Есет Котибаров

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Есет Котибаров
каз. Есет Көтiбарұлы
Дата рождения

1807(1807)

Место рождения

на берегу реки Эмба

Дата смерти

1888(1888)

Место смерти

совр. Шалкарский район

Есе́т Котиба́ров (каз. Есет Көтiбарұлы, в старых хрониках: Исет Кутибаров/Кутебаров; 18071888)— казахский батыр и бий, крупный феодал из рода шекты, руководитель антиколониального восстания, лидер национально-освободительного движения казахов.





Биография

Есет Котибаров родился в 1807 году в семье батыра и известного барантача Котибара из рода шекты (чикли) Младшего жуза. Есет при жизни своего отца был ему товарищем, а после его смерти пошёл по его стопам[1]. Есет пользовался большим авторитетом не только среди своего рода, но и среди представителей других казахских родов: адай, табын, шомекей, торткара, кишкене-шекты и др.[2] Носил почётный титул «батыр» — «герой, богатырь», занимался сбором налогов, усмирением раздоров и исполнял роль судьи[3].

Народно-освободительное движение 1830-х — 1850-х годов

В 1838 году Есет вместе с Жоламан-батыром совершил нападение на Илецкое укрепление[4]. Против него была снаряжена военная экспедиция, которая нанесла ему серьёзное поражение, но не смогла окончательно подавить восстание[5].

Во время восстания Кенесары Касымова в 1837—1847 годах Есет Котибаров также принял участие в борьбе против царизма. Его участие в восстании, заключавшееся в партизанских набегах на караваны и русские селения, закончилось в 1842 году[6]. Прекращение помощи Кенесары возможно было вызвано желанием улучшить отношения с русскими.

В 1846 году Есет Котибаров захотел решительно сблизиться с русскими и начал прекращать свои связи с хивинцами. Из-за противодействия султана Арслана Джантюрина, просьба Есета о кочевьях в верховьях Эмбы и в Мугоджарах не была удовлетворена и от этого пострадало хозяйство его сторонников. В 1847 году Есета наградили золотой медалью, но благодаря всё тому же султану Джантюрину медаль так и не была выдана и он вновь стал налаживать отношения с хивинцами. В 1848 году хивинский Диван-беги Бек-Нияз в послании к шектинским биям требовал во всём подчиняться Есету. Требования Есета о выдаче медали и об удобных кочевьях были отвергнуты генералом Обручевым и он был вынужден кочевать в песках Барсуки[7].

В 1847—1858 годах возглавил восстание казахов Младшего жуза против колониального гнёта Российского правительства.

В 1853—1854 годах восставшие казахи Младшего жуза под руководством Есета вели бои с силами приграничной царской администрации[4]. Активная борьба Котибарова против русской колонизации стала преградой на пути продвигавшихся к Аральскому морю российских войск[8].

В мае 1853 года для подавления восстания были направлены султан Араслан Джантюрин, два казачьих отряда и 200 казахов, возглавляемые султаном Таукиным, майором Михайловым с Уральского укрепления и 600 казахов под руководством султана Е. Касымова. Есет Котибаров заблаговременно отправил 800 воинов им навстречу. Вооружённый поход карательного отряда закончился безуспешно[4].

Зиму 1853—1854 годов Есет провёл в песках Больше Барсуки, где он владел урочищем Еки-Чингиль, в котором имел постоянную зимовку[9]. Весной 1854 года численность восставших достигла 1500 человек. Они выдвинули Российскому правительству условия: отменить налог за дым, остановить отправку карательных отрядов в казахские степи, предоставить свободу пользования пастбищными землями и возможность свободной кочёвки на берегах рек Эмба, Илек, Хобда, Урал[4].

Весной 1854 года был отправлен карательный отряд под командованием барона Врангеля. Неравные силы вынудили Есета Котибарова вести переговоры, где он он дал обещание добровольно явиться к генерал-губернатору. Позднее Есет вновь начал подготовку в военным действиям. Повстанцы продолжали набеги на военные укрепления, угоняли лошадей, нападали на русские казачьи отряды. 21 августа 1854 года братья Е. Сатай и Матай с группой из 60 человек напали на Уральское укрепление. В 1855 году повстанцы во главе с Ерназаром Кенжалиным разгромили казачий отряд Ткачёва[4].

