Боннэр, Елена Георгиевна

Елена Георгиевна Боннэр
Елена Боннэр и Андрей Сахаров (1989)
Имя при рождении:	Лусик Алиханова
Род деятельности:	советский и российский общественный деятель, правозащитница
Дата рождения:	15 февраля 1923(1923-02-15)
Место рождения:	Мары, Туркестанская АССР, РСФСР, СССР
Гражданство:	СССР СССР
Дата смерти:	18 июня 2011(2011-06-18) (88 лет)
Место смерти:	Бостон, Массачусетс, США
Супруг:	И. В. Семёнов, А. Д. Сахаров
Награды и премии:	Премия памяти профессора Торолфа Рафто

Еле́на Гео́ргиевна Бо́ннэр (1923 — 2011) — советский и российский общественный деятель, правозащитник, диссидент, публицист. Вторая жена академика А. Д. Сахарова. Последние годы жизни провела в США.

Биография

Родилась 15 февраля 1923 года в Мерве (ныне Мары, Туркменистан). Отец — армянин Кочаров (Кочарян) Левон Саркисович; отчим — Алиханян Геворк Саркисович (иногда неверно самой Боннэр указывается как отец), в 1920—1921 годах — первый секретарь ЦК КП(б) Армении, в 1921—1931 годах на ответственных партийных постах в районных комитетах РКП(б): Бауманского в Москве и ряде районов Ленинграда. В 1931—1937 годах работал в Исполкоме Коминтерна. Репрессирован, расстрелян 13 февраля 1938 года, посмертно реабилитирован.

Мать — еврейка Руфь Григорьевна Боннэр (1900—1987), член РКП(б) с 1924 года, была арестована 10 декабря 1937 года, а 22 марта 1938 года приговорена к 8 годам лагерей, как член семьи изменника родины. Реабилитирована в 1954 году. Приходилась племянницей редактору и общественному деятелю Моисею Леонтьевичу Клейману (?—1931).

После ареста обоих родителей в 1937 году переехала к бабушке в Ленинград.

Посещала литературный кружок при Институте истории искусств. В 1940 году окончила ленинградскую школу № 239 и поступила на вечернее отделение факультета русского языка и литературы ЛПИ имени А. И. Герцена.

С начала Великой Отечественной войны была мобилизована в РККА медсестрой. Работала в одной из санитарных «летучек», перевозивших раненых и эвакуированных из Ленинграда с берега Ладоги в Вологду. В результате авианалёта получила тяжёлое ранение и контузию, находилась на излечении в госпиталях Вологды и Свердловска. После выздоровления работала сначала медсестрой, а с 1943 года — старшей медсестрой в военно-санитарном поезде № 122. День Победы 9 мая 1945 года встретила под Инсбруком (Австрия).

После возвращения с фронта в середине мая 1945 года была назначена заместителем начальника медицинской службы отдельного сапёрного батальона на карело-финском направлении. Демобилизована в конце августа 1945 года. В 1971 году была признана инвалидом Великой Отечественной войны II группы. Бабушка Елены Боннэр погибла в Ленинграде во время блокады.

С 1947 по 1953 год Боннэр обучалась в 1-м ЛМИ. Была исключена из института за высказывания по поводу «Дела о сионистском заговоре в МГБ»; после смерти И. В. Сталина восстановлена. По окончании института работала участковым врачом, затем врачом-педиатром родильного дома, была заведующей практикой и учебной частью медицинского училища в Москве, преподавала там детские болезни. Посылалась на работу в Ирак как врач..

Кроме того, печаталась в журналах «Нева», «Юность», в «Литературной газете», в газете «Медицинский работник», участвовала в сборнике «Актеры, погибшие на фронтах Отечественной войны», писала для программы «Юность» Всесоюзного радио, сотрудничала как внештатный литконсультант в литературной консультации Союза писателей, была редактором в ленинградском отделении Медгиза. Елена Боннэр была одним из составителей книги о своём друге и однокласснике, сыне поэта Эдуарда Багрицкого «Всеволод Багрицкий, дневники, письма, стихи» (1964).

