Ёсикава, Мицуко
Мицуко Ёсикава | |
吉川満子 | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: | |
Гражданство: | |
Профессия: | |
Карьера: |
1926—1984 |
IMDb: |
0948989 |
Мицуко Ёсикава (яп. 吉川満子 Ёсикава Мицуко:?). Родилась 21 июня 1901 года в Токио, Япония — умерла 8 августа 1991 года там же — японская актриса, получившая известность, сыграв в нескольких фильмах выдающегося мастера режиссуры японского и мирового кино Ясудзиро Одзу.
Содержание
Биография
После окончания начальной школы поступила в 1924 году в институт Shochiku Kinema[1], перейдя на следующий год на работу в студию «Камата» (яп.) кинокомпании «Сётику» (англ.), где в 1926 году дебютирует ролью в фильме «Свет павлина»[2].
С 1928 года начнётся многолетнее сотрудничество актрисы с режиссёром Ясудзиро Одзу, в фильмах которого она снимется неоднократно. Наиболее известные работы в фильмах мастера режиссуры Одзу были связаны с образами матерей: «Девушка и борода» (1931), «Родиться-то я родился…» (1932), «Маму нужно любить» (1934), «Единственный сын» (1936).
Этот образ, матери — настолько гармонировал с её индивидуальностью, что стал ассоциироваться в японском кино именно с исполнением Мицуко Ёсикавы. В этом амплуа актриса проживёт на киноэкране всю свою актёрскую карьеру, исполнив многочисленные роли матерей не только у Ясудзиро Одзу, но и в фильмах других мастеров японского кино: Хэйноскэ Госё, Хироси Симидзу, Микио Нарусэ, Кэйсукэ Киноситы, Кона Итикавы.
За почти шестьдесят лет работы в кинематографе (а с 1958 года актриса много снималась и на телевидении) её фильмография насчитывает 261 фильм[2].
Умерла 8 августа 1991 года в возрасте 90 лет от обширного инфаркта.
Избранная фильмография
- 1928 — «Пара в разъезде», 引越し夫婦, Hikkoshi fufu, реж. Ясудзиро Одзу, — Тиёко, жена Эйкити (фильм не сохранился)
- 1928 — «Красивое тело», 肉体美, Nikutaibi, реж. Ясудзиро Одзу, — (фильм не сохранился)
- 1929 — «Жизнь служащего», 会社員生活, Kaishain seikatsu, реж. Ясудзиро Одзу, — Фукуко Цукамото (фильм не сохранился)
- 1930 — «Курс супружеской жизни», 結婚学入門, Kekkongaku nyûmon, реж. Ясудзиро Одзу, — девушка в баре (фильм не сохранился)
- 1930 — «Упущенная удача», 足に触った幸運, Ashi ni sawatta koun, реж. Ясудзиро Одзу, — Тосико, жена Котаро Фурукава (фильм не сохранился)
- 1930 — «История Кинуё», 絹代物語, Kinuyo monogatari, реж. Хэйноскэ Госё
- 1930 — «Воинственные супруги», チャンバラ夫婦, Chambara fufu, реж. Микио Нарусэ — Дзиро
- 1931 — «Девушка и борода», 淑女と髭, Shukujo to hige, реж. Ясудзиро Одзу — мать Теруо и Икуко
- 1931 — «Млечный путь»), 銀河, Ginga, реж. Хироси Симидзу — Ёрико, жена Кэнтаро
- 1931 — «Может любовь будет с нами», 愛よ人類と共にあれ 前篇 日本篇, Ai yo jinrui to tomo ni are - Zenpen: Nihon hen, реж. Ясудзиро Симадзу — Мисао
- 1931 — «Печали красавицы», 美人と哀愁, Bijin aishu, реж. Ясудзиро Одзу, — Мицуко (фильм не сохранился)
- 1931 — «Розовый соблазн», 桃色の誘惑, Momoiro no yûwaku, реж. Хиромаса Номура
