Есаков, Владимир Дмитриевич

Владимир Дмитриевич Есаков
Научная сфера:	История
Место работы:	Институт истории АН СССР
Учёная степень:	доктор исторических наук
Альма-матер:	Московский государственный историко-архивный институт
Научный руководитель:	М. П. Ким
Известен как:	Исследователь архивов советского периода, историк науки
Сайт:	[iriran.ru/?q=esakov Страница на сайте ИРИ РАН]

Влад́имир Дм́итриевич Есаков (8 сентября 1932 — 20 мая 2015, Москва) — советский и российский историк, специалист по отечественной истории XX века и истории науки. Основные труды посвящены периоду правления И. В. Сталина.

Биография

Владимир Есаков родился 8 сентября 1932 года у Марьи Ивановны и Дмитрия Петровича Есаковых, живших в Благуше. В раннем детстве мальчик попал под поезд и получил тяжёлые травмы: лишился части ступни и правой руки. С родителями и бабушкой он жил сначала в бараках, а потом в комнате в коммуналке. После школы Владимир Есаков поступил в Московский государственный историко-архивный институт.

Начало карьеры

С конца декабря 1956 года сотрудником редакции журнала «Исторический архив», который считается одним из лучших академических журналов, возникших в период Хрущёвской оттепели после смерти И. В. Сталина. Журнал издавался при участии Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС и Главного архивного управления Министерства внутренних дел и был органом Института истории АН СССР. Также журнал тесно взаимодействовал с Историко-дипломатическим управлением Министерства иностранных дел.

В журнале работал с В. И. Шунковым, В. В. Максаковым, А. А. Новосельским, А. Л. Сидоровым, Н. А. Ивницким, Б. Г. Литваком. В 1960 году руководство журнала поменялось и главным редактором стал Д. А. Чугаев, Б. Г. Литвак стал его заместителем, на должность ответственного секретаря был назначен Ю. У. Томашевич. Большую роль в деятельности журнала играли также В. Ф. Кутьев и А. М. Володарская. В 1961 году Отдел пропаганды и агитации ЦК проводил контроль рентабельности периодических изданий и принял решение закрыть журнал по причине малых тиражей. Это было связано с тем, что к «Историческому архиву» неприязненно относился влиятельный заместитель заведующего отдела В. И. Снастин, так как документальные публикации могли содержать определённый «неконтролируемый подтекст».

4 января 1962 года вышло решение Секретариата ЦК о продолжении издания «Исторического архива». В результате журнал оказался без подписки, вне плановых издательских площадей, лимитов бумаги и других ресурсов, необходимых в условиях плановой экономики. Коллектив журнала активно боролся за выживание, выискивая возможности для продолжения существования издания. В том числе за спасение журнала боролись такие историки, как Ю. Н. Амиантов, В. Т. Логинов, А. С. Покровский. В результате этой борьбы Ю. У. Томашевич ушёл из редакции, ответственным секретарём журнала стал В. Д. Есаков. Журнал спасти не удалось, но М. П. Ким пригласил В. Д. Есакова в аспирантуру Института истории АН СССР.

Владимир Дмитриевич успешно сдал экзамены, отучился в аспирантуре и в 1968 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Организация научно-исследовательских работ в СССР в годы первой пятилетки». В то же время с 1966 года В. Д. Есакова зачислили в штат предприятия на должность помощника учёного секретаря института. После защиты он поднялся по карьерной лестнице до должности учёного секретаря секции институтского Ученого Совета по истории советского общества, на которой пробыл с 1969 по 1972 год. Получил отдельную комнату в коммуналке, где он до сих пор принимает сотрудников института и учеников.

Во время учёбы В. Д. Есакова в аспирантуре, в первой половине 1960‑х годов, научный руководитель М. П. Ким работал заведующим Отделом истории советского общества. Он привлёк Есакова к подготовке Всесоюзной научной конференции «Культурная революция в СССР», которая прошла 31 мая — 3 июня 1965 года в Москве. Эта конференция была запланирована Научным советом по истории социалистического строительства при Отделении истории Академии Наук СССР. То, что П. М. Ким являлся председателем этого Совета, позволило провести на конференции принятие очень важной для обоих рекомендации, где рекомендовалось формально оформить ситуацию, которая существовала за счёт работ М. П. Кима и его учеников: изучение культурных преобразований в СССР де-юро стало самостоятельным научным направлением. Кроме этого, было принято решение о создании соответствующего специального подразделения в составе головного института АН СССР. По мнению Кима, для В. Д. Есакова это означало должность основного специалиста по истории организации советской науки в этом секторе. По материалам конференции был издан сборник «Культурная революция в СССР. 1917—1965 годы», подготовленный В. Д. Есаковым. В редколлегию вошли М. П. Ким, С. Л. Сенявский, Ю. С. Борисов, М. А. Вылцан В. Д. Есаков, В. А. Куманёв, И. С. Смирнов. В выпуске сборника активно помогали Н. П. Жилина, Л. Н. Лисицина, В. Л. Логинова, И. И. Попов, М. А. Стерликова (Суслова) и И. К. Эльдарова. Фактически всю работу по подготовке сборника выполнил В. Д. Есаков.

