Ермилов, Василий Дмитриевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ермилов Василий Дмитриевич
Єрмилов Василь Дмитрович

Фотография 1915 года
Дата рождения:

9 (21) марта 1894(1894-03-21)

Место рождения:

Харьков

Дата смерти:

6 января 1968(1968-01-06) (73 года)

Место смерти:

Харьков

Гражданство:

СССР

Учёба:

Харьковский художественный институт

Влияние:

Татлин В. Е.[1]

Работы на Викискладе

Ермилов Василий Дмитриевич (укр. Єрмилов Василь Дмитрович, род. 9 марта (21 марта) 1894 г. Харьков — ум. 6 января 1968 г. Харьков) — украинский советский художник — авангардист и дизайнер, видный участник различных художественных течений 1910-х — 1920-х годов XX столетия (кубизм, конструктивизм и др.). Автор многих проектов: сборных киосков, агитационных и книжных фургонов, трибун-реклам. Работал в промышленной графике: разрабатывал и создавал эскизы оформления упаковок, спичечных коробков, заводских и фабричных марок и проч. Занимался обработкой шрифтов, создал новый шрифт. Рисовал обложки для книг («Ладомир» В. Хлебникова. — Харьков: 1920; и др.) и журналов («Колосья» — 1918, № 17; «Нове мистецтво» — 1927; «Авангард» — 1928-30-е; «Культура и пропаганда» — 1933). Создал много станковых работ — жанр, портрет и особенно пейзаж. Работы находятся в музеях США, Германии и Франции; продаются на международных аукционах — Сотбис[2] и др..





Биография

  • Родился в семье портного (родители были выходцами из крестьян). В 1905 г. окончил церковно-приходскую школу.
  • 1905-09 — обучается в Художественно-ремесленной мастерской декоративной живописи Харьковского общества грамотности (Ветеринарная, ныне Гиршмана, 26) у Л. И. Тракала, которую окончил со званием «подмастерья декоративной живописи с правом получения, но не ранее как через три года, звания мастера при условии представления в Совет мастерской отчёта о трёхлетней работе по декоративной (альфрейной) живописи и по представлении соответствующих удостоверений об этой работе». С момента окончания мастерской Е. много работает (выполняет росписи для богатых заказчиков) и параллельно учится.
  • 1910-11 — продолжает обучение в Харьковской художественной школе (в которую был принят без экзаменов) и и в студии Э. А. Штейнберга и А. Н. Грота, интересуется фресковой живописью и мозаикой.
  • 1911-12 — член художественной группы Голубая лилия.
  • 1912-13 — учится в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, вместе с В. В. Маяковским и Д. Д. Бурлюком
  • 1913 — работает в мастерских художников И. И. Машкова и П. П. Кончаловского. Параллельно берёт уроки у известного офортиста Г. Н. Гамон-Гамана, посещает кабинет гравюр Румянцевского музея.
  • 1913—1914 — возвращается в Харьков, зарабатывает на жизнь альфрейными работами и вновь посещает студию Э. А. Штейнберга; член художественной группы Будяк.
  • 1914 — получает диплом мастера декоративной живописи в Харьковской художественной школе.
  • 1915—18 — на фронтах Первой мировой войны: был ранен, контужен, награждён Георгиевским крестом 4-й степени.
  • 1918 — в составе «Тройки» (Александр Гладков, Василий Ермилов, Мане-Кац) принимает участие в издании альбома «Семь плюс Три» (здесь «Семь» — это «Союз Семи», или так называемая «Семёрка» — группа харьковских художников-авангардистов (кубофутуристов), в которую входили В. Бобрицкий, В. Дьяков, Н. Калмыков, Б. Косарев, Н. Мищенко, Г. Цапок и Б. Цибис; группа сформировалась по одним данным — в 1916 г. , по другим — ещё раньше: в 1914-м, прекратила существование в 1919); оформляет (вместе с членами «Семёрки») журнал «Колосья» (обложка № 17, август 1918).
  • 1919 — организатор Учебно-производственной мастерской в Харькове. Весной 1919 участвовал в Первой совместной выставке-продаже, на которой были выставлены работы профессионалов, самоучек и детей. Отчёт о выставке был напечатан в № 3 журнала «Пути творчества» («Куплены работы профессионалов: <…> Любимова, <…> Тракала, <…> Кокеля, <…> Ермилова, <…> Синяковой <…>»). В том же году оформлял улицы и площади Харькова к Первому Мая, здание цирка; сотрудничал с журналом «Пути творчества» (фронтиспис в № 1-2, февраль-март 1919).
  • 1920 — с января руководит отделом пропаганды УкРОСТА, а с февраля — также и живописного цеха Завода художественной индустрии (реорганизованной Государственной художественно-промышленной мастерской). Создаёт декоративные и агитационные полотна для бюро Агитпропа Красная Украина и для харьковского Клуба Красной армии; оформляет улицы и площади Харькова ко встрече делегатов Второго конгресса Коминтерна.
  • 1921 — разрабатывает художественное оформление для агитпоезда Красная Украина.
  • 1922 — В. Д. Ермилов среди основателей Художественно-промышленного института в Харькове (преподавал в нём в 1921-35 и 1963-67 гг.); за марку «В помощь голодающим» получил Золотую медаль на выставке в Лейпциге.
  • 1925 — вместе с Д. Д. Бурлюком, В. Г. Меллером, А. К. Богомазовым, В. Н. Пальмовым и др. вступает в Ассоциацию революционного искусства Украины (был её членом до 1932).
  • 1927 — принимает участие во Всеукраинской юбилейной выставке (трибуна-реклама, оформление выставочного зала).
  • 1928 — совместно с Э. Лисицким, А.Тышлером и В.Меллером принимет участие в Международной выставке печати «Пресса» в Кёльне. Работает над оформлением украинского отделения на Всемирной выставке графического искусства в Кёльне.
  • 1928—29 — художественный директор журнала «Авангард»; работает над оформлением книг, иллюстрирует советские журналы, дизайнер по интерьеру.
  • 1934—35 и 1939 — вместе с В. Г. Меллером принимает участие в оформлении Харьковского Дворца пионеров.
  • 1937—38 — принимает участие в оформлении Павильона Украинской ССР на ВСХВ (совместно с А. Г. Петрицким).
  • 1940—41 — принимает участие в оформлении Театрального музея.
  • 1944—47 — на преподавательской работе (?).
  • 1940-е — принимает участие в оформлении клубов и парткабинетов.
  • 1962 — в Харькове состоялась персональная выставка Ермилова.
  • 1963—67 — преподаёт в Харьковском Художественно-промышленном институте.
  • 1964 — принимает участие в оформлении 8-го ГПЗ[3].
  • 1968 — 6 января умер в Харькове, похоронен на Втором городском кладбище (угол Пушкинской и Веснина), могила по левую руку на аллее, ведущей к могиле Б. А. Чичибабина.

