной медицины. В основании и становлении факультета большую роль сыграли нарком по делам торговли Семён Лазарев, нарком просвещения Асканаз Мравян, ректор университета Акоб Ованнисян, а также представители старшего поколения врачей Советской Армении, первые преподаватели факультета Ваан Арцруни, Спандарат Камсаракан, Григор Арешян, Левон Ованнисян, Аршак Акобян, Амбардзум Кечек, Абгар Исаакян, Григор Медникян, Пайлак Акобян, Егише Шек-Овсепян и другие.

Факультет послужил прочной платформой для организации здравоохранения и развития медицины. По некоторым узким клиническим специальностям не было стационарных отделений, в которых студенты могли бы участвовать в диагностике, уходе и лечении больных. Самое большое хирургическое отделение с 28 койко-местами было в первой городской больнице. Ещё одной трудностью было то, что обучение велось на родном языке, в то время как учебников на армянском языке не было, а без наличия армянской медицинской терминологии перевести существующие на других языках учебники не представлялось возможным. В связи с этим выход в свет «Русско-латинско-армянского» медицинский словаря под редакцией В. Арцруни стало большим достижением. Словарь был издан в 1924-м году и насчитывал порядка 19 тысяч лексических единиц. В 1922-30 гг. для студентов медицинского университета было издано 17 учебников. Авторами первых учебников на армянском были В. Арцруни («Анатомия человека») и А. Акобян («Нормальна физиология человека»). В 1927-м году состоялся первый выпуск студентов высшего медицинского учебного заведения — 32 человека. В 1930 году по решению Правительства Армянской ССР на базе факультетов государственного университета были созданы самостоятельные институты, в их числе — Государственный медицинский институт, первым ректором (директором) которого стал Акоб Ованнисян, в 1922—1930 гг. занимавший пост ректора государственного университета и имевший большой опыт в управлении вузом. В первое время существования факультета прием студентов носил спонтанный характер. Это послужило причиной тому, что к 1930-му году он успел выпустить лишь 136 врачей. И только начиная с 1930—1931 учебного года для уже самостоятельного медицинского института было выделено 150 учебных мест. Знаменательно то, что 30 % студентов вуз-а составляли граждане Грузии, Азербайджана, России и Ирана. До 1931-го года вуз имел лишь один факультет — медико-профилактический. В 1931—1932 учебном году открылся санитарно-гигиенический факультет, а в 1939-м — русскоязычное отделение медицинско-профилактического факультета, так как учиться в институте приезжали армяне со всех стран СССР. В 1936-м году по решению Совнаркома СССР институту было предоставлено право принимать к защите кандидатские и докторские диссертации. Представители института и ранее защищали диссертации, получая звания кандидатов, а с 1944-го года — докторов медицинских наук, однако проходила защита в Москве, Ленинграде и других союзных городах. Тяжелые последствия культа личности не обошли стороной и медицинский институт: в 1937-м году группе именитых преподавателей и опытных руководителей были предъявлены безосновательные и мнимые обвинения. В результате махинаций преступной сталинской политики была прервана плодотворная деятельность таких специалистов, как Г. Мирза-Авагян, А. Ованнисян, С. Камсаракан, С. Багдасарян, А. Шахвердян.

Не успел институт оправиться от этого удара, как ему пришлось встретиться с новым испытанием. Разразилась Великая Отечественная война. Профессорско-преподавательский состав и студенты медицинского с честью выполняли свой долг перед Родиной, служа в рядах действующей армии и госпиталях тыла. В районах и городах Армении создаются многочисленный эвакогоспитали, основная часть врачей и руководителей которых были выпускники института. 56 из 85-ти научных работ, созданных в эти годы, были посвящены обороне. С начала войны университетские аудитории, лаборатории и клинические базы служили также медицинским институтам Краснодара и имени Орджоникидзе, переехавшим в Ереван. Начавшиеся в 1935-м году периодические научные сессии, регулярно созывались и в военные годы. Особенно большое количество выпускников было именно в годы войны, в то время как начиная с 1927-го года, вузы Аремении дали всего 873 выпускника. В 1947-м году, для развития научно-исследовательской работы среди студентов и облегчения последующего выбора педагогических кадров, было создано студенческое научное общество. При кафедрах также формируются научные кружки. В 1930-м году была основана научная библиотека, а с 1958-года стала издаваться газета «Апага бжишк», по сей день освещающая жизнь вуза. В дальнейшем была также создана типография института, позволившая обеспечить кафедры необходимыми учебно-методическими материалами. В 1957-м году представителям армянской диаспоры была предоставлена возможность получить высшее медицинское образование на Родине, в связи с чем был открыт отдел иностранных студентов. Получить профессию врача в Ереване приезжали армяне из Сирии, Ливана, Иордании, Эфиопии, Ирана, Судана, Кипра, Болгарии, Венгрии, Франции, Великобритании и других стран. С 1985-го года учиться в институте приезжают иностранцы: арабы, индийцы, персы, лаосцы и другие.

