Ерин, Виктор Фёдорович

Виктор Фёдорович Ерин
Министр внутренних дел Российской Федерации
15 января 1992 года — 30 июня 1995 года
Президент:	Борис Николаевич Ельцин
Предшественник:	Андрей Фёдорович Дунаев
Преемник:	Анатолий Сергеевич Куликов
Рождение:	17 января 1944(1944-01-17) (80 лет) Казань, РСФСР, СССР
Образование:	Высшая школа МВД СССР
Военная служба
Годы службы:	1964—2000
Принадлежность:	МВД России
Звание:	генерал армии в отставке
Награды:

Ви́ктор Фёдорович Е́рин (род. 17 января 1944, Казань) — российский государственный деятель, генерал армии (1993), генерал-полковник внутренней службы (1992). Первый заместитель министра внутренних дел РСФСР (февраль—сентябрь 1991). Первый заместитель министра внутренних дел СССР (1991—1992). Министр внутренних дел Российской Федерации (1992—1995), один из основных участников октябрьских событий 1993 года. Заместитель директора Службы внешней разведки Российской Федерации (1995—2000).

Биография

С 1960 г. работал слесарем-инструментальщиком на авиационном заводе им. Горбунова.

Образование

В 1967 году с отличием окончил Казанский филиал Елабужской средней школы милиции. В 1973 году с отличием окончил Высшую школу МВД СССР.

Работа в МВД

Службу в органах внутренних дел начал в 1964 году участковым уполномоченным Ленинского РОООП, г.Казань. Затем служил в органах внутренних дел Татарии в должностях от оперативного уполномоченного до начальника Управления уголовного розыска МВД Татарской АССР (последний пост занимал с 1980 года по 1983 год), принимал участие в расследовании тяжких преступлений, разоблачении особо опасных преступных групп. С 1980 года по 1981 год находился в служебной командировке в Афганистане.

С 1983 года — начальник 8 отдела Главного управления по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией МВД СССР.

С 1988 года по 1990 год — первый заместитель министра внутренних дел Армянской ССР.

С 1990 года по февраль 1991 года — заместитель министра внутренних дел РСФСР — начальник Службы криминальной милиции.

С 23 февраля по 27 сентября 1991 года — первый заместитель министра внутренних дел РСФСР — начальник службы криминальной милиции.

В мае 1991 года стал одним из первых высших руководителей МВД, который вышел из КПСС.

22 августа 1991 года, будучи первым заместителем министра внутренних дел РСФСР, вместе с председателем КГБ РСФСР Виктором Иваненко, заместителем генпрокурора России Евгением Лисиным и бывшим вице-премьером российского правительства Григорием Явлинским принимал участие в аресте министра внутренних дел СССР Бориса Пуго. По официальной версии, за несколько часов до приезда группы ареста Пуго и его жена застрелились. Также принимал участие в арестах премьер-министра СССР В. Павлова и председателя Верховного Совета СССР А. Лукьянова.

5 сентября 1991 года был назначен первым заместителем министра внутренних дел СССР, сменив на этом посту Бориса Громова.

Был одним из главных инициаторов и разработчиков Указа Президента РСФСР Б. Н. Ельцина об образовании Министерства безопасности и внутренних дел (МБВД) от 19 декабря 1991 года, который через неделю после подписания вызвал протест со стороны Верховного Совета РСФСР (в том числе и в лице Александра Гурова) и был отменен Конституционным судом Российской Федерации в январе 1992 года, поскольку противоречил Конституции РСФСР.

Работа на посту министра внутренних дел России

В январе 1992 года назначен министром внутренних дел России. 9 мая 1992 года произведен в генерал-полковники внутренней службы.

В ноябре 1992 года возглавил оперативный штаб по восстановлению правопорядка в районе ингушско-осетинского конфликта. По утверждению бывшего председателя Госкомитета РСФСР по национальной политике Валерия Тишкова, в тот момент, Ерин признавался в неспособности влиять на ситуацию.

23 декабря 1992 года, при формировании нового состава Совета Министров, Ерин был переназначен главой МВД.

