Ёсида, Саори

Саори Ёсида
Личная информация
Пол	женский
Рост	156
Награды и медали Вольная борьба (женщины) Олимпийские игры Золото Афины 2004 до 55 кг Золото Пекин 2008 до 55 кг Золото Лондон 2012 до 55 кг Серебро Рио-де-Жанейро 2016 до 53 кг Чемпионаты мира Золото Халкида 2002 до 55 кг Золото Нью-Йорк 2003 до 55 кг Золото Будапешт 2005 до 55 кг Золото Гуанчжоу 2006 до 55 кг Золото Баку 2007 до 55 кг Золото Токио 2008 до 55 кг Золото Хернинг 2009 до 55 кг Золото Москва 2010 до 55 кг Золото Стамбул 2011 до 55 кг Золото Страткона 2012 до 55 кг Золото Будапешт 2013 до 55 кг Золото Ташкент 2014 до 53 кг Золото Лас-Вегас 2015 до 53 кг Чемпионаты Азии Золото Токио 2004 до 55 кг Золото Ухань 2005 до 55 кг Золото Бишкек 2007 до 55 кг Золото Чеджу 2008 до 55 кг Азиатские игры Золото Пусан 2002 до 55 кг Золото Доха 2006 до 55 кг Золото Гуанчжоу 2010 до 55 кг Золото Инчхон 2014 до 55 кг Универсиада Золото Измир 2005 до 55 кг

Саори Ёсида (яп. 吉田 沙保里 Ёсида Саори, 5 октября 1982 года, Цу, Миэ) — прославленная японская девушка-борец вольного стиля, трёхкратная олимпийская чемпионка (2004, 2008 и 2012), 13-кратная чемпионка мира (абсолютный рекорд в истории чемпионатов мира по борьбе как среди женщин, так и мужчин).

С 2014 года выступает в весовой категории до 53 кг, большинство своих побед одержала в категории до 55 кг.

Дебютировала в большом спорте в 2002 году, к сентябрю 2006 года в её послужном списке было 100 выигранных борцовских поединков.

Впервые на высшем уровне проиграла схватку в январе 2008 года, когда на одном из этапов командного Кубка мира в Пекине победу над японкой одержала американка Марси Ван Дусен. К маю 2012 года очередная победная серия Саори составляла 58 поединков, когда она уступила россиянке Валерии Жолобовой на Кубке мира в Токио.

На Олимпийских играх и чемпионатах мира Саори пока не знает поражений. В 2012 году на Играх в Лондоне несла флаг Японии как на церемонии открытия, так и закрытия.

См. также

• Итё, Каори

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/yo/saori-yoshida-1.html Саори Ёсида] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)

Отрывок, характеризующий Ёсида, Саори

«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.