Ёсида, Ёсисигэ

Ёсисигэ Ёсида / Кидзю Ёсида
吉田 喜重
Имя при рождении:	Ёсисигэ Ёсида
Дата рождения:	16 февраля 1933(1933-02-16) (91 год)
Место рождения:	Фукуи, Япония
Гражданство:	Япония Япония
Профессия:	кинорежиссёр
Карьера:	1960—2004
Направление:	Авторское кино
IMDb:	0948950

Ёсисигэ Ёсида (яп. 吉田 喜重 Ёсида Ёсисигэ, род. 16 февраля 1933 года в Фукуи, Япония), также известен как Кидзю Ёсида (по «онному» чтению тех же иероглифов личного имени)) — японский кинорежиссёр и сценарист. Считается одним из самых художественно амбициозных, политически проницательных и влиятельных режиссёров послевоенного авторского японского кинематографа, наряду с Нагисой Осимой и Масахиро Синодой был одним из ярких представителей так называемой «Новой волны „Офуна“» (течения молодых кинематографистов студии «Офуна» кинокомпании «Сётику», возникшем на рубеже 1950-х — 1960-х годов).

Биография

Ранние годы

Ёсида родился в городе Фукуи в семье инженера. После окончания средней школы в 1947 году, юноша поступил в специальное учебное заведение с углублённым изучением французского языка. Ещё в школьные годы он начал писать стихи и пьесы, и одно из его стихотворений получило Золотой приз на конкурсе радиовещательной компании Эн-Эйч-Кей.

В 1951 году Ёсида поступил на филологический факультет Токийского университета, где избрал своей специальностью французскую литературу. Уже в студенческие годы он написал роман, а также стал с группой однокашников издавать журнал «Косо» («Идеи»). О какой бы то ни было работе в кино он и не задумывался, да и кинематографом особо не интересовался, решив посвятить себя изучению французской литературы. Однако в 1955 году, после смерти отца, ему пришлось задуматься как прокормить оставшихся младших братьев, и он в поисках работы находит место на студии «Офуна», принадлежащей компании «Сётику».

Карьера в кино

Среди его сверстников и коллег, работавших в то время на студии «Офуна» были Нагиса Осима, Цутому Тамура и другие, которые объединившись, начали издавать журнал «Ситинин» («Семеро»), где печатали собственные киносценарии. Опубликованный в одном из номеров сценарий Ёсиды «Надгробие на берегу моря» привлёк знаменитого режиссёра студии Кэйсукэ Киноситу, который возьмёт начинающего кинематографиста под свою опеку, сделав его своим ассистентом. В течение пяти лет Ёсида проработает ассистентом режиссёра у Киноситы, пока в 1960 году не дебютирует самостоятельной постановкой «Никчёмный человек». Героями его дебютной киноленты стали четверо молодых парней, находящихся на распутье, проводящих жизнь в праздности и бездуховности, что неминуемо приведёт их к преступлению. Время создания и выпуска фильма на киноэкраны совпало с выходом нескольких дебютов молодых студийных кинематографистов, что позволило заговорить о появлении "Новой волны студии «Офуна» (по аналогии с появившейся в те же годы «Новой волной» во французском кино). Кроме Ёсиды к группе режиссёров, которых критика относила к "Новой волне «Офуна» причислялись также Нагиса Осима, Масахиро Синода, Ёдзи Ямада и др. Когда и на других студиях, или вне студийной системы, среди независимых кинематографистов появились ещё дебютанты, бросавшие вызов традиционному кинематографу, то движение это уже стали называть не "Новой волной «Офуна», а «Новой волной японского кино».

В 1962 году на студию «Офуна» пришла уже известная актриса Марико Окада, дочь рано ушедшего из жизни звезды немого кино Токихико Окады с предложением экранизации романа Синдзи Фудзибары «Горячие источники Акицу». Ёсида берётся за эту работу, а спустя два года он и Марико Окада регистрируют свои отношения. С тех пор актриса стала не только супругой режиссёра, но и его музой, неизменно исполняя главные роли в его постановках.

В 1964 году, после того как руководству компании «Сётику» не понравится концовка его фильма «Прочь из Японии!» и без ведома режиссёра финальные сцены были изъяты, Ёсида покинул студию, создав в 1966 году собственную продюсерскую фирму Gendai Eigasha (Общество современного кино).

В своих фильмах режиссёр, используя стилистику авторского интеллектуального кинематографа, часто обращается к прошлому, тесно переплетая политику и секс. Наиболее яркой и обсуждаемой его работой стала кинолента «Эрос + убийство» (1969), поставленная на материале жизни известного анархиста Сакаэ Осуги, выступавшего среди прочего за свободную любовь и отрицание моногамии.