- 1932 — «---», 金色夜叉, Konjiki yasha, реж. Хотэи Номура — госпожа в доме гейш
- 1932 — «Манчжурский марш», 満州行進曲, Manshu koshin-kyoku, реж. Ясуси Сасаки, Хироси Симидзу — Томико
- 1932 — «Грудь сестры», 乳姉妹, Chikyodai, реж. Хотэи Номура
- 1932 — «Родиться-то я родился…», 大人の見る絵本 生れてはみたけれど, Umarete wa mita keredo, реж. Ясудзиро Одзу, — жена Ёсии и мать Кэйдзи и Рёити
- 1932 — «Солнце с Востока», 太陽は東より, Taiyo wa higashi yori, реж. Сэссю Хаякава — Акико, сестра Миёко
- 1932 — «Роман на студии», 撮影所ロマンス・恋愛案内, Satsueijo romansu, renai annai, реж. Хэйноскэ Госё
- 1932 — «До новой встречи», また逢ふ日まで, Mata au hi made, реж. Ясудзиро Одзу, — девушка (фильм не сохранился)
- 1932 — «Травиата», 椿姫, Tsubakihime, реж. Ёсинобу Икэда
- 1932 — «Любовь, связанная с небом», 天国に結ぶ恋, Tengoku ni musubu koi, реж. Хэйноскэ Госё — госпожа Иидзима
- 1932 — «Первые шаги после высадки на берег», 上陸第一歩, Joriku dai-ippo, реж. Ясудзиро Симадзу
- 1932 — «Страсть», 情熱, Jônetsu, реж. Хироси Симидзу — мать
- 1933 — «С тобой мы в разлуке», 君と別れて, Kimi to wakarete, реж. Микио Нарусэ — Кикуэ
- 1933 — «Еженощные сны», 夜ごとの夢, Yogoto no yume, реж. Микио Нарусэ — жена соседа
- 1933 — «Девичьи скитания», さすらいの乙女, Sasurai no otôme, реж. Хотэи Номура — Томико
- 1933 — «Барчук в колледже», 大学の若旦那, Daigaku no wakadanna, реж. Хироси Симидзу — хозяйка ресторана
- 1934 — «Родословная женщины», 婦系図, Onna keizu, реж. Хотэи Номура, — Коёси Идзуми
- 1934 — «Маму нужно любить», 母を恋はずや, Haha wo kowazuya, реж. Ясудзиро Одзу, — мама, Тиэко
- 1934 — «Барчук в колледже 3», 大学の若旦那・太平楽, Daigaku no wakadanna: Taiheiraku, реж. Хироси Симидзу — Онобу, мать
- 1934 — «Затмение», 金環蝕, Kinkanshoku, реж. Хироси Симидзу — мать Осаки
- 1934 — «Барчук в колледже 4», 大学の若旦那・日本晴れ, Daigaku no wakadanna: Nihonbare, реж. Хироси Симидзу, — Оцунэ, мать
- 1935 — «Невинная девушка», 箱入娘, Hakoiri musume, реж. Ясудзиро Одзу, — Отака (фильм не сохранился)
- 1935 — «Юношеская невинность сына босса», 若旦那 春爛漫, Wakadanna haru ranman, реж. Хироси Симидзу — мать
- 1935 — «Бремя жизни», 人生のお荷物, Jinsei no onimotsu, реж. Хэйноскэ Госё — Тамако Фукусима
- 1935 — «Герой Токио», 東京の英雄, Tokyo no eiyu, реж. Хироси Симидзу — Харуко Нэмото
- 1935 — «Любовь в роскоши», 恋愛豪華版, Ren’ai gōka ban, реж. Хироси Симидзу — госпожа Нэмото
- 1936 — «Небо и земля бесплатно», 自由の天地, Jiyū no tenchi, реж. Хироси Симидзу — мать
- 1936 — «Женщина ночи», 朧夜の女, Oboroyo no onna, реж. Хэйноскэ Госё — Окиё, жена Фумикити
- 1936 — «Единственный сын», ひとり息子, Hitori musuko, реж. Ясудзиро Одзу, — Така
- 1936 — «Новый путь», 新道, Shindo, реж. Хэйноскэ Госё — жена Мунаката
- 1937 — «Золотой демон», 金色夜叉, Konjiki yasha, реж. Хироси Симидзу — мать Омия
- 1937 — «Песня цветочной корзины», 花籠の歌, Hana-kago no uta, реж. Хэйноскэ Госё
- 1937 — «Что забыла дама?», 淑女は何を忘れたか, Shukujo wa nani o wasureta ka, реж. Ясудзиро Одзу — Мицуко
- 1937 — «Женщина-врач и наставник Кинуё», 女医絹代先生, Joi Kinuyo sensei, реж. Хиромаса Номура — Ёнэ, мать Ясуо