Сектор истории советской культуры

Более чем через три года после конференции, 21 ноября 1968 года состоялось первое официальное заседание Сектора истории советской культуры. В этом секторе работали большинство членов редколлегии и составители сборника, а также историки культурного строительства в первые годы советской власти С. С. Тарасова и И. С. Смирнов, советские исследователи социалистической интеллигенции С. А. Федюкин, Л. В. Иванова, В. Т. Ермаков и Ю. П. Шарапов, М. Б. Кейрим-Маркус который первым освятил деятельность Наркомпроса, специалист по истории российской высшей школы А. Е. Иванов. Кроме этого в рамках сектора работали Т. Ю. Красовицкая — эксперт в вопросах национальных аспектов проблем образования и культурного строительства. Серьёзный вклад в работу сектора сделал организатор и историк Ю. С. Борисов — преемник М. П. Кима на должности руководителя Сектора истории советской культуры. Историк Б. С. Илизаров, который разрабатывал новые подходы при освещении существующих вопросов. Кроме этого в секторе работала группа аспирантов: Е. Ю. Зубкова, Г. А. Бордюгов, В. А. Козлов, В. А. Невежин, О. В. Хлевнюк. Позже в коллектив сектора влились такие известные историки как А. И. Куприянов, А. В. Голубев.

Владимир Дмитриевич стал не только отцом-основателем сектора, но и его ведущим специалистом. Он защитил первую диссертацию в рамках сектора, в 1971 году он написал и опубликовал первую в секторе монографию «Советская наука в годы первой пятилетки. Основные направления государственного руководства наукой». Эта монография довольно полно освещает этапы создания ВАСХНИЛ. Она была подготовлена на основе кандидатской диссертации и была высоко оценена специалистами. Также он принимал активное участие в создании пятитомника «„Культурная жизнь в СССР“. Хроники» и двухтомника по истории советской культуры. Этот пятитомник был подвергнут резкой критике в 1981 году. Анализ этого произведения содержался в статье С. Федорова «И в частности — о высшей школе», где автор указывает на ряд недочётов сборника.

Во время работы в секторе Владимир Дмитриевич стал старшим научным сотрудником, в 1970 году занял должность ученого секретаря Научного Совета по истории социалистического строительства Отделения истории АН СССР. На этой должности он по роду своей деятельности в роли координатора работал на мероприятиях в республиках, объездил весь Союз. Самостоятельно организовывал ряд конференций, выступал с докладами:

• 1974, Москва. Организатор конференции «Культура как предмет исторического исследования»;
• 1974, Ереван. Выступал с докладом «Октябрь и становление науки в национальных районах» на конференции «Октябрь и решение национального вопроса»;
• 1974, Тихомировские чтения, Археографическая комиссия АН СССР. Доклад «Об издании документов по истории советской науки». Материалы этого доклада были использованы при обсуждении возобновлении книжной серии «Научное наследство» и воссоздании ленинградского отделения ИИЕТ;
• 1979, Новосибирск. Организатор конференции «Советская интеллигенция, и её роль в строительстве коммунизма»;

В этот период своей деятельности он активно взаимодействовал с известным армянским историком К. С. Худавердяном, который был одним из организаторов конференции в Ереване и членом редколлегии сборника, который включал в себя её материалы. У Константина Суреновича в Ереване в 1977 году вышла монография «Культурные связи Советской Армении», в которой он использовал материалы того доклада В. Д. Есакова, который был позже опубликован в сборнике конференции. Худавердян прислал экземпляр этой книги Есакову с надписью «„Ограбленному“ мною Володе».

Исследование наследия Н. И. Вавилова

Исследование В. Д. Есаковым научного наследия Н. И. Вавилова привело к открытию считавшегося утерянным архива учёного. В дальнейшем В. Д. Есаков продолжил исследования в этом направлении, работая в различных архивах. По результатам этой работы вышел ряд книг, и десятки статей, посвящённые документальному наследию академика.

Первая книга вышла в 1980 году, соавторами В. Д. Есакова стали историк С. Р. Микулинский и генетик Д. К. Беляев. Вторая книга была выпущена к 100-летию со дня рождения Н. И. Вавилова, в 1987. Её авторами стали В. Д. Есаков с С. Р. Микулинским. В работе над материалом историкам помогала биолог Е. С. Левина (супруга В. Д. Есакова).