Параллельно подготовке медицинских кадров институт занимался вопросами специализации и повышения квалификации уже практикующих врачей. Для предания данной работе фундаментальности и повышения профессиольного уровня врачей всех медицинских заведений республики в 1958-м году был открыт факультет усовершенствования врачей со своими кафедрами, на базе которой в 1963-м году был основан Ереванский всесоюзный институт усовершенствования врачей (ныне Национальный институт здравоохранения): По решению Правительства РА в 2011-м году образовательная составляющая последнего была объединена с образовательной системой медицинского университета с целью организации длительного процесса подготовки врачей в одном учебном заведении, оснащённом необходимыми кадровыми и структурными возможностями и клиническими базами. В 1958-м году, с целью подготовки квалифицированных педиатров для республики, создаётся факультет педиатрии. В 1961-м был открыт факультет стоматологии со своими кафедрами, а в 1964-м — научно-исследовательская лаборатория (с 1992-го года — научно-исследовательский центр). В 1970-м году в стенах института начинает действовать Университет искусства с двумя условными факультетами: музыки и изобразительных искусств. Данные направления искусства будущим врачам представляли видные деятели искусства и преподаватели консерватории. В 1971-м году Указом Президиума Верховного Совета СССР был утверждён текст «Присяги врача Советского Союза». В 1972-м году был основан фармакологический факультет, а в 1973-ем — факультет общественных специальностей. В 1975-м году было создано подготовительное отделение, пройдя определённый курс в котором, люди, пришедшие с основного производства и демобилизованные солдаты Советской армии могли поступить в институт. В честь своего 50-летия в 1980-м году Ереванский государственный медицинский университет был награждён Орденом Трудового Красного Знамени за успехи в деле подготовки квалифицированных медицинских кадров.

По решению Совета министров Армении от 25-го мая 1989-го года Ереванский государственный медицинский институт был назван в честь великого врача и мыслителя средневековья Мхитара Гераци. Во время разрушительного землетрясения 1988-го года студенты и преподаватели с честью выполнили свой гражданский и профессиональный долг перед Родиной. Уже 7-го декабря в институте под руководством ректора был создан оперативный штаб. В тот же день порядка 200 студентов во главе со своими преподавателями уезжали в Спитак и Ленинакан оказывать первую медицинскую помощь пострадавшим. Каждый день в зону бедствия выезжали новые отряды из 200-250-ти человек. В институте создаётся пункт сдачи донорской крови, где за один день безвозмездно сдаёт кровь 400 человек. Студентки учредили круглосуточное дежурство в госпиталях Еревана, ухаживая за ранеными. В 1991-м году Армения была провозглашена независимой республикой. Помимо объективных трудностей, присущих переходному периоду, в 1992—1995-е годы страна пережила глубокий экономический и энергетический кризис. Но даже в столь трудные времена, когда были парализованы не только экономика, транспорт, но и вся система образования, Ереванский государственный медицинский институт продолжает своё существование и даже переживает определенное развитие. По требованию времени в 1992-м году, когда Армения оказалась в положении войны, появляется необходимость в подготовке военных врачей. В 1994-м году на базе созданной в 1992-м году военной кафедры был открыт военно-медицинский факультет. В 1992-м году по инициативе студентов института был сформирован студенческий парламент, сыгравший важную роль в организации внутривузовской работы. С 1997-го года университет инициировал процесс повышения квалификации преподавателей, поскольку после распада СССР сотрудники ЕГМУ не могли более повышать квалификацию в центральных городах Союза.

В 1999-2000-м учебном году лечебный и педиатрический факультеты объединяются с факультетом медицинской профилактики в единый факультет общей медицины. Медицинский достиг выдающихся успехов в установлении и развитии международных связей. Были достигнуты соглашения с медицинскими учреждениями Франции, Германии, Греции, Ирана и других стран. С каждым годом увеличивается число обменных программ для преподавателей, студентов и ординаторов. Учитывая весомый вклад Ереванского медицинского института в деле подготовки медицинских кадров и развития медицины, в 1995-м году по решению Правительства РА институту был присвоен статус университета. Для наилучшей организации подготовки врачей и последипломного образования по решению Правительства РА № 1940 от 15-го марта 1995-го года под юрисдикцию медицинского университета был полностью сдан прилагающий к нему больничный комплекс. В 2005-2006-м учебном году, сообразно с международными образовательными стандартами, ЕГМУ перешёл на двухуровневую систему образования. В 2010-м году для подготовки квалифицированных врачей и фармакологов в университете был открыт факультет последипломного и непрерывного образования. На сегодняшний день университет насчитывает более 31-й тысячи выпускников. В 2011-2012-м учебном году на 7-ми факультетах Ереванского государственного медицинского университета учится 6360 студентов, из них 1135 — представители зарубежных государств. Учебно-практическая и научно-исследовательская работа ведётся на 100 действующих кафедрах, ведущих клинических базах и научно-исследовательских центрах Еревана. Из более чем 1100 преподавателей вуза 171 являются докторами наук, 504 — кандидатами. Научно-педагогическую деятельность в университете ведёт 7 академика НАН РА. Этот мощный научный потенциал играет серьёзную роль в развитии медицины и смежных наук в Армении.