- 1937 — «Не говори своей жене», 奥様に知らすべからず, Okusama ni shirasu bekarazu, реж. Минору Сибуя — Мицуко, жена Кавады
- 1937 — «Дети на ветру», 風の中の子供, Kaze no naka no kodomo, реж. Хироси Симидзу — мать
- 1938 — «Юношеская невинность сына босса», 若旦那 春爛漫, Wakadanna haru ranman, реж. Хироси Симидзу — мать
- 1938 — «Древо Айдзэн» Части I и II, 愛染かつら, Aizen katsura реж. Хиромаса Номура — Садаэ
- 1938 — «Домашний дневник», 家庭日記, Katei nikki, реж. Хироси Симидзу — Ясуко
- 1939 — «Наивный дуэт», 純情二重奏, Junjô nijûsô, реж. Ясуси Сасаки — Осуми
- 1939 — «Дети во все времена года», 子供の四季, Kodomo no shiki, реж. Хироси Симидзу — мать
- 1939 — «Древо Айдзэн. Часть III», 続愛染かつら, Zoku aizen katsura, реж. Хиромаса Номура — Садаэ
- 1939 — «Древо Айдзэн. Часть IV», 愛染かつら 完結篇, Aizen katsura - Kanketsu-hen, реж. Хиромаса Номура — Садаэ
- 1940 — «Нобуко», 信子, Nobuko, реж. Хироси Симидзу, — госпожа Хосокава
- 1940 — «Первая любовь Кинуё», 絹代の初恋 , Kinuyo no hatsukoi, реж. Хиромаса Номура — Сигэ, мать Онобу
- 1941 — «---», 暁の合唱, Akatsuki no gassho, реж. Хироси Симидзу
- 1941 — «Братья и сёстры семьи Тода», 戸田家の兄妹, Todake no kyodai, реж. Ясудзиро Одзу — Тидзуру
- 1941 — «Цветок», 花, Hana, реж. Кодзабуро Ёсимура
- 1941 — «Страна вишен», 桜の国, Sakura no kuni, реж. Минору Сибуя — Сидзуэ
- 1943 — «Живой Магороку», 生きてゐる孫六, Ikite iru Magoroku, реж. Кэйсукэ Киносита
- 1945 — «Песнь победы» (фильм из 4-х новелл), 必勝歌, Hisshôka, реж. Масахиро Макино, Кэндзи Мидзогути, Хироси Симидзу и Томотака Тасака — мать Итиро
- 1947 — «Рассказ домовладельца», 長屋紳士録, Nagaya shinshiroku, реж. Ясудзиро Одзу — Кикуко
- 1948 — «Цветок расцветает», 眞知子 より- 花ひらく, Hana hiraku - Machiko yori, реж. Кон Итикава — мать Матико
- 1948 — «365 ночей: Токио», 三百六十五夜 東京篇, Sambyakurokujugo ya - Tokyo-hen, реж. Кон Итикава — Сидзу Оэ
- 1948 — «365 ночей: Осака», 三百六十五夜 大阪篇, Sambyakurokujugo ya - Osaka-hen, реж. Кон Итикава — Сидзу Оэ
- 1949 — «Девочка-преступница», 不良少女, Furyô shôjo, реж. Микио Нарусэ — мать Матико
- 1950 — «Обручальное кольцо», 婚約指環, Konyaku yubiwa, реж. Кэйсукэ Киносита
- 1951 — «К югу», 南風, Minamikaze, реж. Цуруо Ивама
- 1952 — «Утренние волнения», 朝の波紋, Asa no hamon, реж. Хэйноскэ Госё — мать Нумасава
- 1955 — «Взросление», たけくらべ, Takekurabe, реж. Хэйноскэ Госё
- 1959 — «Дневник Каратати», からたち日記, Karatachi nikki, реж. Хэйноскэ Госё
- 1960 — «Синран», 親鸞, Shinran, реж. Томотака Тасака — Тамахихимэ
- 1964 — «Источники Акицу», 秋津温泉, Akitsu onsen, реж. Ёсисигэ Ёсида — жена священника
- 1967 — «---», Tabiji, реж. Синдзи Мураяма — Мити
- 1968 — «Пруд кошки-призрака Отама», 怪猫呪いの沼, Kaibyô noroi numa, реж. Ёсихиро Исикава — Куми
- 1984 — «Похороны», お葬式, Osôshiki, реж. Дзудзо Итами — госпожа Ивакири
Напишите отзыв о статье "Ёсикава, Мицуко"
Примечания
Ссылки
- Мицуко Ёсикава (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Ёсикава, Мицуко
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…