Восстание 1855—1858 годов

В 1855—1858 годах казахи под предводительством Есета Котибарова выступили против карательных отрядов из Оренбурга на территории Младшего жуза[10].

В июне 1855 года оренбургский генерал-губернатор дал задание султану Младшего жуза (А. Джантюрину и др.) поймать Есета Котибарова. Карательный отряд, направленный оренбургскими властями, жестоко расправился с мирным населением казахских аулов[4]. Прознав об этом, Есет собрал из отряд из 1,5 тыс. шектинцев и окружил отряд Арслана Джантюрина. Казахам в составе отряда была дана возможность бежать и они тут же этим воспользовались. Нелюбимый простым народом султан остался вместе с казачим отрядом из 80 человек. Из-за отдалённости от лагеря казахов, казаки не смогли помочь Джантюрину и тот был зарублен Есетом и несколькими его соратниками[7].

В марте 1857 года степной суд приговорил Актыбая Есмамбетова, Кулшыка Карина и Ерубая Айнакулова к расстрелу. В марте 1857 года Е. Кенжалин, Бекет Серкебаев и др. отправлены в ссылку в Сибирь[4]. В сентябре 1857 года отряд русских неожиданно напал на лагерь Есета Котибарова и уничтожил аулы присоединившихся к нему казахов. Есет сумел спастись с небольшим отрядом и отступил к границе с Хивинским ханством. После этого разгрома, весной 1858 года генерал-губернатор Оренбургской и Самарской губерний А. А. Катенин объявил ему амнистию, при условии полного прекращения сопротивления[11]. В 1858 году Есет Котибаров капитулировал[12].

На страницах «Колокола» Александр Герцен писал:

«Аугсбургская газета» рассказывает о страхе, наведенном на крестьян в Оренбургской губернии распространившимся слухом о киргизском восстании и набеге. И через несколько дней та же газета говорит об амнистии Исету Кутибарову;. Жаль, что она не сообщила страшной истории — почему Исет Кутибаров откочевал к хивинской границе. Со времен ветхозаветных войн или монгольских набегов ничего не было гнуснее в свирепости, как набег полковника Кузмина и майора Дерышева, которым заправлял (еще при Перовском), сидя в своей канцелярии, бывший помощник Липранди — Григорьев. Этот кровавый эпизод еще ждет описания.

А. И. Герцен. Собрание сочинений в тридцати томах. — М.: Издательство Академии наук СССР, 1958. — Т. 13. — С. 449.

Есет Котибаров явился к Катенину с повинной, принял мирные условия царской власти и был помилован. 24 августа 1859 года с группой султанов и биев был на приёме у Александра II в Санкт-Петербурге. Михаил Терентьев назвает причиной «смирения» Есета не амнистию, а «энергичные преследования отрядов, опиравшихся на степные укрепления. […] Он был окружён с одной стороны отрядами самого Катенина и Игнатьева (шедшего в Хиву), а с другой Скрябина (штабс-капитан корпуса топографов)»[1].

Этот человек, который в 1859 году в течение своего визита в Санкт-Петербург привлёк огромное внимание публики, в течение 20-и лет держал степь в беспрерывном состоянии страха и нервного напряжения. […] Катенин, следовавший за Перовским, увидел трудность и почти невозможность поимки Котибарова на Устюрте русскими отрядами особого назначения (спецназа), рассмотрел эти события надлежащим образом и решил достигнуть примирения с мятежным лидером и пообещал ему прощение…

Капитан Ч. Валиханов, М. Венюков и др. Есет Котибаров — рыцарь степи // Русские в Средней Азии. — Лондон, 1865. — С. 367—406.

