Есауленко, Иван Елисеевич
| Иван Елисеевич Есауленко | ||
| ||
|---|---|---|
| 1966 — 1973 | ||
| Предшественник: | В.Н. Барановский | |
| Преемник: | Б.Ф. Зубрицкий | |
| Рождение: | 1 октября 1921 х. Кочеван, Самарский р-н, Ростовская обл. | |
| Смерть: | 21 апреля 2008 (86 лет) Таганрог | |
| Партия: | КПСС | |
| Награды: |
| |
Иван Елисеевич Есауленко (1 октября 1921, х. Кочеван, Самарский р-н, Ростовская обл. — 21 апреля 2008, Таганрог) — советский государственный и партийный деятель, 1-й секретарь Таганрогского горкома КПСС (1966—1973), почётный гражданин города Таганрога.
Биография
Родился 1 октября 1921 года на хуторе Кочеван, Самарского района Ростовской области[1]. В 1938 году поступил на учёбу в Таганрогский авиационный техникум. В 1941 году был направлен на Таганрогский авиационный завод им. Димитрова. После войны в 1946 году окончил учёбу в техникуме и был направлен на работу на машиностроительный завод № 49, где прошёл путь от техника-конструктора до ведущего конструктора ОКБ[1]. В 1958 году окончил Всесоюзный заочный политехнический институт. А 1962 году избран секретарём парткома КПСС завода. С 1965 по 1966 год работал в Таганроге первым секретарём Октябрьского райкома КПСС[1].
С 1966 по 1973 год занимал должность 1-го секретаря таганрогского горкома КПСС[1].
С 1973 по 1985 год работал директором Таганрогского машиностроительного завода (ТАНТК им. Г.М. Бериева)[1].
При активном участии И.Е. Есауленко в Таганроге было начато строительство Городской больницы скорой медицинской помощи, центрального канализационного коллектора, троллейбусной линии[1].
Награждён тремя орденами Трудового Красного Знамени, медалями[1].
Источники
|
Это заготовка статьи о политическом деятеле СССР. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Напишите отзыв о статье "Есауленко, Иван Елисеевич"
Отрывок, характеризующий Есауленко, Иван Елисеевич
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
