Ерофеев, Венедикт Васильевич

Венедикт Ерофеев
Место рождения:	пос. Нива-3 Кандалакшского горсовета Мурманской области, РСФСР, СССР
Род деятельности:	прозаик
Направление:	постмодернизм
Язык произведений:	русский

Венеди́кт Васи́льевич Ерофе́ев (24 октября 1938, Нива-3, Мурманская область — 11 мая 1990, Москва) — советский писатель, автор поэмы «Москва — Петушки».

Биография

Венедикт Ерофеев родился в пригороде Кандалакши в посёлке гидростроителей Нива-3, однако в официальных документах местом рождения была записана станция Чупа Лоухского района Карельской АССР, где в то время жила семья. Был шестым ребёнком в семье. Отец — Василий Васильевич Ерофеев (ум. 1956), начальник железнодорожной станции, репрессированный и отбывавший лагерный срок в 1945—1951 за антисоветскую пропаганду. Мать — домохозяйка Анна Андреевна Ерофеева (ум. 1972), урождённая Гущина.

Детство Веничка провёл по большей части в детском доме в Кировске на Кольском полуострове.

Окончил школу с золотой медалью. Учился на филологическом факультете МГУ (1955—1957), в Орехово-Зуевском (1959—1960), Владимирском (1961—1962) и Коломенском (1962—1963) педагогических институтах, но отовсюду был отчислен. Долгое время жил без прописки, был разнорабочим (Москва, 1957), грузчиком (Славянск, 1958—1959), бурильщиком в геологической партии (Украина, 1959), сторожем в вытрезвителе (Орехово-Зуево, 1960), снова грузчиком (Владимир, 1961), рабочим ЖКХ стройтреста (Владимир, 1962), монтажником кабельных линий связи в различных городах СССР (1963—1973), лаборантом паразитологической экспедиции ВНИИДиС по борьбе с окрылённым кровососущим гнусом (Средняя Азия, 1974), редактором и корректором студенческих рефератов в МГУ (1975), сезонным рабочим в аэрологической экспедиции (Кольский полуостров, 1976), стрелком ВОХР (Москва, 1977). В 1976-м женитьба дала ему возможность прописаться в столице.

Смолоду Венедикт отличался незаурядной эрудицией и любовью к литературному слову. Ещё в 17-летнем возрасте он начал писать «Записки психопата» (долгое время считались утерянными, впервые опубликованы в 1995 году). В 1970 году Ерофеев закончил поэму в прозе «Москва — Петушки». Она была опубликована в иерусалимском журнале «АМИ» в 1973 году тиражом триста экземпляров. В СССР поэма впервые напечатана в журнале «Трезвость и культура» (№ 12 за 1988 г., № 1—3 за 1989 г., все матерные слова в публикации заменены отточиями); в нецензурированном виде впервые вышла в альманахе «Весть» в 1989 году. В этом и других своих произведениях Ерофеев тяготеет к традициям сюрреализма и литературной буффонады.

Помимо «Записок психопата» и «Москвы — Петушков», Ерофеев написал пьесу «Вальпургиева ночь, или Шаги командора», эссе о Василии Розанове для журнала «Вече» (опубликовано под заглавием «Василий Розанов глазами эксцентрика»), неподдающуюся жанровой классификации «Благую Весть», а также подборку цитат из Ленина «Моя маленькая лениниана». Пьеса «Диссиденты, или Фанни Каплан» осталась неоконченной. После смерти писателя частично изданы его записные книжки. В 1992 году журнал «Театр» опубликовал письма Ерофеева к сестре Тамаре Гущиной.

По словам Ерофеева, в 1972 году он написал роман «Дмитрий Шостакович», который у него украли в электричке, вместе с авоськой, где лежали две бутылки бормотухи. В 1994 году Слава Лён объявил, что рукопись всё это время лежала у него и он вскоре её опубликует. Однако опубликован был лишь небольшой фрагмент, который большинство литературоведов считает фальшивкой. (По мнению друга Ерофеева, филолога Владимира Муравьёва, сама история с романом была вымышлена Ерофеевым, большим любителем мистификаций. Эту точку зрения разделяет сын писателя.)

В 1987 году Венедикт Ерофеев принял крещение в Католической церкви в единственном в то время действующем в Москве католическом храме св. Людовика Французского. Его крёстным отцом стал Владимир Муравьёв.