Последние годы жизни

В 1861 году Есет был назначен руководителем рода кабак (подразделение рода шекты), в 1869 году — помощником Иргизского уездного начальника. В 1857 году Есет получил в награду от генерал-адъютанта Катенина бархатный кафтан с позументом, в 1859 году от него же — 300 рублей серебром, в 1860 году от генерал-губернатора Безака — серебряную чашку для кумыса и 100 рублей серебром, 1861 году от него же — серебряный поднос и чашку для кумыса, в 1862 году — золотые часы[13], а в 1873 году за участие в хивинском походе удостоен золотой медали «За усердие». В 1879 году освобождён от занимаемой должности. Похоронен на родовом кладбище в урочище Шолакжиде Шалкарского района Актюбинской области[4].

Характер и личные качества

В труде «Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба» Есет Котибаров описывается как «простой киргиз» и представитель «демократического элемента» в казахском народе. Он назван «ловким предводителем», но никак не «главой народа», который заботится о своих соотечественниках. За исключением рода шекты, его влияние основано более на страхе, чем на любви и уважении. Источником его не совсем «чистых» доходов указаны грабительские набеги на караваны, угон казачьих лошадей и скотокрадство (баранта) у враждебных казахских родов[14].

Есет Котибаров в исторических источниках

Важнейшими батырами были чиклинские батыры Джанкожа Нурмухамедов и Исет Кутибаров. С последним тот час же наше начальство поссорилось и создало себе опасного врага. Влияние его и значение в народе неоспоримо…

А. И. Добросмыслов, Тургайская область — исторический очерк (Оренбург, 1902, с. 407—409)

…Имя Исета в Малой Орде было также грозно, как и соотечественника его Кены-Сары, убитого в сороковых годах… или как имя героя Кавказского Шамиля

Василий Тимм Русский художественный листок (Санкт-Петербург, Нр. 31 от 01.11.1858): Киргизы Малой Орды, кочующие у предгорья Усть-Урта.

Я провел один день у киргиза по имени Исет Котибаров. Для этой эпохи это была интереснейшая личность, очень популярная в степях… он оставался вождем… и исполнял должность судьи.

Бронислав Залесский Путешествие в казахскую Сахару/Жизнь казахских степей (Париж, 1865)

…На степных перепутьях встретил и батыра Исета Кутибарова ещё до того, как он возглавил антиколониальное движение в Приаралье, среди некоторой части казахов Малого жуза. Исет был сложен как Геркулес; его атлетические формы, его дикая красота и приемы, полные отваги, могли поразить европейца и имели сильное влияние в кругу его соотечественников.

Е. П. Ковалевский Странствователь по суше и морям, СПб., 1843, кн.1, стр. 155

  • Восстание (и деятельность) Есета широко освещались в российских изданиях XIX века: «Современник» (1851), «Всемирная иллюстрация» (1860), «Отечественные записки» (1860), «Русский вестник» (1859), «Русский художественный листок» (Нр. 31 от 01.11.1858) Василия Тимма, в «Аугсбургской газете», лондонском «Колоколе» (Нр. 28 от 15.11.1858, стр. 231) А. Герцена, капитана Ч. Валиханова, М. Венюкова и др. в «Русские в Средней Азии» (Лондон, 1865, с. 367—406) и мн. др.
  • Также является персонажем казахской народной лирико-эпической поэмы XIX века «Айман — Шолпан».

Напишите отзыв о статье "Есет Котибаров"

Примечания

  1. 1 2 М. А. Терентьев. История завоевания Средней Азии, с картами и планами в трех томах. — СПб., 1906. — Т. 1. — С. 234—240.

    Достойный сынъ не менъе извъстнаго въ своё время барантача Кутебара, Исетъ былъ всегдашним его товарищемъ, а послъ его смерти неуклонно шелъ по его слъдамъ. […] На следующiй 1858 годъ, во время поездки Катенина въ степи, явился, наконецъ, съ повинною къ нему и самъ Исетъ Кутебаровъ, не только получившiй прощенiе, но и допущенный впослъдствiи въ Петербургъ. Можно, кажется, съ увъренностiю сказать, что не амнистiя смирила этого разбойника, ибо ему и прежде нъсколько разъ прощалось, — смирили его энергичныя преслъдованiя отрядовъ, опиравшихся на степныя укръпленiя. Въ этот раз он был окружен съ одной стороны отрядами самого Катенина и Игнатьева (шедшаго въ Хиву), а съ другой Скрябина (штабсъ-капит. корпуса топографовъ).