• Ованесян Акоп 1930—1936 гг.
• Акопян Вилен 1987—2006 гг.
• Калян Гоар 2006—2011 гг.
• Думанян Дереник с 2011 г.

Факультеты

В ЕГМУ действует трёхступенчатая система образования(Бакалавриат- магистратура- резидентура(интернатура)). При Ереванском медицинском университете функционируют следующие факультеты:

1. Общемедицинский — с шестилетним образованием, число студентов 1428. Окончив лечебный факультет студенты получают специальность «лечебное дело».
2. Общественного здоровья — число студентов 5. Учёба проводится в магистратуре.
3. Стоматологический факультет был основан в 1963 году. Обучение 4 года, число студентов 385. Окончив магистратуры стоматологического факультета, студенты получают специальность врача-стоматолога.
4. Фармацевтический факультет был основан в 1972 году. Обучение 4 года, число студентов 209. Окончив магистратуру фармацевтического факультета, студенты получают специальность провизора.
5. Военно-медицинский факультет был основан в 1994 году. Обучение 5 лет, число студентов 96. Окончив магистратуру, студенты получают специальность военного врача по лечебному делу.
6. Факультет иностранных студентов — обучаются на разных факультетах, число студентов 462.

Всего в Ереванском государственном медицинском университете обучаются 3648 студентов.

1. Факультет послевузовского и непрерывного образования

В университете также функционирует подготовительное отделение для иностранных граждан, где обучаются 70 учащихся.

Кафедры

При университете действует следующие 108 кафедр и курсов. Общее число профессорско-преподавательского состава — 568 человек.

1. Военно-полевой хирургии, стоматологии и терапии
2. Общественных наук
3. Клинической иммунологии
4. Физвоспитания и здоровья
5. Спортивной медицины и реабилитации
6. Военной и экстремальной медицины
7. Русского языка
8. Иностранного и латинского языков
9. Мед. биологии и генетики
10. Мед.и биолог.физики с информатикой и мед.аппаратурой
11. Общей и биоорганической химии
12. Биологической химии
13. Нормальной анатомии
14. Гистологии
15. Нормальной физиологии
16. Микробиологии
17. Фармакологии
18. Патологической анатомии
19. Патологической физиологии
20. Общей гигиены и экологии
21. Соц.медицины и орг.здравоохранения
22. Профильной гигиены
23. Лучевой диагностики, лучевой терапии и онкологии
24. Пропедевтики внутренних болезней
25. Туберкулеза
26. Инфекционных болезней с детскими инфекциями
27. Дерматовенерологии
28. Неврологии
29. Психиатрии
30. Медицинской психологии
31. Внутренних болезней N 1
32. Внутренних болезней N 2
33. Языков иностранных студентов
34. Внутренних болезней N 3
35. Хирургический болезней N 3
36. Общей хирургии
37. Оперативной хирургии
38. Хирургических болезней N 1
39. Хирургических болезней N 2
40. Травматологии и ортопедии
41. ЛОР болезней
42. Офтальмологии
43. Судебной медицины
44. Акушерства и гинекологии
45. Педиатрии N 3
46. Детской стоматологии
47. Педиатрии N 1
48. Детской хирургии
49. Педиатрии N 2
50. Терапевтической стоматологии
51. Ортопедической стоматологии
52. Челюстно-лицевой хирургии и хирургической стоматологии
53. Технологии лекарств и организации фармации
54. Фармацевтической химии
55. Клинической фармакологии и фармакогнозии с ботаникой
56. Эпидемиологии
57. Акушерства и гинекологии N 2
58. Армянского языка и мед.терминологии.
59. Урологии

Известные выпускники и преподаватели

• Ашот Мовсесович Агаронов — учёный, врач-акушер, гинеколог. Заслуженный деятель наук Башкирской АССР (1945), Армянской ССР (1961). Председатель Научного общества акушеров-гинекологов Армянской ССР.
• Арутюнян, Геворг Сагателович — армянский театральный деятель
• Бабаян, Аракси Товмасовна — выдающаяся армянский химик-органик. Заслуженный деятель науки и техники Армянской ССР (1961), академик Академии наук Армянской ССР (1968, с 1956 член-корреспондент).
• Манучарян, Григорий Назарович — военный и научный деятель, полковник медицинской службы, кандидат наук, доцент

Ссылки

• [www.ysmu.am Официальный сайт]
• [www.ermiclub.com Клуб выпускников]

Отрывок, характеризующий Ереванский государственный медицинский университет имени Мхитара Гераци

Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.