С 1985 года Ерофеев страдал раком горла. После операции мог говорить лишь при помощи голосообразующего аппарата. Скончался в 7.45 11 мая 1990 года в Москве в отдельной палате на 23-м этаже Всесоюзного онкологического центра. Похоронен на Кунцевском кладбище.

Личная жизнь

Был дважды женат. В 1966 году у Ерофеева родился сын Венедикт Венедиктович, после чего он зарегистрировал брак с его матерью Валентиной Васильевной Зимаковой (1942—2000). Вторая жена Галина Павловна Носова (1941—1993) покончила с собой через три года после смерти мужа, выбросившись с 13 этажа, с балкона их квартиры на Флотской улице.

Адреса

Москва

• 1973 — Пятая Радиальная, д. 3 (Дача Муромцева)
• 1974—1977 — Пушкинская, д. 5/6, стр. 3
• 1977—1990 — Флотская, д. 17, корп. 1

Память

Книги Ерофеева переведены более чем на 30 языков. О нём снят документальный фильм Павла Павликовского «Москва — Петушки» (1989—1991).

В Москве в сквере на площади Борьбы находится скульптурная группа, посвящённая героям поэмы «Москва — Петушки». Во Владимире на здании пединститута в его честь установлена мемориальная доска. В Кировске в центральной городской библиотеке создан музей Ерофеева.

Ерофееву посвящена «История статира» (2007) композитора Виктора Копытько (сцена для ансамбля солистов и женского хора. Тексты из Священного Писания и белорусского фольклора. Посвящение: «В честь Венедикта Ерофеева»). В 2012 г. Копытько написал пьесу для двух исполнителей и tape под названием «Завет», использующую текст поэмы «Москва — Петушки» (глава «Москва. На пути к Курскому вокзалу»).

Игорь Куприянов исполнил песню «Москва — Петушки» (альбом «Дым над Москвой»).

Настасьей Хрущёвой написана по текстам Ерофеева пьеса для маримбы и конфузливого угашателя энергий «Медленно и неправильно».

Сергей Шнуров озвучил книгу «Москва-Петушки».

В Подмосковной Коломне обосновался музей "[artkommunalka.com/ АРТКОММУНАЛКА]. Ерофеев и другие", посвященный памяти Венедикта Ерофеева. Дом, где обосновалась Арткоммуналка, примечателен тем, что стал поворотным в судьбе писателя Венедикта Ерофеева. Здесь, в винном отделе магазина «Огонёк» Веничка Ерофеев, изгнанный в 1963 году из Коломенского пединститута, навсегда перестал быть студентом и стал чернорабочим. Именно отсюда начался его «очень жизненный путь» — путь скитаний и творческой свободы. Изгнанный полвека назад из Коломны за то, что посмел быть другим, Ерофеев вновь вернулся в город. Вернулся, чтобы дать ему возможность пережить, понять и принять Другой опыт, Другое переживание, Другого человека. Признанный гений творческой свободы Веня Ерофеев — стал гением места музея —резиденции.

Изучение творчества

Первое исследование, посвящённое поэме «Москва — Петушки», появилось задолго до того, как она была опубликована в СССР. В 1981 году в сборнике научных статей Slavica Hierosolymitana появилась статья Бориса Гаспарова и Ирины Паперно под названием «Встань и иди». Исследование посвящено соотношению текста поэмы с Библией и творчеством Ф. М. Достоевского.

Самой крупной работой, посвящённой Ерофееву и написанной за рубежом, является диссертация Светланы Гайсер-Шнитман «Венедикт Ерофеев. „Москва — Петушки“, или „The Rest is Silence“».

В России основные исследования творчества Ерофеева были также связаны с изучением его центрального произведения — поэмы «Москва — Петушки». Среди первых критических работ стоит отметить небольшую статью Андрея Зорина «Пригородный поезд дальнего следования» («Новый мир», 1989, № 5), где говорится о том, что появление «Москва — Петушки» свидетельствует о «творческой свободе и непрерывности литературного процесса», несмотря ни на какие трудности.

«Москва — Петушки» традиционно вписывается исследователями в несколько контекстов, с помощью которых и анализируется. В частности, «Москва — Петушки» воспринимается как пратекст русского постмодернизма и в контексте идеи М. М. Бахтина о карнавальности культуры. Активно изучаются связи лексического строя поэмы с Библией, советскими штампами, классической русской и мировой литературой.

Самый пространный комментарий к поэме принадлежит Эдуарду Власову. Он был опубликован в приложении к поэме «Москва — Петушки» в 2000 году издательством «Вагриус».

