Ефимова, Нина Яковлевна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ефимова Нина Яковлевна
Дата рождения:

21 января 1877(1877-01-21)

Место рождения:

Санкт-Петербург,
Российская империя

Дата смерти:

24 февраля 1948(1948-02-24) (71 год)

Место смерти:

Москва, СССР

Гражданство:

СССР СССР

Жанр:

график, живописец

Нина Яковлевна Ефимова (урождённая Симонович, 18771948) — русская и советская художница, работала в жанре офорта и автолитографии. В её честь назван кратер Ефимована Венере.





Биография

Родилась 21 января 1877 года в Санкт-Петербурге в семье педагогов — Якова Мироновича Симоновича и Аделаиды Семёновны Симонович.

Образование

В 1880-1890 годах брала уроки у двоюродного брата Валентина Серова в Домотканове. В 1897—1899 годах занималась рисованием в частной школе О. М. Шмерлинга в Тифлисе. В 1900 году окончила Строгановское училище, в 1911 году — МУЖВЗ. В 1909–1911 годах посещала студии живописи Делеклюза, Каларосси и Анри Матисса в Париже.

Деятельность

В 1917 году на вечерах Московского товарищества художников вместе с мужем художником Иваном Семёновичем Ефимовым выступала с куклами-«петрушками», применяя «тростевой» принцип управления куклами. В 1918 году вместе с мужем создала в Москве Театр Петрушки и теней в Театре Детской комиссии театрально-музыкальной секции Моссовета, который действовал до 1940 года.

В 1928–1942 годах Н. Я. Ефимова преподавала методику театра теней на курсах Дома художественного воспитания им. Н. К. Крупской, а также в Музее материнства и младенчества, в ВТО и на курсах Мосэстрады. В 1930-е годы она занималась оформлением интерьеров для общественных зданий Москвы. Много работала в области театра силуэтов; создавала движущиеся силуэтные композиции для Центрального музея народоведения и Музея материнства и младенчества, ВСХВ. В эти же годы её композиция «От Москвы дворянской и купеческой к Москве социалистической» украшала московский ЦПКиО им. Горького.

Во время Великой Отечественной войны Ефимовы отказались от эвакуации и жили в Москве. Нина Яковлевна работала медсестрой в Первом разборном госпитале на левом берегу Яузы.

Умерла 24 февраля 1948 года в Москве. Похоронена на Введенском кладбище.

Н. Я. Ефимова — автор мемуаров «Воспоминания о В.А. Серове» (1964) и книг «Записки петрушечника» (1925), «Куклы на тростях» (1940), «Записки художника» (1982). Произведения художницы имеются в коллекциях Третьяковской галереи, Русского музея в Санкт-Петербурге и других музеях России.[1] Её работы выставлялись на художественной выставке в Подольске в 2002 году.

Семья

Была замужем за художником И. С. Ефимовым, основала вместе с мужем «Театр кукол Ефимовых». В настоящее время в доме, где жили супруги Ефимовы, организованы мемориальные мастерские художников Ефимовых и Фаворского.[2]

См. также

Напишите отзыв о статье "Ефимова, Нина Яковлевна"

Примечания

  1. [artru.info/ar/bio/3744/ СИМОНОВИЧ-ЕФИМОВА (ЕФИМОВА) НИНА ЯКОВЛЕВНА]
  2. [www.vellum.ru/painters/i80/ Симонович-Ефимова Нина Яковлевна]

Ссылки

  • [www.tversu.ac.ru/painters.html Художники в усадьбе Домотканово]
  • [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=1486 ЕФИМОВЫ, супруги, художники.]

Отрывок, характеризующий Ефимова, Нина Яковлевна

И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.