Ефрем (Кузнецов)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Ефрем и фамилией Кузнецов.

Епископ Ефрем<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">в сане архимандрита</td></tr>
Епископ Селенгинский, викарий Забайкальской епархии
20 ноября 1916 — 5 сентября 1918
Церковь:	Православная Российская Церковь
Предшественник:	Георгий (Орлов)
Преемник:	Софроний (Старков)
Имя при рождении:	Епифаний Андреевич Кузнецов
Рождение:	10 мая 1875(1875-05-10) станица Краснояровская, Нерчинско-Заводский округ, Российская империя
Смерть:	4 сентября 1918(1918-09-04) (43 года) Москва
Принятие монашества:	17 октября 1909
Епископская хиротония:	20 ноября 1916

Епископ Ефре́м (в миру Епифа́ний Андре́евич Кузнецо́в; 10 мая 1875, станица Краснояровская, Нерчинско-Заводский округ — 5 сентября 1918, Москва) — епископ Селенгинский, викарий Забайкальской епархии.

Причислен к лику святых Русской православной церкви в 2000.

Детство

Родился в семье забайкальских казаков. После смерти отца, когда ребёнку было пять лет, жил в крайней бедности с матерью Евдокией Ефремовной и младшей сестрой Лидией. Перед смертью его отец завещал ему учиться. Получил начальное образование в сельском училище. Приходской священник представил талантливого ученика епархиальному архиерею, который распорядился принять его в духовное училище.

Позднее вспоминал «В раннем детстве Господь послал мне сиротство с его обычными в простонародной среде тяжелыми спутниками — беднотой беспросветной, лишениями и болезнями. Но этот крест учил меня смирению, терпению, пониманию страданий ближнего и состраданию… В это время на помощь Господь посылает добрую душу в лице приходского пастыря, который, пользуясь проездом через станицу ныне блаженной памяти архипастыря Иркутского, высокопреосвященного архиепископа Вениамина (Благонравова), по своему личному произволению, поставив меня пред лицом его на колена, усердно просит о принятии меня хотя на полуказённое содержание в духовное училище, с обещанием за меня, быть мне потом служителем церкви Божией. Просьба святителем Божьим уважается, и я, сирота-бедняк казачонок, какими наполнены станицы, оказываюсь в духовной школе, что тогда было весьма редким, чуть не исключительным явлением: велика ко мне милость Божия!»

Образование

Окончил Нерчинское духовное училище, Иркутскую духовную семинарию в 1896, Казанскую духовную академию (в составе миссионерской группы монгольского отделения) со степенью кандидата богословия в 1903 (тема кандидатской работы: «История христианского просвещения Забайкальских инородцев с покорения края до настоящего времени». По отзыву рецензента, «представляет собой прекрасную, тщательно продуманную работу, заслуживающую полного одобрения и поощрения какой-либо студенческой премии»).

Сельский священник

После окончания семинарии вступил в брак с 18-летней дочерью иркутских мещан Марией Васильевной Сокошневой. 2 августа 1896 был рукоположен в сан диакона, 4 августа — в сан священника. Служил в церкви Покрова Пресвятой Богородицы в селе Кокуй Забайкальской епархии. В 1898 в семье родилась дочь Елена и умерла жена. После этого принял решение стать миссионером.

Миссионер

В 1903 направлен для служения в Бырцынский миссионерский стан, затем стал председателем совета Читинского центрального миссионерского училища, помощником начальника духовной миссии. С августа 1905 — начальник Забайкальской православной миссии. Активно противодействовал попыткам ламаистского духовенства побудить крещёных ранее местных жителей отказаться от христианства.

Кроме того, был инспектором учительских курсов при Читинском миссионерском училище, сверхштатным членом Забайкальского епархиального училищного Совета, редактором «Забайкальских епархиальных ведомостей», исполнял должность Председателя Совета женского епархиального училища, был Председателем экзаменационной комиссии «для испытания лиц, ищущих священства, диаконского сана и псаломщических мест», состоял членом-казначеем церковного Братства Свв. Кирилла и Мефодия и Св. Иннокентия Иркутского.

29 апреля 1907 года возведён в сан протоиерея.

По его инициативе в Чите было построено специальное двухэтажное здание для миссионерского училища. В училище было четыре класса — образцовая школа на сто пятьдесят учеников, помещение для пансиона на сто двадцать человек и две квартиры — для учителя и заведующего. Во втором этаже была устроена домовая Спасо-Преображенская церковь. В результате училище превратилось из начальной школы в низшее образовательное заведение духовного ведомства. Специально для работы в миссионерских станах здесь готовили псаломщиков и диаконов, изучался бурятский язык, история и практика миссии.

17 октября 1909 года пострижен в монашество, 25 октября возведён в сан архимандрита.

Миссия среди корейцев

В 1910 году возглавил процесс обращения в православие корейцев, бежавших в Россию после аннексии их страны Японией, лично выполнял обязанности миссионера в их среде. Для религиозно-нравственного просвещения корейцев, а также для изучения ими русского языка открыл катехизическую школу в Чите с пансионом, которая была и своеобразным центром корейского землячества. В 1911 году для более действенной христианизации корейцев было принято решение издавать журнал «Православие» на корейском языке. В 1913 году вместе с известным проповедником протоиереем И. И. Восторговым посетил Монголию для выяснения условий предполагаемого открытия православной миссии в Монголии. Однако из-за начавшейся Первой мировой войны этот проект не был реализован.