В фэнтезийном романе Олега Кудрина «Код от Венички» (2009, «Олимп-АСТрель»), написанном в постмодернистском духе, в «сакральных текстах» Венедикта Васильевича находится объяснение едва ли не всем тайнам мироздания.

В 2005 году в альманахе «Живая Арктика» (№ 1, «Хибины — Москва — Петушки») опубликована «Летопись жизни и творчества Венедикта Ерофеева» (составитель Валерий Берлин).

Русский писатель-постмодернист Виктор Пелевин написал эссе "Икстлан-Петушки", в котором он исследует параллели между романом Ерофеева и творчеством Карлоса Кастанеды.

Основные произведения

• «Записки психопата» (1956—1958, опубликованы в 1995)
• «Москва — Петушки» (поэма в прозе, 1970; опубликована в Израиле в 1973, в СССР — в 1988—1989)
• «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» (трагедия, опубликована в Париже в 1985, на родине — в 1989)
• «Василий Розанов глазами эксцентрика» (эссе, 1973, опубликовано в СССР в 1989)
• «Моя маленькая лениниана» (коллаж, издан в Париже в 1988, в России в 1991)
• «Бесполезное ископаемое» (книга составлена на основе записных книжек прозаика)

В 2005 году в издательстве «Захаров» начата публикация записных книжек писателя под редакцией Владимира Муравьёва и Венедикта Ерофеева-младшего.

Издания

• Ерофеев В. В. Москва — Петушки. Поэма. — М.: Изд-во СП «Интербук», 1990. — 128 с. Тираж: 200 000 экз. Цена 3 р. 62 коп. (Воронеж. обл. тип.); 250 000 экз. Цена 4 р. 12 коп. (М., тип. «Красный пролетарий»)
• Ерофеев В. В. Москва — Петушки. — М.: Изд-во «Прометей», МГПИ им. В. И. Ленина, 1990, 127 с. Тираж 125000 экз.
• Ерофеев В. В. Записки психопата. — М.: Вагриус, 1956—1958 гг. 2000. — 444 с.
• Ерофеев В. В. Москва — Петушки. С комментариями Э. Власова. — М.: Вагриус, 2002. — 575 с. Тираж 3000 экз. ISBN 5-264-00198-7
• Ерофеев В. В. Мой очень жизненный путь / Подгот. авторских текстов В. Муравьева. — М.: Вагриус, 2003. — 624 с. Тираж 5000 экз. ISBN 978-5-9697-0512-8
• Ерофеев В. В. Москва — Петушки / Илл. В. Голубев. — СПб.: Вита Нова, 2011. — 520 с. — ISBN 978-5-93898-351-9.
• Ерофеев В. В. Москва — Петушки. Поэма. — М.: Захаров, 2007. — 144 с. Тираж 7 000 экз. ISBN 978-5-8159-0725-6
• Ерофеев В. В. Малая проза. — М.: Захаров, 2005, — 96 с. Тираж 5 000 экз. ISBN 5-8159-0448-1
• Ерофеев В. В. Вальпургиева ночь. — М.: Захаров, 2004, — 96 с. Тираж 5 000 экз. ISBN 5-8159-0416-3
• Ерофеев В. В. Записки психопата. — М.: Захаров, 2004, — 272 с. Тираж 5 000 экз. ISBN 5-8159-0430-9
• Ерофеев В. В. Записные книжки. — М.: Захаров, 2005, — 672 с. Тираж 5 000 экз. ISBN 5-8159-0555-0
• Ерофеев В. В. Записные книжки. Книга вторая. М.: Захаров, 2007, — 480 с. Тираж 3 000 экз. ISBN 978-5-8159-0662-4
• Ерофеев В. Москва — Петушки : поэма / Венедикт Ерофеев. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2014. — 192 с. — (Азбука-классика). ISBN 978-5-389-03119-7