Кроме этого, к юбилею академика авторами был издан сборник, в который вошли очерки, воспоминания и новые архивные материалы. Соавтором сборника очерков и воспоминаний стал Ю. Н. Вавилов (сын учёного).

Позже, в 1990 году Д. В. Есаков защитил докторскую диссертацию на тему «Н. И. Вавилов и организация науки в СССР».

Другие направления деятельности

Раскрытие деятельности Н. И. Бухарина

Примерно в те же годы В. Д. Есаков с Е. С. Левиной исследовали деятельность учёного Н. И. Бухарина. Они сделали подборку материалов на тему политических воззрений Николая Ивановича, который активно пропагандировал теорию о возможности перехода от диктатуры пролетариата к социалистическому гуманизму. Позже Н. И. Бухарин задумывался о революции в науке как отражение революции в обществе.

В. Д. Есаков и с Е. С. Левина выпустили в виде сборника труды Н. И. Бухарина, связанные с разработкой проблем практической значимости науки при строительстве нового социалистического общества. После выхода сборника В. Д. Есаков опубликовал ряд статей на ту же тему.

Отношение И. П. Павлова к власти

В рамках работы над материалами, связанными с Н. И. Бухариным В. Д. Есаков снова затронул тему, связанную с наследием академика Павлова. Впервые Владимир Дмитриевич обнародовал доклад на эту тему 29 февраля 1972 года на V мемориальных чтениях в Музее-квартире И. П. Павлова в Ленинграде. При помощи Р. Н. Аджубей полная версия доклада была опубликована в журнале «Наука и жизнь». Эта статья раскрывает отчаянную борьбу за существование Нобелевского лауреата в голодном Петрограде в 1920-х годов.

Позже эта тема была дополнена: в 1999 году к 150-летию учёного они были опубликованы в Российском физиологическом журнале им. И. М. Сеченова, а в 2001 — в документальном сборнике «Академия наук в решениях политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б): том I: 1922—1952».

Философская дискуссия 1947 года

Статья «К истории философской дискуссии 1947 года», вышедшая в 1993 году, стала явлением, вызвавшим большой общественный резонанс. Статья получила положительные рецензии, она была переведена на английский язык и получила высокую оценку иностранных специалистов. Дополненный новыми материалами вариант этой статьи был опубликован в 1998 году в сборнике «Философия не кончается… Из истории отечественной философии. ХХ век».

Исследование профессионального поля архивистов

31 марта 1992 года на заседании Археографической комиссии, посвященном 75‑летию создания Союза российских архивных деятелей В. Д. Есаков выступил с докладом «Академия наук и Союз российских архивных деятелей». Некоторые заметки Владимира Дмитриевича, связанные с этим вопросом, были изданы в сборнике, посвящённом С. О. Шмидту.

Кроме этого, В. Д. Есаков стал инициатором переноса дня архивов с даты 1 июня на 31 марта в 1992 году. В том году в день архивов было проведено специальное заседание Археографической комиссии при активной поддержке С. О. Шмидта и Р. Г. Пихоя.

Создание учебника по истории для старшего класса средней школы

Владимир Дмитриевич внёс серьёзный вклад в создание учебника для средней школы, который использовался в 1970-е-1980-е годы. Вместе с коллективом единомышленников были разработаны такие элементы, как часовая сетка, форма, элементы оформления. Эти части учебного процесса доказали свою применимость, пройдя проверку временем. Руководителем проекта был академик Ю. С. Кукушкин, редактором — А. И. Самсонов, методистом — А. М. Водянский. Содержание учебника определялось вышестоящими инстанциями и мало зависело от авторов.

История Академии Наук СССР и Российской академии наук

Это направление Владимир Дмитриевич начал разрабатывать в последние годы, в 2000 году вышла книга «Академия наук в решениях политбюро ЦК РКП(б)- ВКП(б)-КПСС: 1922—1991», в которую вошли 476 решений Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б) за период с 1922 по 1952 год, а также два постановления, не включённые в протоколы заседаний. Этот сборник получил высокую оценку коллег.

