Каржавин, Ерофей Никитич
| Ерофей Никитич Каржавин | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: |
Писатель, переводчик |
Ерофе́й Ники́тич Каржа́вин (1719—1772) — русский писатель, переводчик, просветитель. Известен как первый переводчик на русский язык романа Джонатана Свифта «Путешествия Гулливера». Был дядей Ф. В. Каржавина, оказал значительное влияние на его жизнь и деятельность,
Биография
Родился в Москве в семье ямщика, занимавшегося также мелкой торговлей[1]. Получив начальное образование и показав незаурядные способности, уехал в Париж, где в Сорбонне изучал юриспруденцию и философию, овладел в совершенстве французским и латинским языками. Закончив обучение, Каржавин занялся исследованиями в области сравнительного языкознания и русской истории, планировал осуществить перевод русских летописей на французский язык (реформы Петра Великого пробудили во Франции большой интерес к России).
В России в 1756 году Тайная канцелярия получила донос против Каржавина и завела дело о его антиправительственных высказываниях и религиозном вольнодумстве. Дело длилось 4 года и было прекращено после смерти доносчика (1760). Это событие позволило Каржавину вернуться на родину, где он был зачислен архивариусом, затем переводчиком в Коллегии иностранных дел. 30 апреля 1765 года он был произведен в чин поручика [2]. В России Каржавин продолжал вести активную культурно–просветительскую работу, переводил различные литературные и научные произведения, собрал одну из лучших в России библиотек.
Большинство трудов Каржавина не сохранились. Главным его достижением стал первый русский перевод романа Джонатана Свифта «Путешествия Гулливера», который вышел в 1772—1773 годах под названием «Путешествия Гулливеровы в Лилипут, Бродинягу, Лапуту, Бальнибарбы, Гуигнгмскую страну или к лошадям». Каржавин выполнил этот перевод не с английского оригинала, а с французского издания Дефонтена. Каржавинский перевод отличался высокими литературными достоинствами, был тепло встречен читателями и в 1780 году был переиздан Н. И. Новиковым. В 1820 году было опубликовано третье издание, однако имя переводчика с титульного листа было снято.
Умер Каржавин в Петербурге в 1772 году после длительной болезни[3].
Труды
- Каржавин Е. Н., Каржавин Ф. В. Заметки о русском языке и его алфавите. СПб, 1791. (Пособие по русскому языку для иностранцев)[4].
В художественной литературе
- Давыдов, Ю. В. [litru.ru/book/?p=194211&page=1 Смуглая Бетси, или Приключения русского волонтёра]. //Избранное в трёх томах, том 3. М.: Терра, 1996. ISBN 5-300-00483-9.
Напишите отзыв о статье "Каржавин, Ерофей Никитич"
Литература
- Долгова С. Р. Каржавин Ерофей Никитич. // Словарь русского языка XVIII века. М:. Институт русской литературы и языка. Ответственный редактор словаря – А. М. Панченко. 1988-1999.
- Дуров Н. П. Братья Василий и Ерофей Каржавины // Рус. старина. 1875. № 3.
- Заблудовский М. Д. [az.lib.ru/z/zabludowskij_m_d/text_0020.shtml Свифт] // История английской литературы. — 2-й вып. — М., 1945. — Т. 1.
- Известия о братьях Каржавиных. 1753–1760 гг. // Сб. Отделения рус. яз. и словесности. 1872. Т. 9.
- Коган Ю. Я. Очерки по истории русской атеистической мысли XVIII в. М., 1962.
- Полонская И. М. Издательская деятельность Ф. В. Каржавина // Проблемы рукоп. и печатной книги. М., 1976.
- Титов А. А. Редкая книга: («Remarques sur la langue russienne») // Рус. арх. 1906. № 1.
Примечания
- ↑ РГАДА, ф. 7, № 1726, л. 24.
- ↑ РГАДА, ф. 286, оп. 2, № 9, л. 140
- ↑ РГИА, ф. 789, оп. 1, ч. 1, № 397, л. 67 об.
- ↑ С. В. Власов, Л. В. Московкин. [elibrary.ru/item.asp?id=17854670 Из истории создания учебников русского языка как иностранного в России: «Заметки о русском языке и его алфавите» Ерофея и Фёдора Каржавиных (1789,1791)]. Проверено 13 августа 2016.
Отрывок, характеризующий Каржавин, Ерофей Никитич
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