Библиография

1. Муравьёв В. «Высоких зрелищ зритель» // Ерофеев В. В. Записки психопата. — М.: Вагриус, 2000. — С. 5—12.
2. Безелянский Ю. Н. Страсти по Луне: Книга эссе, зарисовок и фантазий. — М.: Радуга, 1999. — 368 с.
3. Венедикт Ерофеев, 26 октября 1938 года — 11 мая 1990 года // Театр. — 1991. — № 9. — С. 74—122.
4. Шмелькова Н. А. Последние дни Венедикта Ерофеева: Дневники. — М.: Вагриус, 2002. — 320 с.: фот.
5. Домашняя беседа. — 1864.
6. Зорин А. Пригородный поезд дальнего следования // Новый мир. — 1989. — № 5. — С. 256—258.
7. Гаспаров Б., Паперно И. «Встань и иди» // Slavica Hierosolymitana. — 1981. — Vol. V—VI — С. 387—400.
8. Бавин С. «Самовозрастающий Логос» (Венедикт Ерофеев): Библиогр. очерк. — М., 1995. — 45 с.
9. [ec-dejavu.net/e-2/Venedikt_Erofeyev.html Седакова О. Венедикт Ерофеев] // Ерофеев В. В. Мой очень жизненный путь. — М.: Вагриус, 2008. — С. 590—601.
10. Фрейдкин М. О Венедикте Ерофееве// Фрейдкин М. Каша из топора. М.: Время, 2009. — С. 294—318.
11. [owl.uwo.ca/access/content/group/d9c3b137-1d5d-4026-9794-2079b0d9f6a8/The%20End%20in%20V.%20Erofeev_s%20Moskva-Petuski.pdf Tumanov, Vladimir. The End in V. Erofeev’s Moskva-Petuski. Russian Literature 39 (1996): 95—114.]
12. Шмелькова Н. Во чреве мачехи, или Жизнь — диктатура красного. — СПб.: Лимбус Пресс, 1999. — 304 с.
13. Благовещенский Н. По ту сторону Москвы — к Петушкам: Исследование поэмы В. Ерофеева «Москва — Петушки», её героя и автора с точки зрения различных глубинно-психологических подходов // Russian Imago 2001: Исследования по психоанализу культуры. — СПб.: Алетейя, 2002. — С. 428—454.
14. Благовещенский Н. А. Случай Вени Е.: Психоаналитическое исследование поэмы «Москва — Петушки». — СПб.: Гуманитарная академия, 2006. — 256 с. (рец.: [magazines.russ.ru/nlo/2007/85/ka36.html Карелин В. Книги о психоанализе культуры, её психоаналитиках и пациентах // Новое литературное обозрение. — 2007. — № 85])
15. Гайсер-Шнитман, Светлана. Венедикт Ерофеев: «Москва-Петушки», или «The Rest is Silence». Bern etc.: Lang, 1989, 307 p. (Slavica Helvetica, 30). (на рус. языке)
16. Безруков А.Н. Пространственно-временные координаты травелога в поэме Вен. Ерофеева «Москва – Петушки» // Русский травелог XVIII-XX веков : коллективная монография / под ред. Т.И. Печерской ; Мин-во образования и науки РФ, Новосиб. гос. пед. ун-т. – Новосибирск : Изд-во НГПУ, 2015. – С. 446-459.
17. Безруков А.Н. Реконструкция горизонта ожидания в «Благой вести» Вен. Ерофеева // Русская словесность в контексте современных интеграционных процессов : Материалы Второй Междунар. науч. конф., г. Волгоград, 24-26 апр. 2007 г. : В 2 т. – Т 2. – Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2007. – С. 347-352.
18. Безруков А.Н. Иерархия комического и трагического в драме («Вальпургиева ночь, или Шаги командора» Вен. Ерофеева) // Наследие А.П. Скафтымова и актуальные проблемы изучения отечественной драматургии и прозы: Материалы Вторых международных Скафтымовских чтений (Саратов, 7-9 октября 2014 г.) : Коллективная монография / редкол.: В.В. Гульченко (гл. ред.) [и др.]. – М.: ГЦТМ им. А.А. Бахрушина, 2015. – С. 122-127.

Ссылки

• [www.moskva-petushki.ru moskva-petushki.ru — сайт, посвящённый Венедикту Ерофееву]
• [youtube.com/watch?v=afWyBJZ37ZU Документальный фильм Павла Павликовского «Москва — Петушки»] на YouTube
• [erofeevm.narod.ru Хибинский литературный музей Венедикта Ерофеева]
• [manefon.org/show.php?t=9&txt=9 Грицанов А. А. Ерофеев Венедикт Васильевич (1938—1990). Биографическая статья]
• [www.vladimirlazaris.com/archives/moskvaPetushki.htm Владимир Лазарис. «Москва — Петушки» на иврите. Критическая статья]
• [pelevin.nov.ru/rass/pe_ixt/1.html Виктор Пелевин. Эссе "Икстлан-Петушки"]
• [www.youtube.com/watch?v=frLdRCci_qo Дмитрий Быков. Русская Одиссея. Москва-Петушки]

Отрывок, характеризующий Ерофеев, Венедикт Васильевич

Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.