Правый политик

Отличался правыми политическими взглядами. В 1907 был организатором забайкальского отдела Союза русского народа. Участвовал в работе Съезда русских людей в Москве в сентябре-октябре 1909 (так называемый «Восторговский» съезд), был одним из секретарей отдела церковных вопросов, выступал с докладом.

Епископ

С 20 ноября 1916 году — епископ Селенгинский, викарий Забайкальской епархии (кафедра была учреждена в том же году для более успешной организации миссионерской деятельности).

После победы Февральской революции либеральная часть забайкальского духовенства и общества потребовали его отставки как «зарекомендовавшего себя всей своей прошлой деятельностью ярым реакционером, организатором Чёрной Сотни», но Св. Синод не согласился с этими требованиями.

Участие в Поместном соборе

Арестован Забайкальским советом^{[когда?]} и выслан в Петроград^{[когда?]} в распоряжение ВЧК. Освобождён под честное слово об отказе заниматься политикой. В 1917 году выехал в Москву для участия в Поместном Соборе. В январе 1918 года выступил на Соборе с докладом, в котором, в частности, дал оценку политическим процессам, происходившим в стране: «…что представляют собой переживаемые события в глазах верующего? Это кара Божья, вспомните, что творилось в последние годы в жизни государства, церкви, общества… Несомненно то, что виноваты в этом целые классы людей служения общественного, государственного, церковного. Гордыня, самомнение, неверие, отрицание, тупое стремление всё святое вытравить, попрать, разрушить, богоборство, подкоп под власть, порок во всей наготе — вот атмосфера, в которой протекала жуткая жизнь нашей Родины. И вот гнев Божий: война… Но это оказалось недостаточным, чтобы Русский народ… одумался и покаялся, даже напротив… Тогда Божьим попущением — крах государственного строя и революция с её беспредельным углублением… Не будет легче церкви, когда сойдут со сцены нынешние её гонители, а ко власти вернутся те, кто эти гонения начинал, имея в своей политической программе также задачу отделения церкви от государства… пришла ли в покаяние наша интеллигенция, много столь потрудившаяся над созданием крушения государственного строя и теперь являющаяся главной виновницей падения и гибели нашей Родины. Возьмём военную интеллигенцию, не она ли в лице своих высших представителей, окружавших верховную власть, пошла на переворот, забыв присягу. И вот за это самое сейчас она стёрта с лица земли».

Арест и расстрел

Во время работы Собора жил на квартире протоиерея Иоанна Восторгова, где и был 2 июня арестован ВЧК. 5 сентября 1918 вместе с протоиереем Иоанном Восторговым, бывшими сенатором С. П. Белецким, министрами внутренних дел Н. А. Маклаковым и А. Н. Хвостовым, председателем Государственного Совета И. Г. Щегловитовым и рядом других лиц был как заложник публично расстрелян в Петровском парке в первый день после объявления красного террора. По просьбе Иоанна Восторгова палачи разрешили осуждённым перед смертью помолиться и попрощаться друг с другом. Все встали на колени, горячо молились, после чего подходили под благословение владыки Ефрема и отца Иоанна.

Канонизация

В 1981 году решением Архиерейского Собора РПЦЗ канонизирован в лике священномученика со включением Собор новомучеников и исповедников Российских с установлением памяти 22 августа.

Прославлен в сонме новомучеников Российских на юбилейном Архиерейском соборе Русской православной церкви в августе 2000.

Труды

• [slovo.russportal.ru/index.php?id=alphabet.e.ephraim01_001 Речь начальника Забайкальской духовной миссии архимандрита Ефрема, произнесенная в г. Чите, в домовой архиерейской церкви 19 ноября, при наречении его во епископа Селенгинского] «Прибавления к Церковным ведомостям». Пг., 1916. № 51.
• История христианского просвещения Забайкальских инородцев с покорения края до настоящего времени.
• Вероисповедной соблазн в Забайкалье.
• Земельная обида крещенных инородцев.
• Введение в круг деятельности Забайкальской миссии просвещения светом Христовой веры корейцев, китайцев и японцев, проживающих в пределах Забайкалья.
• Закон 17 апреля 1905 года и вероотступничество в Забайкалье.
• В защиту миссии.

Ссылки

• [slovo.russportal.ru/index.php?id=alphabet.m.meletius01_001 Речь преосвященного Мелетия, епископа Забайкальского при вручении жезла викарию Забайкальской епархии преосвященному Ефрему, епископу Селенгинскому, в Читинском Александро-Невском соборе 20 ноября 1916 г.] «Прибавления к Церковным ведомостям». Пг., 1916. № 51.
• [zab.chita.ru/archiv.php?gurnal=10&article=185 Биография]
• [www.sotnia.ru/ch_sotnia/t2001/t9501.htm Биография]
• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_7902 Биография]
• [www.rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=5794 Биография]

Отрывок, характеризующий Ефрем (Кузнецов)

– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.