У Боннэр двое детей — дочь Татьяна (род. 1950, с 1977 года проживает в США) и сын Алексей (род. 1956, с 1978 проживает в США). С их отцом, Иваном Васильевичем Семёновым (1924—1993), состояла в разводе с 1965 года.

В 1965 году вступила в КПСС. Переосмыслив после подавления «Пражской весны» 1968 года свою жизненную позицию, в 1972 году вышла из КПСС в связи с несоответствием своих убеждений политике партии.

В 1960-х — начале 1970-х годов ездила на процессы над диссидентами. Во время одной из таких поездок в 1970 году в Калуге (процесс Вайля — Пименова) познакомилась с академиком А. Д. Сахаровым. В 1972 году вышла за него замуж.

Была участницей передачи дневников Кузнецова на Запад, в 1973 году неоднократно допрашивалась по этому делу.

В 1974 году Сахарову присудили денежную премию Чино дель Дука, что дало возможность Елене Боннэр осуществить мечту о фонде помощи детям политзаключённых, в основу которого легла переведённая Сахаровым часть премии.

Елена Боннэр представляла академика Сахарова в 1975 году на церемонии вручения Нобелевской премии в Осло. 12 мая 1976 года подписалась под учредительным документом Московской Хельсинкской группы.

Вместе с Сахаровым поехала в ссылку в город Горький (1980 год). За супругами в ссылке КГБ осуществлял постоянный надзор. В 1984 году была осуждена Горьковским областным судом по ст. 190-1 УК РСФСР (клевета на советский общественный и государственный строй), наказание отбывала по месту высылки мужа в г. Горьком. В Москве проживала по адресу ул. Чкалова, д. 48б, кв. 68.

С момента активного участия Елены Боннэр в правозащитной деятельности она подвергалась многочисленным обыскам и задержаниям, её часто шантажировали. Дочь и сын были исключены из вузов и в конце 1970-х годов были вынуждены эмигрировать. Однако невесте Алексея, Е. Алексеевой, власти СССР выезд запретили, что стало причиной первой голодовки супругов Сахаровых в Горьком (22 ноября — 9 декабря 1981 года). Голодовка увенчалась успехом: Алексееву выпустили в США.

На заседании Политбюро ЦК КПСС 29 августа 1985 года, обсуждавшем вопрос о просьбе А.Сахарова разрешить Е.Боннэр выезд за границу, многие его участники резко критиковали как самого А.Сахарова, так и Е.Боннер. В частности, тогдашний секретарь ЦК Михаил Зимянин заявил, что:

Можно не сомневаться, что на Западе Боннэр будет использована против нас. Но отпор её попыткам сослаться на воссоединение с семьей может быть дан силами наших ученых, которые могли бы выступить с соответствующими заявлениями. Тов. Славский прав — выпускать Сахарова за границу мы не можем. А от Боннэр никакой порядочности ожидать нельзя. Это — зверюга в юбке, ставленница империализма.

—

По возвращении в Москву в 1987 году вместе с А. Д. Сахаровым приняла непосредственное участие в зарождении таких общественных объединений и клубов, как «Мемориал», «Московская трибуна», с 1997 года являлась членом Инициативной группы «Общее действие», созданной участниками демократического движения 1960—1970-х годов и представителями активно действующих правозащитных организаций.

Председатель неправительственной международной организации «Общественной комиссии по увековечению памяти Андрея Сахарова — Фонда Сахарова».

Входила в комиссию по правам человека при президенте России с её основания до 28 декабря 1994 года. Вышла из состава комиссии, не считая для себя возможным сотрудничество с администрацией президента, развязавшей российско-чеченскую войну.

В 2006 году году уехала к детям в США, где проживала в Бостоне.

В 2001 году подписала письмо в защиту телеканала НТВ.

Елена Боннэр — одна из героинь документального фильма «Они выбирали свободу» (телекомпания RTVi, 2005).
В августе 2008 года осудила действия России в Южной Осетии в период вооружённого конфликта.