После провала в 1973 году его фильма «Военное положение», режиссёр уедет на несколько лет в Мексику для разработки нового сценария, но по экономическим соображениям проект будет закрыт. После операции на желудке, супруга уговорит его покинуть кинематограф и Ёсида ещё долго не выйдет на съёмочную площадку, сделав лишь небольшое исключение в 1977 году для постановки документального фильма «Рассказ о Садахару Оо». Только в 1986 году его первый, после длительного перерыва, фильм «Договор между людьми» будет представлен во внеконкурсном показе Каннского кинофестиваля. Следующая же кинолента «Грозовой перевал» (1988) будет показана уже в конкурсе Канн, номинируясь тем самым на Золотую пальмовую ветвь. С 1990 по 1995 годы Ёсисигэ Ёсида проведёт во Франции, где будет ставить оперные спектакли (среди прочего «Мадам Баттерфляй» в Лионской опере) и снимет несколько документальных лент, в том числе одну из новелл для киноальманаха к 100-летию кино «Люмьер и компания» (1995).

Сейчас Ёсисигэ Ёсида находится на заслуженном отдыхе, последняя его работа датирована 2004 годом (новелла, снятая в Бразилии для документального киноальманаха «Добро пожаловать в Сан-Паулу»). Ретроспективные показы его фильмов проходили в 2003 году в рамках 27-го международного кинофестиваля в Сан-Паулу (где состоялась премьера «Добро пожаловать в Сан-Паулу»), в 2008 году (с 26 марта по 19 мая) в Центре Жоржа Помпиду в Париже и в феврале 2010 года на кинофестивале в Роттердаме.

Фильмография

Фильмография Ёсисигэ Ёсида
Год	Название по-русски	Название на ромадзи	Оригинальное название	Название по-английски	Примечание
1960-е годы
1960	«Никчёмный человек»	Rokudenashi	ろくでなし	Good-for-Nothing	+ сценарист
	«Высохшая кровь»	Chi wa kawaiteru	血は渇いてる	Blood Is Dry	+ сценарист
1961	«Конец сладкой ночи»	Amai yoru no hate	甘い夜の果て	Bitter End of a Sweet Night	+ сценарист
1962	«Источники Акицу»	Akitsu onsen	秋津温泉	Akitsu springs	+ сценарист
1963	«Восемнадцать молодых людей, вызывающих бурю»	Arashi o yobu juhachi-nin	嵐を呼ぶ十八人	18 Who Cause a Storm	+ сценарист
1964	«Прочь из Японии!»	Nihon dasshutsu	日本脱出	Escape from japan	+ сценарист
1965	«История, написанная водой»	Mizu de kakareta monogatari	水で書かれた物語	A Story Written with Water	+ сценарист
1966	«Дева озера»	Onna no mizûmi	女のみづうみ	Woman Of The Lake	+ сценарист
1967	«Любовная связь»	Jôen	情炎	The Affair	+ сценарист
	«Пламя и женщина»	Honô to onna	炎と女	Flame and Women	+ сценарист
1968	«Мерцание инея»	Juhyô no yoromeki	樹氷のよろめき	Affair in the Snow	+ сценарист
	«Попрощайся с летним светом»	Saraba natsu no hikari	さらば夏の光	Farewell to the Summer Light	+ сценарист
1969	«Эрос + убийство»	Erosu purasu Gyakusatsu	エロス+虐殺	Eros + Massacre	+ сценарист и продюсер
1970-е годы
1970	«Чистилище героев»	Rengoku eroica	煉獄エロイカ	Heroic purgatory	+ продюсер
1971	«Трактат: исповедь актрисы»	Kokuhakuteki joyuron	告白的女優論	Confession, theory, actress	+ сценарист и продюсер
1973	«Военное положение»	Kaigenrei	戒厳令	Coup D’Etat	+ продюсер
1977	«Рассказ о Садахару Оо» (документальный)	Биг уан моногатари, Оо Садахару	ＢＩＧ－１物語　王貞治		+ сценарист
1980-е годы
1986	«Договор между людьми»	Ningen-no yakusoku	人間の約束	A Promise	+ сценарист
1988	«Грозовой перевал»	Arashi ga oka	嵐が丘	Wuthering Heights	+ сценарист
1990-е годы
1995	«Люмьер и компания» (документальный, Франция — Дания — Испания — Швеция)		Lumière et compagnie (фр.)	Lumière and Company	постановщик одной из новелл
2000-е годы
2002	«Женщины в зеркале»	Kagami no onnatachi	鏡の女たち	Women in the mirror	+ сценарист и монтажёр
2004	«Добро пожаловать в Сан-Паулу» (документальный, Бразилия)		Bem-Vindo a São Paulo (порт.)	Welcome to São Paulo	постановщик одной из новелл

Ссылки

• Ёсисигэ Ёсида (англ.) на сайте Internet Movie Database

Литература

• Генс, Инна Юлиусовна. «Бросившие вызов: Японские кинорежиссёры 60-70-х гг.» / Послесов. В. Цветова; ВНИИ Искусствоведения. — М. : Искусство, 1988. — 271 С. (стр. 60-77) — ISBN 5-1281782 (ошибоч.)

Отрывок, характеризующий Ёсида, Ёсисигэ

– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.