Есаян, Забель

Забель Есаян

Цабел Есаян (арм. Զապէլ Եսայեան) (4 февраля 1878 — 1943)  —  армянский прозаик, поэтесса и переводчица, профессор литературы.

Биография

Забел Есаян родилась 4 февраля 1878 года. Её девичья фамилия Ховханесян. Ее отец Мкртич Ховханесян, родом из Силадара, района Скутари, жившего там в разгар русско-турецкой войны. Девочка посещала начальную школу Святого Креста (Ս. Խաչ) . В 1895 году она переехала в Париж, где изучала литературу и философию в  Сорбонне.

Вдохновленная французским романтическим движением XIX века и возрождением армянской литературы в Западно-армянском диалекте, она стала заниматься поэтическим творчеством. Ее первые прозаические стихотворения ("Ночная песня") появилась в журнале Tsaghik (Цветок) в 1895 году. Она публиковала короткие рассказы, литературные эссе, статьи и переводы на французском и армянском языках в местных периодических изданиях Меркюр де Франс, Масис, Анаит и Arevelian Mamoul .

Живя в Париже, она вышла замуж за художника Есаяна. У них было двое детей, Софи и Грант.

После младотурецкой революции в 1908 году Цабель Есаян уехала в Константинополь. В 1909 году она отправилась в Киликию и опубликовала там серию статей о Киликийской резне. Трагической судьбе армян в Киликии посвящены ее произведения: Среди руин (Աւերակներու մէջ, Константинополь, 1911), новеллы Проклятье (1911), рассказы "Safieh" (1911) и "Новая невеста" (1911).

Есаян была единственной женщиной в списке армян, намеченных для ареста и депортации 24 апреля 1915 года в Османской империи младотурецким правительством. Но Цабель тогда смогла избежать ареста и бежать в Болгарию, а затем на Кавказ, где работала с армянскими беженцами, записывая их рассказы о зверствах, которые имели место при турецком Геноциде армян. 1918 год застал ее на Ближнем Востоке в организации переселения беженцев и сирот. Этому периоду принадлежат ее новеллы Последний Кубка (Վերջին բաժակը) и Моя душа в изгнании (Հոգիս աքսորեալ, 1919).

Ее поддержка Советской Армении была искренней. В романе Отступающие силы (Նահանջող ուժեր, 1923) она описывает жизнь простых людей того времени. В 1926 году она побывала в Советской Армении и вскоре после этого опубликовала свои впечатления в газете "Прометей освобожденный (Պրոմէթէոս ազատագրուած, Марсель, 1928). В 1933 году она решила обосноваться в Советской Армении со своими детьми. В 1934 году она приняла участие на первом съезде советских писателей СССР в Москве.

Уехав жить в Ереван, Есаян преподавала в Ереванском государственном университете французскую и армянскую литературу и продолжал писать. Этому периоду принадлежат ее новелла Рубашка из огня (Կրակէ շապիկ, Ереван, 1934; переведена на русский язык в 1936 году) и автобиографическая книга Сады Силидар (Սիլիհտարի պարտէզները, Ереван, 1935).

Во время Сталинского террора она была обвинена в "национализме" и в 1937 году арестована. В январе 1939 года была приговорена к расстрелу, а 8 мая 1939 года приговор был заменен на десять лет высылки. Умерла при неизвестных обстоятельствах (предположительно утонула в ссылке в 1943 году).

Память

В 2009 году в Армении о ее жизни был снят документальный фильм (режиссёр Лара Агаронян).

Произведения

• Եսայան Զ., Կեղծ հանճարներ, Կ. Պոլիս, 1910
• Շնորհքով մարդիկ, Կ. Պոլիս, 1907
• Երբ ալյևս չեն սիրեր, Կ. Պոլիս, 1914
• Հոգիս աքսորիալ, Վիեննա, 1922
• Նահանջող ուժեր, Վիեննա, 1922
• Նահանջող ուժեր, Երևան, 1926
• Պրոմեթեոս ազատագրված, Մարսել, 1925
• Կրակե շապիկ, Երևան, 1934
• Սիլիհտարի պարտեզները, Երևան, 1935
• Երկեր, Երևան, 1959

Произведения на французском языке

• L'agonie d'un peuple / auteur(s) : Hayg TOROYAN - [texte recueilli par] Zabel Essayan ; témoignage traduit de l'arménien par Marc Nichanian. suivi de La voix et la plume / postface du traducteur. Editeur : Classiques Garnier. Année : 2013. ISBN 9782812408564
• Mon âme en exil / auteur(s) : Zabel ESSAYAN - Traduit de l’arménien par Anahide Drézian et Alice Der Vartanian, Postface de Krikor Beledian. Editeur : Parenthèses. Année : 2012. ISBN 9782863642665
• Dans les ruines - les massacres d'Adana, avril 1909 / auteur(s) : Zabel ESSAYAN - Editeur : Phébus. Année : 2011. ISBN 9782752905031
• Fragments d'Arménie / auteur(s) : Michael J. ARLEN - Jacques DEROGY - Zabel ESSAYAN - Hrant MATEVOSSIAN - RAFFI - Vahan TOTOVENTS - Kostan ZARIAN - textes choisis et présentés par Gérard Chaliand. Editeur : Presses de la Cité. Année : 2007. ISBN 9782258073883
• Les jardins de Silidhar : roman / auteur(s) : Zabel ESSAYAN - trad. de l'arménien par Pierre Ter-Sarkissian. Editeur : Albin Michel. Année : 1994. ISBN 9782226064165
• L'Univers lumineux de la littérature / auteur(s) : Zabel ESSAYAN - Editeur : Catholicossat arménien de Cilicie. Année : 1988

Литература

• История армянской советской литературы, М., 1966.
• Autobiography [Inknakensagrutiun]. Yerevan: Sovetakan grakanutiun, 1979.

Внешние ссылки

• [www.hurriyetdailynews.com/forgotten-life-and-work-of-zabel-yessayan-slowly-coming-to-light-.aspx?pageID=238&nID=78335&NewsCatID=386 Интервью с турецким переводчиком “The Gardens Silihdar”]
• [ru.hayazg.info/%D0%95%D1%81%D0%B0%D1%8F%D0%BD_%D0%97%D0%B0%D0%B1%D0%B5%D0%BB Есаян Забел]
• [www.armeniapedia.org/index.php?title=Zabel_Esayan Энциклопедия Армении. Zabel Yesayan]

Отрывок, характеризующий Есаян, Забель

В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.