Библиография

• В. Д. Есаков. Советская наука в годы первой пятилетки. Основные направления государственного руководства наукой. — М.: Наука, 1971. — 271 с.
• Они из гвардии Октября / Составители А. П. Ненароков и В. Д. Есаков. — М.: Политиздат, 1972. — 247 с. — 50 000 экз.
• Д. К. Беляев, С. Р. Микулинский, В. Д. Есаков. Николай Иванович Вавилов: Из эпистолярного наследия, 1911-1928 годы. — М.: Наука, 1980. — 427 с. — (Научное наследство). — 3550 экз.
• В. Д. Есаков, С. Р. Микулинский, Е. С. Левина. Николай Иванович Вавилов: Из эпистолярного наследия, 1929-1940 годы. — М.: Наука, 1987. — 473 с. — (Научное наследство). — 2500 экз.
• Составители В. Д. Есаков, Е. С. Левина. Методология и планирование науки и техники: Избранные труды / Ответственный редактор П. В. Волобуев. — М.: Наука, 1989. — 342 с. — 5000 экз. — ISBN 5-02-008530-8.
• В. П. Дмитренко, В. Д. Есаков, В. А. Шестаков. История Отечества. ХХ век: 11 кл.: Пособие для общеобразовательных учебных заведений. — М.: Дрофа, 1999. — 635 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-7107-0575-6.
• В. П. Дмитренко, В. Д. Есаков, В. А. Шестаков. История Отечества. ХХ век: 11 кл.: Пособие для общеобразовательных учебных заведений. — 2-е издание. — М.: Дрофа, 1997. — 636 с. — 30 000 экз. — ISBN 5-7107-0755-4.
• В. П. Дмитренко, В. Д. Есаков, В. А. Шестаков. История Отечества. ХХ век: 11 кл.: Пособие для общеобразовательных учебных заведений. — 3-е издание, дополненное и исправленное. — М.: Дрофа, 1999. — 605 с. — 50 000 экз. — ISBN 5-7107-2644-3.
• В. П. Дмитренко, В. Д. Есаков, В. А. Шестаков. История Отечества. ХХ век: 11 кл.: Пособие для общеобразовательных учебных заведений. — 4-е издание, стереотипное. — М.: Дрофа, 2000. — 604 с. — 30 000 экз. — ISBN 5-7107-3724-0.
• Составители В. Д. Есаков и Ю. С. Осипов. Академия наук в решениях политбюро ЦК РКП(б)- ВКП(б)-КПСС: 1922—1991 / Российская академия наук, Институт российской истории, Федеральная архивная служба России, Российский государственный архив социально-политической истории, Архив Президента Российской Федерации. — М.: РОССПЭН, 2000. — Т. I. — 2000 экз. — ISBN 5-8243-0116-6.
• Составитель В. Д. Есаков. Академия наук в решениях политбюро ЦК РКП(б)- ВКП(б)-КПСС: 1922—1991 / Российская академия наук, Институт российской истории, Федеральная архивная служба России, Российский государственный архив социально-политической истории, Архив Президента Российской Федерации. — М.: РОССПЭН, 2000. — Т. II. — 2000 экз. — ISBN 5-8243-0116-6.
• В. П. Дмитренко, В. Д. Есаков, В. А. Шестаков. История Отечества. ХХ век: 11 кл.: Пособие для общеобразовательных учебных заведений. — 5-е издание, стереотипное. — М.: Дрофа, 2001. — 607 с. — 30 000 экз. — ISBN 5-7107-4826-9.
• В. П. Дмитренко, В. Д. Есаков, В. А. Шестаков. История Отечества. ХХ век: 11 кл.: Пособие для общеобразовательных учебных заведений. — 6-е издание, стереотипное. — М.: Дрофа, 2002. — 607 с. — 30 000 экз. — ISBN 5-7107-5289-4.
• В. Д. Есаков, П. Е. Рубинин. Капица, Кремль и наука. — М.: Наука, 2003. — Т. Т.1: Создание института физических проблем: 1934-1938. — 654 с. — ISBN 5-02-006281-2.
• В. Д. Есаков, Е. С. Левина. Сталинские «суды чести»: дело «КР» / Российская академия наук, Отделение историко-филологических наук. — М.: Наука, 2005. — 422 с. — 750 экз. — ISBN 5-02-010339-X.
• В. Д. Есаков. Николай Иванович Вавилов: страницы биографии / Российская академия наук, Институт российской истории, Комиссия по сохранению и разработке научного наследия академика Н. И. Вавилова. — М.: Наука, 2008. — 286 с. — ISBN 978-5-02-036216-1.

Литература

• Владимир Дмитриевич Есаков: биобиблиографический указатель. — М.: АИРО-XXI, 2007. — 101 с. — (АИРО-биобиблиография). — ISBN 978-5-91022-060-1.

Ссылки

• [www.ihst.ru/projects/sohist/esakov.htm Есаков Владимир Дмитриевич. Опубликованные труды по истории науки и культуры] (Библиография). ИИЕТ РАН. Проверено 2 ноября 2011. [www.webcitation.org/67ibN0f7I Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
• Владимир Тольц; Елена Зубкова, В. Д. Есаков. [archive.svoboda.org/programs/hd/2004/hd.051504.asp «Похищение» Капицы]. История и современность. Документы прошлого. Радио Свобода (15 мая 2004 года). — Стенограмма радиопередачи. Проверено 2 ноября 2011. [www.webcitation.org/67ibNTyxV Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Есаков, Владимир Дмитриевич

– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.