Андрей Дунаев, работавший у Ерина первым заместителем, утверждал, что в мае 1993 года тот от него требовал физической ликвидации лидера «Трудовой России» Виктора Анпилова.

23 июля 1993 года Верховный Совет Российской Федерации, по результатам отчета парламентской комиссии по расследованию событий 1 мая 1993 года в г. Москве, предложил президенту России Б. Н. Ельцину рассмотреть вопрос об отставке Ерина с поста министра. Однако Ельцин не подписал соответствующий указ.

12 сентября 1993 года Ерин поддержал проект антиконституционного указа Президента Российской Федерации № 1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета, который через 9 дней был подписан президентом Б. Н. Ельциным. 22 сентября указом и. о. президента РФ Александра Руцкого за поддержку указа о роспуске Съезда и парламента Ерин был освобожден от должности министра внутренних дел. Однако, Ерин не подчинился данному решению и продолжил руководить МВД, выполняя указания Ельцина.

23 сентября Ерин ввел в Москву внутренние войска и часть дивизии особого назначения им. Ф. Э. Дзержинского. Подписал приказ для сотрудников МВД, охранявших Верховный Совет, согласно которому в случае добровольного выхода из состава охраны Верховного Совета им гарантировались трудоустройство, решение материальных вопросов и обеспечение льгот. На следующий день отдал распоряжение организовать строгую блокаду «Белого дома» силами сотрудников милиции.

1 октября 1993 года (за несколько дней до разгона Верховного Совета танками) указом Ельцина ему было присвоено воинское звание генерала армии.

Принял активное участие в октябрьских событиях по вооружённому подавлению противников Бориса Ельцина из числа сторонников Съезда народных депутатов и Верховного Совета 3-4 октября. В частности, подразделения МВД России, подчинённые Ерину, разгоняли митинги оппозиции, участвовали в осаде и штурме здания Верховного Совета России 4 октября. 7 октября получил за это звание Героя Российской Федерации. В тот же день в МВД состоялась пресс-конференция Виктора Ерина и командующего внутренними войсками Анатолия Куликова. В ходе этой пресс-конференции журналистам сообщили, что из здания Верховного Совета было вывезено 49 трупов.

20 октября 1993 года назначен членом Совета Безопасности Российской Федерации.

С декабря 1994 года по январь 1995 года руководил действиями подразделений и органов МВД России на территории Чеченской Республики.

10 марта 1995 года Государственная Дума выразила недоверие В. Ф. Ерину (за недоверие министру внутренних дел проголосовали 268 депутатов). 30 июня 1995 года после провала освобождения заложников в Будённовске указом Ельцина освобожден от должности министра внутренних дел с формулировкой «по собственной просьбе».

Дальнейшая деятельность

В 1995—2000 гг. — заместитель директора Службы внешней разведки Российской Федерации.

С 1999 г. — советник председателя Центрального банка Российской Федерации.

С 2001 года на пенсии.

18 июня 2005 года на общем собрании акционеров был избран в состав совета директоров ОАО «Мотовилихинские заводы».

Ерин отрицательно относился к идее преобразования Внутренних войск МВД России в части национальной гвардии, считая, что внутренние войска способны результативно выполнять свои функции и нет никакой необходимости превращать их в подразделения гвардейцев.

Награды

• Герой Российской Федерации (7 октября 1993 года) — за мужество и героизм, проявленные при пресечении вооруженной попытки государственного переворота 3-4 октября 1993 года в Москве
• Орден Красной Звезды
• Медали

Семья

Женат, имеет двоих детей. Сын Леонид — офицер, служит в ФСО России.

Интересные факты

Из-за него пошло выражение "еринские упыри", которым в начале 1990-х годов называли сотрудников милиции.

Ссылки

•  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=3587 Ерин, Виктор Фёдорович]. Сайт «Герои Страны».
• 1993.sovnarkom.ru/KNIGI/MINISTRY/erin1993.htm

Отрывок, характеризующий Ерин, Виктор Фёдорович

– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.