Выставки

Напишите отзыв о статье "Ермилов, Василий Дмитриевич"

Литература

  • В. Т.: XVI выставка картин Т-ва харьк. худ-ков // Южный край (Харьков), 1913, 24 марта.
  • Семь плюс Три. — [Харьков: Изд. «Союза Семи», 1918]. — 56 с., 200 экз.
  • Константин Болотов: Первая выставка // Пути творчества (Харьков), 1919, № 3, сс. 47-53.
  • Василь Сонцвіт (наст. имя: Валеріан Поліщук) : Художник індустріальних ритмів // Авангард (Харків), 1929, № 3.
  • Василь Седляр: Майстер Василь Єрмілов // Авангард (Харків), 1929, № 3.
  • В. Полiщук: Василь Єрмiлов. — Харків: «Рух», 1931.
  • Зиновий Фогель: Василий Ермилов. — М.: Советский художник, 1975 (с указанием источников: В. Ермилов. — Детские годы. Автобиогр. заметки. Неопубл. рукопись, хранится в УГАМЛИ; М. М. Балясный. — Воспоминания. Рукопись. Архив З. В. Фогеля, Киев; и др.).
  • Лагутенко О. А. Українська графіка першої третини ХХ століття. — К.: Грані-Т, 2006. — 240 с. ISBN 966-2923-14-4
  • Павлова Т. В. Василий Ермилов ожидает весну. — К.: Родовід, 2012. — 110с. ISBN 978-966-7845-70-4

Ссылки

  • [kharkov.vbelous.net/artists/yermylov.htm Художники Харьковщины]
  • [www.ka2.ru/hadisy/jaskov.html Б. Косарев о Хлебникове и Харькове в 1918—1919 гг.]
  • [rus.ruvr.ru/2012_06_09/77621174/ Авангард Василия Ермилова в Москве]
  • [artukraine.com.ua/a/vasiliy-ermilov--zametki-k-portretu/#.VIHHC9-sx1Y Т. Павлова. "Василий Ермилов. Заметки к портрету"]

Примечания

  1. [slovari.yandex.ru/dict/krugosvet/article/9/96/1008289.htm Энциклопедия «Кругосвет» — Ермилов В. Д.](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2872 дня))
  2. [artinvestment.ru/news/auctnews/20101125_sothebys_30_2_nov.html ARTinvestment.RU / Аукционы произведений искусства / Русские торги Sotheby’s, часть II. Прогнозы]
  3. [www.sq.com.ua/rus/files/652 ОАО «Харьковский подшипниковый завод» (ХАРП) — досье — харьковские новости Status Quo]

Отрывок, характеризующий Ермилов, Василий Дмитриевич

– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.