  2. М. Х. Асылбеков, 2000, с. 385.
  3. [books.google.kz/books?hl=ru&id=0_4HAQAAMAAJ Тюркологический сборник]. — 2003. — С. 62.
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.madenimura.kz/ru/culture-legacy/books/book/kazahstan-nacionalnaa-enciklopedia-2-tom?category=all&page=255 Есет Котибаров] // Казахстан. Национальная энциклопедия. — Алматы: Қазақ энциклопедиясы, 2005. — Т. II. — ISBN 9965-9746-3-2.
  5. Б. Д. Джамгерчинов. [books.google.kz/books?hl=ru&id=_aY8AAAAMAAJ Очерк политической истории Киргизии девятнацатого века. Первая половина]. — Илим, 1966. — С. 104. — 188 с.
  6. М. Койгельдиев, Т. Журтбаев. [books.google.kz/books?id=tygsAQAAMAAJ Народно-освободительное движение казахов] = Қазақ ұлт-азаттық қозғалысы. — Ел-шежіре, 2007. — Т. 5. — С. 308. — 343 с.
  7. 1 2 Л. Мейер, 1865, с. 69.
  8. М. Х. Асылбеков, 2000, с. 386.
  9. С. З. Зиманов. [books.google.kz/books?id=7VcLAQAAIAAJ Общественный строй казахов первой половины XIX века]. — Изд-во Академии наук Казахской ССР, 1958. — С. 158. — 291 с.
  10. М. К. Козыбаев, В. З. Галиев, Т. П. Волкова, А. А. Токпанов. [books.google.kz/books?hl=ru&id=BwQWAQAAMAAJ Национальные движения в условиях колониализма: Казахстан, Средняя Азия, Северный Кавказ]. — Аль-Фараби, 1991. — С. 52. — 120 с.
  11. А. И. Герцен. Собрание сочинений в тридцати томах. — М.: Издательство Академии наук СССР, 1958. — Т. 13. — С. 631.
  12. Ж. О. Артыкбаев. История Казахстана. — Центрально-Азиатское книжное изд-во, 2006. — С. 217. — 307 с. — ISBN 9789965993312.
  13. [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M.Asien/XVIII/1760-1780/Kazach_rus_17_18/321-340/332.htm 1863 г. — не позднее октября. — Докладная записка султана Сейдалина о награждении знатных биев Есета Кутебарова и др.]. Восточная литература. Проверено 4 августа 2015.
  14. Л. Мейер, 1865, с. 66.

Литература

  • Ч. Валиханов. [books.google.com/books/about/The_Russians_in_Central_Asia.html?id=r7YoAAAAYAAJ Русские в Средней Азии]. — E. Stanford, 1865.
  • М. Х. Асылбеков. [books.google.kz/books?id=AzUWAQAAMAAJ Қазақстан тарихы. Көне заманнан бүгінгі күнге дейін]. — Атамура, 2000. — Т. 3. — 765 с. — ISBN 9785766729846.
  • Т. Тореханов. [tauman-torekhanov.com/books_kz.html#Dala_Herculesi Дала Геркулесі]. — Атамура, 2008. — ISBN 9965218048.
  • Л. Мейер. [myaktobe.kz/wp-content/uploads/2013/08/Материалы-географии-и-статистики.-Киргизская-степь-1865-год.pdf Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Киргизская Степь Оренбургского ведомства]. — СПб., 1865.
  • Исет Котибаров (к вопросу о вооруженном восстании казахов в 1855—1857 гг. под руководством батыра Исета Котибарова) // Известия АН КССР, серия историческая. — 1946. — Вып. 2. — С. 106—127.
  • И. Самигулин Батыр Есет Котибаров // История в Казахстане. Преподавание в школах и вузах. — 2006. — № 7. — С. 43—48.

Отрывок, характеризующий Есет Котибаров

«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.