10 марта 2010 года первой подписала обращение российской оппозиции к гражданам России «Путин должен уйти».

22 марта 2010 года написала в блоге на Гранях.ру заметку «Об Академии наук», в которой призвала лишить Академию наук России административных и хозяйственных функций.

АН России… необходимо срочно разогнать <…> деньги, дома, санатории, больницы и пр. и пр. — передать на общенародный баланс. <…> А науку отпустить в свободное плавание по институтам и университетам. И это может оказаться её реанимацией.

Смерть и похороны

Скончалась 18 июня 2011 года в городе Бостон (США) от сердечного приступа.

Прощание с Еленой Боннэр прошло 21 июня в похоронном доме «Станецки» в городе Бруклайн (штат Массачусетс). По желанию покойной её тело было кремировано, а урна с прахом — перевезена в Москву и захоронена на Востряковском кладбище рядом с мужем — А. Д. Сахаровым, матерью и братом.

Награды и премии

• орден Отечественной войны II степени (1988)
• значок «Отличнику здравоохранения» (СССР)
• награда «За свободу Прессы» (1993)
• Почётный доктор права ряда американских и европейских университетов
• премия Международного фонда имени Рауля Валленберга
• премия памяти профессора Торолфа Рафто (1991)
• Командорский Крест ордена Заслуг перед Республикой Польша указом президента Польши Леха Качиньского «за выдающиеся достижения в области защиты прав человека и продвижения гражданских свобод» (2009). 30 октября 2010 года награда была вручена послом Польши в России Петром Марциняком представителю Елены Боннер — заведующей архивом в Центре имени Сахарова Белле Коваль.

Литература

• Постскриптум. Книга о горьковской ссылке. (Париж, 1988: [www.vtoraya-literatura.com/publ_678.html pdf], М.: СП «Интербук», 1990; издана на многих языках).
• Сахаров А. Д. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=book&num=1064 Воспоминания : в 2 т.]. — М.: Права человека, 1996. — Т. 2. — 862 с.
• Звонит колокол… Год без Андрея Сахарова. — М.: ПИК, 1991.
• Дочки-матери. (1991 год, издана на многих языках, в том числе на русском — М.: Прогресс, 1994).
• Вольные заметки к родословной Андрея Сахарова. — М.: Права человека, 1996. — ISBN 5-771-20017-4.

Ссылки

• [www.prison.org/personal/boner.htm Биография Елены Боннэр] на сайте «Центра содействия реформе уголовного правосудия». (недоступная ссылка с 21-08-2016 (2798 дней))
• [www.homeru.com/rci/community/communa_14.html Арест Гусинского усилит антисемитизм.] (недоступная ссылка с 21-08-2016 (2798 дней))
• Елена Боннэр. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_booka971.html?id=86552&aid=11: Постскриптум. Книга о горьковской ссылке.]
• [www.svobodanews.ru/Article/2008/02/15/20080215143300513.html Елена Боннэр: «Мне снится другой народ»] — Интервью для «Радио Свобода» по случаю своего 85-летия, 15 февраля 2008.
• [kudryats.journalisti.ru/?p=738 Елена Боннэр: «Когда Европа будет каяться?»] — Интервью газете «Русская мысль»
• [grani.ru/opinion/bonner/ Публикации Е. Боннэр] на grani.ru. (недоступная ссылка с 21-08-2016 (2798 дней))
• [press.karabakh.info/Елена_Боннэр:_«Спасите_Карабах!» Елена Боннэр: «Спасите Карабах!»]
• [svoim.info/201130/?30_4_1 Анонимный пасквиль на Е. Г. Боннэр «Мачеха».] (недоступная ссылка с 21-08-2016 (2798 дней))
• [www.chayka.org/article.php?id=2185 Интервью с Еленой Боннер.] Журнал «Чайка», 2008.
• [www.youtube.com/watch?v=XlWcHjX4cCA Записи разговора Владимира Синельникова с Еленой Боннэр в Бостоне летом 2010 года.]

Отрывок, характеризующий Боннэр, Елена Георгиевна

С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.